Наша Палестина
В современных атласах по истории Средних веков есть карты, необычные для других историко-географических сводов. Это карты путей паломников и тех центров, к которым стремился средневековый пилигрим. Извилистые дороги, как ручьи, сбегаются, как к озерам, к святилищам, образуя местами довольно густую сеть. Ее средоточие - земной центр христианского мироздания, Палестина, в сердце которой - Иерусалим с храмом Гроба Господня.
Всякая реликвия была дорога христианину. Но несравненно ценились те, что доставлялись из Святой Земли или несли на себе отсвет ее чудес. Так было уже с IV века, с того момента, когда император Константин и его близкие решили вернуть Палестине значение, отвечавшее грандиозности совершившихся там событий Священной истории. Первые поставленные ими базилики отметили и наглядно связали воедино четыре главные события ветхозаветного и новозаветного предания: явление ангелов Аврааму у дуба (Мамвре), Рождество (Вифлеем), смерть и Воскресение (Голгофа), Вознесение (Масличная гора). Важнейшим из них сразу стал и остается по сей день комплекс, связанный с распятием и воскресением Иисуса. Там можно было поклониться двум основным свидетельствам великих чудес христианства: Животворящему Кресту и Гробу Господню. В иерархии бесчисленных реликвий их частицы или изображения (копии) стояли превыше всего.
Но попасть в Палестину и в раннехристианскую и в средневековую эпоху было нелегко, паломничество несло на себе отпечаток подвига во имя веры. Недаром для тех, кто по каким-то причинам не мог совершить его непосредственно, в церквях стали сооружать специальные "модели"-лабиринты, прохождение которых воспринималось как аналог путешествия. Паломникам же приходилось преодолевать сухой зной пустынь Анатолии и Египта, влажную жару Киликии, опасности морских путешествий. Ночлег и пищу паломник находил в специальных приютах, странноприимных домах и монастырях, а физическое и духовное исцеление, поддержку, - у местных святынь. Здесь же его снабжали евлогиями ("благословениями"), которые охраняли в пути и с которыми переносилась в родную землю часть благодати посещенного святого места.
ЕВЛОГИИ
Необходимость обеспечить благочестивого путника всем потребным привела к сложению в Палестине разветвленной и надежно работавшей системы, отдаленно напоминавшей инфраструктуру современного туризма. Производство евлогий было одной из ее важнейших функций.
Евлогии были разнообразны по форме (ампулы-фляжки, коробочки-реликварии, медальоны, значки-жетоны) и материалу (драгоценные металлы, медь, свинец и олово, стекло, дерево и глина). Они обычно соединяли два элемента: собственно реликвию (святую воду, миро, частицу Древа Креста, камушек от Гроба Господня или иную) и освященное изображение (святые, новозаветные сюжеты и др.) на вместилище. Образ служил при этом не просто напоминанием (как современные сувениры) - на него распространялась способность к чудотворению, присущая посещенному святому месту. Иными словами, это изображение по характеру приближалось к иконному. Среди таких изображений одни из древнейших (VI-VII веков) и наиболее известные - литые рельефы на серебряных ампулах, хранящиеся в соборах городов Боббио и Монцы (Ломбардия), и роспись крышки ларчика с набором реликвий из Святой земли в собрании капеллы Санкта Санкторум на Латеране в Риме.
Долго спорили о том, как возникла иконография древнейших евлогий. Чаще всего склонялись к мысли, что она зависима от монументальных живописных композиций или икон, впоследствии утраченных и дошедших до нас только в упрощенной "прикладной" переработке. В ряде случаев дело, возможно, так и обстоит, но следует учитывать, что связь между конкретным местом и сюжетами его образов-евлогий не всегда была прямой. Местных святых, их атрибуты или широко чтимые иконные композиции, имевшиеся в святилище, конечно, изображали, - но "благословения" не менее часто несли и самые общие, центральные мотивы христианской иконографии, не зависящие напрямую от локальных святынь.
Единственное и хорошо известное исключение - евлогии Гроба Господня. Использование Гробницы как модели, источника для композиций на евлогиях несомненно. Детали структуры, отмеченные на ампулах, хорошо соответствуют и описаниям пилигримов, и археологическим данным. Дело в том, что в сознании ранневизантийской эпохи храм Гроба Господня был не зданием, но огромной реликвией; в этом смысле он был сопоставим с Животворящим Крестом.
Это как бы "священная матрешка" из реликвариев. Внешней оболочкой ее является храм Гроба Господня (точнее - его западная часть, Ротонда Воскресения, или Анастасис). Он обнимает собой стоящую в центре ротонды внутреннюю часовню - Эдикулу ("домик"), которая тем самым, помещаясь под куполом храма, приобретает значение не только дополнительного футляра, но и реликвии. Внутри этой "реликвии-реликвария" сохраняется скальная гробница с каменной скамьей, на которой, по преданию, покоилось тело Иисуса после распятия. Однако и это священное ядро в известном смысле не столько реликвия, сколько реликварий - ведь скальная гробница служила лишь ракой, навеки опустевшей после Вознесения. По сути дела, эта пустота, столь ярко подчеркнутая в евангельском рассказе о женах-мироносицах, и является главным свидетельством истинности предания о страданиях, смерти и воскресении Иисуса, главной реликвией храма Гроба Господня. Ясно, однако, что пустота сама по себе неизобразима и может быть показана только через образы окружающих ее оболочек, либо через сюжетные композиции, то есть через цепочку: скамья скальной гробницы - Эдикула - Ротонда - композиция "Жены-мироносицы" (или связанные сюжеты: "Распятие", "Миропомазание", "Положение во гроб").
В этих условиях архитектурные оболочки-реликварии (скальная гробница, конечно, в известном смысле тоже архитектурное сооружение) сами очень быстро приобрели характер реликвий (не присущий, за редкими исключениями, внешнему оформлению иных христианских святынь). Внимание к архитектурным формам стало здесь нормой, а самые общие и бросающиеся в глаза признаки приобрели архетипические черты, воспроизведение которых в средневековом искусстве получило глубокую религиозно-символическую и магически-ритуальную окраску. С ними передавалась не только историческая форма или идея, но, главное, часть сакральной мощи Гроба.
МЕРЫ И МОДЕЛИ
Благословение Гроба Господня могли нести типологически очень разные "копии" его архитектурных объемов - всегда, однако, возводимые к исходному пункту. Часто благодать передавалась просто через обмер. Для средневековья, глубоко и безнадежно влюбленного в Число, важнейшим атрибутом была Мера - и "меры Гроба Господня" в самых разных видах распространяются по христианскому миру, иногда являясь единственным связующим звеном между вновь возводимыми храмами и их прообразом. Пилигримы считали "меры" чрезвычайно важными реликвиями. Например, колонна в базилике Св. Сиона, у которой бичевали Христа, несла "отпечатки обеих его рук, его пальцев и его ладоней", по которым снимали "мерки для всех видов болезней" и носили вокруг шеи. Григорий Турский писал, что колонну "обвязывают тем вервием, которым сами были опоясаны, и получают его назад как благословение, которое помогает против различных болезней".
Мера могла сопрягаться с определенным, конкретным архитектурным планом (прежде всего кругом). В случае отхода от меры, самой формы было достаточно для установления подобия - хотя иногда связь "копий" с образцом ясна лишь тем, кто знаком с замыслом строителя. Последним среди главных способов уподобления было воспроизведение одной или нескольких иконографически узнаваемых деталей иерусалимской композиции - например, шатрового свода, форм Эдикулы, скальной погребальной скамьи и т.п.
Утвердить священный покров храма Гроба Господня над своим домом, городом, монастырем, замком можно было не только принесением реликвий из Иерусалима (материализованных либо через меру и форму), но также воспроизведением их в требуемом месте. Открыто много примеров тому - от изображений и маломерных моделей Эдикулы (например, модель V-VI веков из пиренейского мрамора, найденная на юго-западе Франции, в Нарбонне) до архитектурных "копий" храма Гроба Господня. Эти копии - не сувениры и не наглядные пособия, а скорее трехмерные иконы Гроба Господня; посредством их изготовления он как бы умножался и переносился в Европу. С эпохи Средневековья любая церковь во время пасхального богослужения уподоблялась, в символико-топографическом отношении, Иерусалиму и храму Гроба Господня, поэтому каждая из них располагала той или иной материальной копией гробницы, ее изображениями или по крайней мере знаками. Со времен Крестовых походов, с XI-XII веков, особенно распространилась традиция строить внутри или вблизи церкви подобие Эдикулы - "Гроб Господень" или "пасхальную Гробницу".
СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ НА СВЯТОЙ РУСИ
Конечно, ни Киевская, ни тем более Московская Русь "не застали" то время, когда начинала формироваться иконографическая традиция евлогий Гроба Господня; Русь включилась в этот процесс на его развитой стадии. Но желание обладать палестинскими реликвиями было на Руси не менее сильно, чем у других христианских народов, и в ходе усвоения традиции родились вполне оригинальные, местные художественно-символические формы "переноса благодати", постоянно видоизменявшиеся на протяжении XI-XVII веков.
Об этом процессе можно кое-что узнать из письменных источников, рассказывающих о паломничествах и приобретениях реликвий Гроба Господня уже с XII века. Около 1107 года, когда с момента завоевания Иерусалима крестоносцами не прошло и десяти лет, Палестину посетил игумен Даниил, с торжеством повествующий о том, как ему удалось овладеть частицей скалы от гробницы Спасителя. Разумеется, Даниил был не единственный русский, поклонившийся Гробу Господню в те годы, и сам он упоминает многих, кто посетил Иерусалим на слишком краткое время, "много добра не видевши". Под 1134/35 (6642) годом летопись сообщает, что в Новгород "принесена бысть доска оконечная Гроба Господня Дионисием, послал бо бе Мирослав".
Продолжали проявлять интерес ко главной святыне Иерусалима и позже. Хорошо известно сообщение Новгородской 1-й летописи (под 1211 годом) о том, что вернувшийся из паломничества в Царьград Добрыня Ядрейкович, будущий архиепископ, "привезе съ собою гробъ господень". В какой именно форме - как фрагмент реликвии, ее модель или изображение - неясно.
Реликвии, связанные со смертью и погребением тела Иисуса, традиционно почитались в Византии - недаром Добрыня привозит свой "Гроб Господень" именно из Царьграда. "Хождение" Стефана Новгородца (конец 1340-х годов) и другие русские описания XIV-XV веков называют в числе самых чтимых реликвий символы страстей, хранившиеся в соборе Св. Софии; "гвоздь Господень", "доску", на которой тело Христа лежало после Распятия, хранимую в монастыре Пантократора. Паломничества сюда из России были, конечно, гораздо многочисленнее путешествий в Палестину.
Небольшие кусочки Гроба стремился, видимо, привезти каждый посетивший Святую Землю, так что камень погребальной скамьи Христа, согласно описаниям паломников, был буквально испещрен кавернами. Как и открытая в 1980-х годах погребальная скамья Богородицы в Гефсимании.
В XII-XIV веках на Руси появились и такие традиционные реликвии, как меры Гроба Господня, хранившиеся в Софийском соборе Новгорода, а позднее - и в Московском Кремле. Предполагают, что даже престол Софийского собора с начала XIII века был устроен в меру длины погребальной скамьи Иисуса (что совершенно нетипично для древнерусских церквей).
Восприятие Русью традиции особого почитания Гроба Господня можно проследить и по распространению посвящений престолов женам-мироносицам. Первая такая церковь, вероятно, была поставлена в Новгороде, хотя точная дата ее возведения неизвестна (каменный храм возник в начале XVI века "на старом месте"). Возможно, именно под влиянием Новгорода это посвящение проникает и в Москву.
Прямым свидетельством почитания Жен-мироносиц в средневековой Руси и ее знакомства с реликвиями Гроба Господня служит популярность каменных иконок с композициями на этот сюжет - яркая и самобытная ветвь от общего ствола христианской иконографии Святой Земли. Иконки, по-видимому, заказывали местным художникам. Во всяком случае, почти все они сделаны из новгородского сланца и, следовательно, не являются "реликвиями паломничеств" в полном смысле слова.
Конкретные их функции, как и причины, по которым они стали столь популярны, вызывают массу споров. Однако в контексте общей истории образов Гроба Господня в Европе эти функции легко проясняются. С точки зрения средневекового сознания часть в полной мере заменяла целое - во всяком случае, в мире реликвий. Любой их фрагмент обладал силой чудотворения. В случае с главными реликвиями - Крестом и Гробом Господним - это касалось также "подобий", то есть изображений, символов и знаков. Поэтому акт заказа копии Гроба Господня был, по сути, актом создания еще одной реликвии. В некотором смысле было все равно, что заказал ктитор: целый храм, модель или каменный образок. Разница была прежде всего количественная, стоимостная. Принципиальным же было точное следование той или другой детали архетипа. Имел значение и сам материал - камень, и связанное с ним качество трехмерности предмета при его цельности, несвойственное произведениям живописи и графики. Соблюдение этих условий наделяло местный камень свойствами подлинного камня Гроба Господня, отождествляло с ним. "Иконографическое тождество" достигалось копированием облика храма Воскресения или Эдикулы с изображений, принесенных из Палестины или считавшихся таковыми - с рельефов из камня, кости, металла и с книжных миниатюр. Через них в иконографию каменных образков Руси проникли развитые композиции на евангельские сюжеты и даже на темы истории Палестины эпохи Крестовых походов, созданные художниками Латинского Востока, Средиземноморья и Западной Европы.
Существенным, ценимым элементом этих композиций были "мелкие" детали, перенесенные с подлинного оформления реликвии XII-XIII веков, - например, три "окошечка" специального экрана, которым заградили боковую стенку погребальной скамьи в Эдикуле и которые описаны многими паломниками, начиная с игумена Даниила.
Эти позднероманские, хотя и с ощутимым привкусом византийского влияния, композиции получили на Руси своеобразную местную интерпретацию. Они сохраняли популярность несколько столетий, до XV-XVI веков, и воспроизводились уже не только в камне, но и в литье из меди. Их "реликварный характер" был оценен позже старообрядцами, создававшими образки Гроба Господня в XIX веке.
С развитием в XVI веке взгляда на Москву как на последнее православное царство, народное почитание святынь Палестины приобрело государственный масштаб и последовало по той же в принципе линии, по какой оно развивалось в Европе. Московские правители, уподобляя свою столицу Новому Иерусалиму, а царство - Святой Земле, не только собирали отовсюду реликвии, но и стремились к переносу на Русь священной топографии. Соответственно развивалось чинопоследование церковных служб, появлялись новые формы торжественных процессий, а параллельно вырабатывались формы литургических предметов, выполнявших функцию реликвариев или реликвий. К последним относятся переработки форм "иерусалимов" ("сионов"), известных с XI-XII веков (малый и большой "иерусалимы" из Новгорода) - священных сосудов для евхаристического хлеба. Заказ и вложение князем подобного сосуда в храм символизировали заботу светской власти о Церкви и архетипически сопоставлялись с возведением храма Гроба Господня Константином Великим.
С XVI века на Руси можно видеть не только традиционный для христианского Востока воздух-плащаницу, но и прямые аналоги западных "пасхальных Гробниц", использовавшихся в европейских странах для разыгрывания "Действа о посещении Гроба". В конце столетия Борис Годунов заказывает литой "гроб злат, кован весь..." особо выдающейся работы - в форме раки-саркофага, "пасхальной гробницы" или скульптурной композиции "Положение во Гроб" - для строившегося собора "Святая Святых" в Кремле. В Успенском соборе в 1620-х годах был сделан "Гроб Господень" под литым киворием работы Дмитрия Сверчкова.
Эти своеобразные трехмерные иконы Святого Гроба изготовляли по мерам, привезенным из Иерусалима, которые и сами представляли собой важные реликвии. Меры привозили в виде лент: "...Мера Господня Гробу в долину тесма щолкава сколь велик и долог Гроб Господень..." В Успенском соборе в начале XVII века одна из мер находилась на почетном месте в качестве реликвии, а в описи келейной казны патриарха Филарета таких мер названо 13. Такую меру доставил в Москву Трифон Коробейников еще в конце XVI века, не нее ориентировались, строя Гроб Господень Успенского собора в 1620-1621 годах. Причем она могла служить и для "обратных отсылок" паломников - так, Василий Гогара в 1634 году пишет: "Гроб Господень... величиною слово в слово, что у нас в Москве в соборе стоит, что вывез Трифон Коробейников из Иерусалима к Москве, токмо поскуднее того немного в ширину".
В середине XVI века на Русь проникает и традиция уподобления архитектурных форм шатру Ротонды Анастасиса. Она чувствуется в центричных царских храмах Москвы - Вознесения в Коломенском и особенно Покрова на Рву.
Последний к началу XVII века стал центром "топографической композиции", позволявшей моделировать, в форме шествия-драмы, некоторые события Евангелия, прежде всего вступление Христа в Иерусалим в Неделю Ваий. Рядом с собором было поставлено Лобное место (т.е. "Голгофа"). Борис Годунов, видимо, думал развить замысел, включив в него храм "Святая Святых", который окончательно уподобил бы Кремль Иерусалиму, что не осуществилось.
Идея Годунова, как и более поздние по происхождению процессии в неделю Ваий, - типичный пример "переноса святости" посредством мнемонической функции. Ритуальное разыгрывание библейских сюжетов, исполнение имитационного спектакля там, где сакральный пункт или реликвия сообщают ему свою подлинность, было центральным моментом паломничества.
(Еще в IV веке паломница Этерия описала службу на Горе Олив, соотнесенную со Входом в Иерусалим, после которой молящиеся, держа пальмовые ветви, сопровождали епископа в город вдоль пути, которым когда-то следовал Иисус. Она же описала и воскресную "драму" в Ротонде Анастасиса, включавшую каждение внутри Гробницы и чтение епископом текста о воскресении Христа с той точки, откуда его впервые объявил ангел. Пилигримы входили в Иордан на месте крещения Иисуса, с тем чтобы "впитать благодать" его вод.)
Попытки перенести в Кремль "топографию" основных реликвий Святой земли продолжались до конца XVII века. "Копию" храма Гроба Господня, включавшую и Голгофу (с алебастровым гробом и фигурами ангелов) создал царь Федор Алексеевич на основе второго яруса церкви Теремного дворца, вновь освященной в 1681 году во имя Воскресения Словущего, то есть праздника Обновления храма Воскресения в Иерусалиме, причем на хорах церкви была и маленькая церковь Распятия (Воздвижения Креста Господня).
Наиболее полный перенос на Русь священной топографии Палестины и создание здесь Нового Иерусалима предпринял патриарх Никон. В его деятельности причудливо смешиваются средневековое стремление к перенесению реликвий и характерное для Европы Нового времени (и быстро проникавшее в Россию) требование "достоверности", "точности", даже "научности". Недаром в построенном под Москвой огромном соборе Воскресения средневековый "итинерарий", сопоставляющий его элементы с деталями иерусалимского комплекса, вынесен непосредственно на стены. Архаичный подход к сакральной "мере" встречается здесь с необходимостью полностью повторить все детали плана, следуя обмерным чертежам и гравюрам, распространившимся уже в Европе и специально заказанным.
Новый тип копирования, где традиционная для "маленьких" реликвий соотнесенность формы распространяется на всю громаду храма и, более того, на всю окружающую местность, требовал топографических описаний и моделей. Частично эту потребность удовлетворяли первые выпущенные в начале XVII века гравированные рисунки. Ценнейший памятник из круга палестинских реликвий Новоиерусалимского монастыря, возможно, служивший одним из источников при создании его собора, - деревянная разборная модель Анастасиса с Эдикулой внутри, хранящаяся сейчас в Новом Иерусалиме и вывезенная из Палестины или Европы. Производство таких моделей из дерева оливы, инкрустированных перламутром и костью, началось, видимо, в Вифлееме в конце XVI века.
"Открытие" Палестины в XVII-XVIII веках для европейских паломников и путешественников и активизация здесь в XIX веке христианских миссий из Западной Европы и России благотворно сказались на производстве евлогий. Христиане-ремесленники возрождали свое искусство. При русских миссиях и монастырях развернулось производство икон, четок, крестиков, образков. Особую популярность получили изделия из "исторических" экзотических материалов. Алексей Дмитриевский в начале XX века отмечал, что "Икона Кувуклий Гроба Господня охотно будет приобретаться, если она написана на мраморе, масличном дереве и на кипарисе, Святая Троица в виде трех странников под Мамврийским дубом - непременно на дубе, Гора соблазна или Сорокадневная - на простом камне или на камне, взятом с вершины названной горы, и, наконец, на масличном дереве, Крещение Господне - на широком голыше, вынутом из реки Иордана, или на рыбе из Тивериадского озера с широким туловищем, Вифлеем - на перламутре, мраморе, кипарисе и масличном дереве, Неопалимая Купина - на камне, Успение Богоматери - на дереве, в виде плащаницы, причем Богоматерь изображается по еврейскому погребальному обычаю повитою пеленами и т.д."