Встреча двух миров.
Александр Иванов искал поворотные моменты в истории человечества

 
До начала работы над большой картиной «Явление Мессии» («Явление Христа народу») художник  Александр Иванов приступает к написанию двухфигурной композиции, «чтобы изведать свои силы в Италии». Дело в том, что Общество поощрения художников, на чьи средства Иванов был отправлен в Италию в 1830 году, не удовлетворялось его проектами и обещаниями исполнить грандиозную картину на оригинальный сюжет. Оно ждало от него решения более скромных задач – написания полотна, которое могло бы подтвердить результаты заграничного пенсионерства и послужить гарантией дальнейших успехов. Поэтому Иванов избирает один из традиционных сюжетов европейской живописи – явление Христа Марии Магдалине.

Для Иванова, ищущего поворотных моментов в истории человечества, явление воскресшего Иисуса Христа Марии Магдалине было точкой, в которой сходились концы и начала христианской истории. Порывистое движение восхищенной Марии останавливается величественным жестом Христа: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин. 20: 17). Подобная композиционная завязка нередко встречается в работах старых итальянских мастеров. Иванов  сосредотачивает внимание на эмоциональной стороне происходящего, стремясь передать внутренний драматизм евангельского события.

Христос пребывает на тонкой грани двух миров. Пластическим выражением встречи несовместимых сфер (живого плотского и неосязаемого метафизического) стал контраст пламенеющего цвета красного платья Марии и белых пелен Христа с их прозрачными переливами холодных и теплых тонов. Но, стремясь передать двойственную природу воскресшего Христа, Иванов испытывал творческие трудности, не находя пластического подобия этому образу ни в произведениях великих мастеров, ни в реальных впечатлениях.

Отправной точкой в поисках образа стали скульптура Христа, над которой работал датский скульптор Бертель Торвальдсен, и статуя Аполлона Бельведерского. Однако среди подготовительных рисунков Иванова мы встречаем не только зарисовки с работы Торвальдсена, но и фрагменты композиций Джотто, Фра Анджелико, Леонардо да Винчи, Фра Бартоломео, Рафаэля, наброски с античной скульптуры.

Жарким летом 1834 года Иванов уезжает в окрестности Рима, в горы. В Тиволи пишет для картины этюды столетних кипарисов в парке виллы д’Эсте. «Таким образом околичность у меня теперь кончена, и я принимаюсь за окончание фигур. Какая разница – писать большую картину или маленькую? Я в отчаянии от фигуры Христа. Думаю, думаю, углубляюсь и в наблюдение великих мастеров, и в природу и никакого не нахожу пособия…» – вспоминал он.

Чтобы понять колористическое мастерство великих итальянских художников, он совершает в том же году путешествие на север Италии. «Написать истинно колоритно белое платье, закрывающее большую часть фигуры в естественную величину… право, нелегко, – признавался художник. – Сами великие мастера, кажется, этого избегали. Я по крайней мере во всей Италии не нашел себе примера. Отец истинного колорита Тициан старался белое платье показывать каким-нибудь куском, смешавшимся с платьями других цветов или закрывающим только стыдливые места наготы. Фрески не могут быть примером, ибо там белое платье суть только оттененные рисунки».

Представление об античной пластике нашло отражение в образе Христа, своим физическим совершенством напоминающего греческого бога, в утонченной красоте персонажей и выразительных ритмах движений, жестов и драпировок. В письме отцу осенью 1834 года художник уточняет свою мысль: «…Платье (Иисуса Христа. – С.С.)… имеет цвет мистический, то есть голубоватый с золотыми звездами, как то представил его в своей превосходной композиции Рафаэль, если вы помните эстамп «Иисус поручает Петру пасти овцы Его». А также преподобный Анжелико да Фиэзоле, родитель церковного стиля, представлял в такой одежде Иисуса или Матерь по отшествии Их от земли».

В работе над образом Марии Магдалины особенно наглядно проявились творческий метод художника, его стремление достигнуть предельной наглядности, пластической достоверности поведения героев. Первой моделью для Марии Магдалины послужила знаменитая красавица из Альбано – Виттория Кальдони. Второй – неизвестная натурщица, с которой художник писал голову и руки. Чтобы добиться убедительности женских эмоций, Иванов заставлял натурщицу резать лук и одновременно смешил ее, желая вызвать на ее лице улыбку сквозь слезы. «Она так была добра, что, припоминая все свои беды и раздробляя на части перед лицом своим самый крепкий лук, плакала, и в ту же минуту я ее тешил и смешил так, что полные слез глаза ее с улыбкой на устах давали мне совершенное понятие о Магдалине, увидевшей Иисуса. Я, однако ж, работал в то время не хладнокровно, сердце мое билось сильно при виде прекрасной головы, улыбающейся сквозь слезы».

Зимой 1835–1836 годов картина «Явление Христа Марии Магдалине» с успехом показывается зрителям сначала в мастерской художника, а затем в Капитолии. Отправив полотно в Петербург, Иванов крайне обеспокоен его приемом и экспонированием. Он пишет отцу, что необходимо сделать золотую раму и «затянуть грубым зеленым полотном со всех сторон от рамы на аршин так, чтобы не беспокоили ее никакие картинки». Просит слависта Виктора Григоровича, в доме которого экспонировалась картина, выбрать «полутонную» залу с высоким светом, чтобы он «помогал сюжету, то есть чтобы похож был на утреннюю глуботу или казался бы самым ранним утренним, в каковой час Спаситель явился Магдалине у гроба».

В ответ отец с радостью сообщает сыну о прибытии картины и первом впечатлении от ее просмотра: «Ты, любезный Александр, напрасно заботился о золотой раме, о помещении картины твоей на выгодном для ея месте и прочем, для такой картины, как твоя, ничего подобного не нужно, она берет собственною своею силою все, производит сильное впечатление на душу зрителя по чувствам, в ней изображенным». Учитель Александра Иванова Алексей Егоров отозвался о картине скупо, но точно: «Какой стиль!» Признание со стороны известного академического профессора было тем более значимо, что именно он в студенческие годы Александра Иванова сомневался в самостоятельности его первых работ, бросив однажды сакраментальное: «Не сам».

Картина принесла ее автору успех и звание академика, Общество поощрения художников преподнесло ее в дар императору Николаю I в день тезоименитства. Это обстоятельство обрадовало и испугало Иванова, больше всего не желавшего скорого возвращения в Петербург. Ведь сам художник видел в своем произведении лишь «начаток понятия о чем-то порядочном», охваченный идеями нового замысла, должного превзойти все, им до сих пор сделанное, – картины «Явление Мессии».