Притча о добром самарянине
Федор Николаевич Глинка
(1786-1880)
Вопрос о ближнем
Был добрый юноша, но он стоял
Духовной лествицы еще на нижней
Ступени. — Он Святаго вопрошал:
«Скажи, Учитель, кто мой ближний?»
А Мудрый и ему и нам сказал:
1
По дороге в Ерихон
Путник шел с отвагой!
Но в горах застигнут он
Буйною ватагой...
2
У дороги в Ерихон,
Язвами покрытый,
Брошен в зной палящий он
Путник тот забытый.
3
Вот, довольный сам собой,
Шел священник мимо:
Не замечен им судьбой
И тоской томимой...
4
Идет мимо и левит,
Тоже равнодушный,
А страдальца все томит
Зной и воздух душный.
5
Но пришел к нему один
С нежным сожаленьем,
И то был... самарянин,
Полный умиленьем.
6
Он елей на раны льет,
Обвязав их платом,
И с болящим в путь идет,
Ровно с кровным братом.
7
И вручил его врачу
До выздоровленья,
И сказал: «Все заплачу
За труды целенья...»
8
Разум слов сердечных сих
Не мудрен, не книжный!
Кто жалел, тот, из троих,
Был страдальцу ближний!..
9
Мы поймем ли, и в наш век,
Горе долей нижних,
Чтоб страдалец-человек
Нас почел за ближних?!.
Юлия Валериановна Жадовская
(1824 - 1883)
Милосердный самарянин
Покрытый ранами, поверженный во прах,
Лежал я при пути в томленье и слезах
И думал про себя в тоске невыразимой;
"О, где моя родня? Где близкий? Где любимый? о
И много мимо шло... Но что ж? Никто из них
Не думал облегчить тяжёлых ран моих.
Иной бы и желал, да в даль его манила
Житейской суеты губительная сила,
Иных пугал вид ран и мой тяжёлый стон.
Уж мной овладевал холодный смерти сон,
Уж на устах моих стенанья замирали.
В тускнеющих очах уж слёзы застывали...
Но вот пришёл один, склонился надо мной
И слёзы мне отёр спасительной рукой;
Он был неведом мне, но полн святой любовью -
Текущею из ран не погнушался кровью:
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам, -
И голос мне сказал в душе неотразимый:
"Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!"