Рождество в русской поэзии

24 декабря

Восторженный канон Дамаскина
У всенощной сегодня пели,
И умилением душа была полна,
И чудные слова мне душу разогрели.
"Владыка в древности чудесно спас народ..."
О верю, верю. Он и в наши дни придет
И чудеса свершит другие.
О Боже! не народ - последний из людей
Зовет Тебя, тоскою смертной полный...
В моей душе бушуют также волны
Воспоминаний и страстей.
Он волны осушил морски
О, осуши же их своей могучей дланью!
Как солнцем освети греховных мыслей тьму...
О, снизойди к ничтожному созданью!
О, помоги неверью моему!

Алексей Апухтин (1840-1893)

Благовестие

Веют в темном мире
Скорби и бессилья
Ангельские хоры,
Ангельские крылья.

Озарились ясно
Песнью благостыни
И холмы, и долы
В скудной Палестине.

Слышится та песня
В шири небосклона
От вершин Ливана
До струи Кедрона...

Мудрецы с Востока,
К радости всемирной,
Держат путь с дарами -
С ладаном и смирной...

Под святые звуки
Горнего напева
Озарился сумрак
Каменного хлева.

А в забытых яслях
Ярче век от века
Светит лик Младенца -
Богочеловека...

Двадцати столетий
Пронеслась громада,
Но душа все так же
Вдохновенно рада.

Но на сердце так же
При воспоминаньи
Легче груз заботы
И светлей страданье.

И парит над миром
Скорби и бессилья
Ангельские хоры,
Ангельские крылья!

Коринфский Аполлон Аполлонович (1868 — 1937)



Христос-младенец

I
То не льется ли к долинам
Дальний говор волн морских,
Не домчал ли песню моря
Вольный ветер и затих?
То не шепчут ли деревья
В полуночной тишине,
Или полночь голубая
Замечталась обо дне?
То не птицы ли запели —
Зазвенели по кустам,
Голоса ли чуткой ночи
Раздаются здесь и там?
Или, может быть, с цветами
Сговорилися цветы —
Разсказать далеким звездам
Все желанья, все мечты?
Или, может быть, и звезды
С высоты своих небес
Шлют земле, объятой мглою,
Вести, полныя чудес?!.
Нет, не звезды, нет, не волны,
Нет, не хоры птиц звенят;
Это — сонмы сил небесных,
Это — ангелы летят!..

II
За строем строй,
За клиром клир —
Летят они
В подлунный мир.
Они летят,
И шелест крыл
Немую даль
Заворожил.
С полей небес —
Как с выси гор —
Спустился вниз
Их звонкий хор.
Небесный гимн
Они поют,
Завет небес
Земле несут;
Поют о том,
Что в мир тревог
Пришел Христос —
Младенец-Бог,
Что с Ним сошли
Любовь и мир
В обитель слез,
В мятежный мир.

III
А Он — божественный Младенец,
А Он заснул и видит сон;
И первый сон Христа-Младенца
Крылами тайны осенен.
Небесных звуков сочетанье,
Земных мелодий чудный строй
Лелеет слух Христа-Младенца
Своей волшебною игрой.
Он видит: три безплотных брата,
Перед собой развеяв тьму,
Пришли к Нему, к Христу-Младенцу,
Царю и Богу своему.
Он слышит, — первый молвил: «Слава —
И на земле, и в небесах —
Той, что в Своем Христе-Младенце
Мессию держит на руках!..»
Второй промолвил: «В темном мире
Не льется в эту полночь слез, —
Земле Собой Христос-Младенец
Свет чистых радостей принес!..»
И молвил третий — ангел скорби:
«Он в мир пришел — за мир страдать!..»
Но не слыхал Христос-Младенец,
Но не внимала даже Мать...
А ночь плыла над Вифлеемом
Под гимны ангелов святых,
Венчая сон Христа-Младенца
Венцом созвездий золотых...

Коринфский Аполлон Аполлонович (1868 — 1937)


* * *
Вот, вот она опять, сметая злые годы,
Как в отдаленные от наших дней века,
На землю сходит ночь — светла и глубока,
Как чудо — высшее из всех чудес природы;
И в сердце льется вновь могучая река —
Река любви, надежд, и веры, и свободы...
«Христос рождается!» — звенят в душе слова, —
И полнится она отрадой безграничной,
Она — оторвалась от суеты обычной,
Чужда ей черных дум докучная молва, —
Как будто для нея нет больше жизни личной,
Как будто скорбь ея безсонная мертва...
О, ночь священная! Ночь тайны безконечной,
Непостижимая холодному уму!..
Как властно говоришь ты сердцу моему
О том, что — волею Судьбы судеб Предвечной —
Свет Воплотившийся разсеет жизни тьму,
Сотрет главу змеи — дух мысли человечной...
Христос — рождается... О, ночь волшебных грез!..
Проснитесь, спящие! Свет Разума — сияет!
Пред Солнцем Правды — весь мрак лжи и злобы тает!..
Изсякнет навсегда поток кровавых слез, —
Всё — славу Небесам, всё — мир земле вещает...
Воспряньте, падшие! — Рождается Христос!..
Обременённые! Легко вам станет бремя, —
Грядите вслед за Ним уверенной стопой!
Приникни ты к Нему воскресшею душой,
Ты — всех униженных, всех угнетенных племя!..
Смиритесь, гордые! — ударил час святой:
Звезда Любви взошла, исполнилося время!..
Умолкни навсегда, потёмной злобы пир! —
Звезда Любви горит над безднами порока...
Погрязший в слепоте страстей своих глубоко,
Стряхни ярмо вражды с себя, безумный мир!..
Христос — рождается! Он — с высоты Востока —
Несет на землю к нам уже не меч, а мир!..

Коринфский Аполлон Аполлонович (1868 — 1937)


Звезда Вифлеема

И вот свечерело…
И ночь голубая
Раскинула плащ над снегами…
И вспыхнуло небо от края до края,
И вспыхнуло небо звездами.
Алмазы – не звезды! Но в россыпи звездной
Одна всех ясней, всех заметней,
Зажглась, как светильник над темною бездной,
И светит теплей и приветней.
Во мраке веков над далеким Востоком
Она в первый раз засияла,
Царям и рабам, и вождям, и пророкам
Дорогу к любви указала.
Все тленно, все временно в суетном мире:
Погибнет и мудрость седая,
Погибнет богатство в кичливой порфире,
И сила погибнет живая.
Одно лишь, одно не изменится вечно,
Одно не погибнет на свете –
Любовь, та любовь, что, как Бог, бесконечна.
Что знают и старцы, и дети…
Она родилась в Вифлеемской пещере,
Зажглась, как звезда золотая,
Весь мир укрепляет в надежде и вере,
Зажглась и не меркнет, сияя…
Без этой любви жизнь могилы темнее,
А светит она между нами.
И радость, и счастье рождаются с нею,
Над жизнью мерцая звездами.

Коринфский Аполлон Аполлонович (1868 — 1937)

Поклонение волхвов

Тихо полночь плывет над уснувшей землей.
Ночь безмолвна, пустыня тиха.
В эту ночь на земле безмятежный покой,
В эту ночь на земле нет греха...
И горит и сияет на небе звезда,
Льет лучи, словно солнце вдали...
Не светили так звезды нигде никогда
С сотворения самой Земли...
Знать рождается в мире Владыка царей -
Кроткий вождь поколений земных:
Как маяк на просторе мятежных морей
Для усталых, гонимых, больных...
Тихо полночь плывет над пустыней немой,
И к звезде, воссиявшей вдали,
Днем и ночью спешат, позабывши покой,
От востока волхвы-короли...
Скоро кончится путь их пред звездным лучом,
И придут до прихода зари -
И в пещере глухой пред Небесным Царем
Преклонятся земные цари...
В небе звезды и Ангелы стройно поют:
"Слава в вышних и мир на земли!"
И к Неведомой Тайне с дарами идут
От востока волхвы-короли...

Г. Аркашов

Вечерний ангел

В вечерний час над степью мирной,
Когда закат над ней сиял,
Среди небес, стезей эфирной,
Вечерний ангел пролетал,
Он видел сумрак предзакатный,
Уже седел вдали восток…
И вдруг услышал он невнятный
Во ржах ребенка голосок.
Он шел, колосья собирая
И васильки, и пел в тиши,
И были в песне звуки рая
Невинной, неземной души.
«Дитя,- сказал посланник Бога,
И грусть и радость затая,-
Куда ведет твоя дорога,
И где сложилась песнь твоя?»
Ребенка взор был чист и светел,
Но он в смущении стоял.
«Не знаю…» — робко он ответил.
«Благослови меньшого брата,-
Сказал Господь,- благослови
Младенца в тихий час заката
На путь и правды и любви!»
И осенил дитя с улыбкой
Вечерний ангел,- развернул
Свои воскрылья в сумрак зыбкий
И на закате потонул.
И как алтарь весенней ночи,
Заря сияла в вышине,
И долго молодые очи
Ей любовались в тишине.
И в созерцании впервые
Дитя познало красоту,
Лелея грезы золотые
И чистой радости мечту.

Иван Бунин
1891

В сочельник

Канун великий Рождества...
Темнеют краски небосвода...
Все тихо... близость торжества
Невольно чувствует природа.
Как будто менее тревог,
Как будто менее страданья -
В подлунный мир Младенец-Бог
Приносит сладость упованья.
Вот в небе вспыхнула звезда;
Она зажглась, играя нежно...
Как счастлив тот, кто день труда
Сегодня кончит безмятежно,
Кто, отложив дела свои,
Забудет рой забот тяжелый
И отдохнет в кругу семьи
Спокойный, кроткий и веселый...
И не с нахмуренным челом,
Но, отрешась от дум унылых,
Он встретит праздник за столом
Среди своих родных и милых,
Услышит он святую весть,
Когда раздастся звон вечерний,
Но мир велик,- в нем много есть
И тех, чей путь исполнен терний...
О Боже! В этот день святой
И им пошли благословенье,
Утешь их радостью земной,
Житейских бед пошли забвенье...
Пускай для них суровых дней
Смирится вечная тревога,
Пусть ценят в этот день сильней
Святой приход Младенца-Бога.

Лев Медведев (1865 - 1904)

Ночь в сочельник

Ночь близка, и робко
Зажигают небеса,
И под снегом, притаившись,
Дремлют темные леса.

Не встречает ночь, как прежде, -
Сумрак ласковой весны,
Шорох трав и блеск зарницы,
Лепет листьев и волны.

Все молчит в пустыне снежной,
Ночь блестящая мертва, -
И плывет в мерцанье ночи -
Светлый праздник Рождества...

И как будто издалека,
В этот радостный канун,
Слышны песни сил небесных,
Точно звуки райских струн.

И сулят святые звуки
Мир озлобленным сердцам
И земли благословенье;
И святыню - небесам!..

Александр Федоров (1868-1949)

Звезда
Рождественская песнь

На широком небосводе,
В звездном ярком хороводе,
Светит дивная звезда.
Всюду луч она заронит,
Где людское горе стонет, —
В села, рощи, города.
Луч доходит до светлицы
И крестьянки, и царицы,
И до птичьего гнезда.
Он вскользнет и в дом богатый,
И не минет бедной хаты
Луч волшебный никогда.
Всюду ярче радость блещет,
Где тот звездный луч трепещет,
И не страшна там беда,
Где засветится звезда.

Изабелла Аркадьевна Гриневская (1854-1942) -
русский драматург, прозаик, поэтесса,
переводчица, критик

Рождественское утро

Льется звучными волнами
Звон колоколов,
В Божий храм валит толпами
Люд со всех концов,

И богатый и убогий,
Пробудясь от сна, -
Все спешат одной дорогой,
Мысль у всех одна.

Звон торжественный почуя,
Все во храм идут.
И с молитвой трудовую
Лепту в дар несут,

В дар Тому, кто в ночь родился
И средь пастухов
В яслях, Кроткий, приложился,
Принял дар волхвов.

Кто пришел на землю худших
Грешных оправдать,
И Своих овец заблудших
К Пастырю собрать.

Фёдор Пестряков (1862-1911), священник



Святая ночь

Давно померк закат огнистый,
Последний луч зари погас:
Мерцают звёзды, ночь чиста.
И близится полночи час.

За дни грядущие спокоен,
Одетый ризой световой
Мир весь молитвенно настроен
Пред Чудом тайны мировой…

Плывёт Святая ночь незримо,
Свершая мира торжество,
И славословят Херувимы
Младенца-Бога Рождество.

Фёдор Пестряков (1862-1911), священник

Волхвы

Едет всадник вперед. Полон верою взор
Устремил на звезду весь седой Мельхиор:
Воле Божьей предался он с перового дня
Не спеша, погоняет вперед он коня.
А за ним – за звездою – чернокудрый Гаспар
Волхв надежды святой – той, что скорбному дар:
Он науке отдал ум и силы, и дни…
Равномерно вперёд погоняют они.
Третий следом идёт… волоса словно жар;
Взор любовью горит; это маг Валтасар;
Своё сердце он предал добру, говорят…
Едут бодро вперед и на небо глядят.
Там на небе горит золотая звезда;
Не видали такой никогда – никогда:
Она в небе горит, перед ними идёт,
Она к Богу зовёт, она манит вперёд!..
И вся трепета, счастья и жизни полна,
Над одним из домов опустилась она.
И вступают туда, ускоряют свой шаг,
Видят – Чудо ребёнок – у девы в руках.
— «Вот мой Бог» – опустился седой Мельхиор и,
воскурил перед ним фимиам дальних гор.
— «Это Царь», и царю чернокудрый Гаспар
опустил золотые изделия в дар.
— «Человека искал я весь юный свой век, -
Вижу, вот он лежит предо мной человек!..
Он беспомощен, слаб, на руках он лежит
И зараней об нём моё сердце болит!
Вижу скорбной душою позор твой и суд, -
И на тело твоё принёс смирны сосуд!»
Молодой Валтасар головою поник …
И сказал Мельхиор, поднимая свой лик:
— «Вижу небо отверсто и Старец в лучах,
Вижу милость к страдальцу в предвечных очах.
А кругом их поют хоры ангельских сил
И возносится дым от небесных кадил» –
И закончил Гаспар речь волхва своего:
— «Да приидет скорее к нам Царство Его».


У яслей Христовых

Перед счастливою Марией
Младенец в яслях возлежал:
— «Ты тот, о ком во дни иные
Архангел с неба мне вещал!»

Взирает трепетно Иосиф …
И, мир забыв, всему глухи,
Склонившись к яслям, стадо бросив,
С молитвой смотрят пастухи.

Рассказу странному внимала,
Мария, в счастье неземном,
И в сердце бережно слагала
Слова о Господе своём…

Николай Васильевич Реморов (1875–1919),
священник с 1904 г.
Печатался в Тамбовских епархиальных ведомостях

Вифлеемские пастыри

Звездами блещут небеса
Луна плывет меж облаками
И как алмазный дождь роса
Легла над сонными полями.
Холмов песчаные вершины
Во мгле белеются ночной;
Клубясь, плывет на дне долины
Туман сребристою волной,
П над долиной Вифлеем
Спит тихим сном и глух и нем.
Кругом покрыты скаты горо
Его тенистыми садами;
За ними стелется ковер
Лугов с пугливыми стадами.
Все тихо… Чуден вид природы!
Легко вдыхает воздух грудь;
Светил полночных хороводы
Свершают стройно вечный путь,
И пастухи в тиши ночной
Ведут беседу меж собой…
Вдруг слышат из-за облаков
Несутся звуки песнопенья,
То Богу Вышнему хваленье
Поет незримый сонм духов.
Звучат в той песни вдохновенной
Слова неведомые им:
«Господь дарует мир вселенной
Благоволением своим;
Ему и слава, и хвала!»
И вот развеялася мгла:
Небесным светом озаренный
Крылатый вождь святых духов
Перед толпою изумленной
Стал вифлеемских пастухов.
«Не бойтесь,— кротко он вещал, -
Настало время жизни новой;
Греха расторгнутся оковы, -
Уж час спасения настал:
Спаситель мира днесь рожден,
Лежит в вертепе в яслях Он».
Исчезло райское виденье,
Как миммолетный чудный сон, -
Лишь оглашает небосклон
С высот небесных песнопенье.
И вновь настала тишина…
И пастухи порой ночною
(Им гор нестрашна крутизна)
Спешат знакомою тропою
К пещерам, где приют дневной
Стада находят в летний зной.
Пришли… Вертеп могилой темной
Всегда казался издали. -
Теперь из двери его скромной
Лучи таинственно текли.
Незримый светоч его своды
Лучом чудесным освещал
И Царь небес и всей природы
В убогих яслях там лежал.
Но где под кровлею земной
Дышал бы райский мир такой!
На лик Божественно-прекрасный
Младенца-Бога в пеленах
Смотрела Мать с улыбкой ясной,
Как солнце в радостных лучах.
И непонятное волненье
Объяло пастырей сердца:
И страх, и радость, умиленье,
И мир, и счастье без конца…
Они, склонившись до земли,
Христу дань сердца принесли
И снова прежнею тропою,
Спеша к стадам своим, идут
И о виденьи меж собою
Беседу тихую ведут…
А ночь торжественно блистала
И в даль небесную звала,
Где нет страдания и зла;
И так светло и мирно стало
В их торжествующих сердцах,
Как в этих чудных небесах.

Свящ. А. Ушаков
Богословский вестник. 1895 г. Т.1. № 1. С.79–81 (2-я пагин.)

Священник Алексей Дмитриевич Ушаков (1864–20 окт. 1943)
40 лет служил настоятелем храма святого Георгия Победоносца
в селе Юрьевское Старицкого района Тверской области.
Это был необычайно талантливый человек,
пытливый исследователь и краевед, замечательный писатель,
писал стихи и занимался переводом с французского стихов Ламартина.

* * *
Поликсене

Рождественскою ночью,
Прощения моля,
Узрела бы воочью
Притихшая земля —

Мечту, что ясным взорам
Светла твоим, дитя:
Всплывая легким хором,
Свиваясь и летя,

Вот — ангелы крылами
Сияют в высоте,
Бесплотными хвалами
Ликуют о Христе

И славу в вышних Богу —
О, слышишь ты! — поют,
На снежную дорогу
С одежд сиянье льют —

И в свете снежной ночи,
В сей осиянной мгле
Сомкнуть бы сладко очи
Притихнувшей земле.

Юрий Никандрович Верховский (1878-1956)

Рождество

Без мук Младенец был рожден,
А мы рождаемся в мученьях,
Но дрогнет вещий небосклон,
Узнав о новых песнопеньях.

Не сладкий глас, а ярый крик
Прорежет темную утробу:
Слепой зародыш не привык,
Что путь его подобен гробу.

И не восточная звезда
Взвилась кровавым метеором,
Но впечатлелась навсегда
Она преображенным взором.

Что дремлешь, ворожейный дух?
Мы потаенны, сиры, наги...
Надвинув на глаза треух,
Бредут невиданные маги.

Михаил Кузмин
Декабрь 1921

***
Те звезды в небе не погасли,
Что озарили нам места,
Где в тишине таились ясли
Новорожденного Христа,
Куда с дарами приношенья,
Путеводимые звездой,
Волхвы исполнены смиренья,
С востока шли на поклоненье
Благоговейною толпой.
Когда ж пронесся слух меж всеми,
Что ожидаемый Христос
Уже родился в Вифлееме
И свет спасения принес,
Смущенный Ирод вестью новой,
С тревожной думою о том,
Искал Христа, сразить готовый
Своим предательским мечом.
Тогда, по воле Провиденья,
Христос от Ирода очей
Нашел приют свой и спасенье
Вдали от родины своей.

Прошли века; в своей гордыне
Забыл о Боге человек
И променял свои святыни
На роскошь золота и нег.
Забыл о Том, Кто мир любовью
Так беззаветно возлюбил,
Кто грех людской святою кровью,
Святым страданьем искупил.
Кто и в страданиях смиренный,
Увитый тернием венца,
Скорбя душей, Творцу вселенной
За мир пустой и дерзновенный
Молился кротко до конца!

Леонид Николаевич Афанасьев (1864-1920)

Волхвы

Ѣдутъ они неоглядною степью
На поклоненье къ Младенцу-Христу;
Звѣзды надъ ними алмазною цѣпью
Ярко горятъ, озаривъ темноту.

Молча ступаетъ верблюдъ за верблюдомъ,
Въ сонной тиши колокольцы гремятъ;
Изумлены совершившимся чудомъ,
Тихо волхвы въ темнотѣ говорятъ.

Пальмъ неподвижныхъ гигантскія тѣни,
Переплетаясь, легли на песокъ;
Путь указуетъ съ лазоревой сѣни
Старцамъ угрюмымъ звѣзда на Востокъ,

Гдѣ возсіяло нежданное чудо,
Гдѣ совершилось Христа Рождество,
Люди, погрязшіе въ мракѣ, откуда
Чаютъ спасенья для міра всего.

Въ бѣдности жалкой — сокровищъ источникъ,
Свѣтомъ пролившій любви благодать,
Въ мракѣ блеснувшій, какъ мѣсяцъ-полночникъ,
Давшій о свѣтѣ и жизни понять...

Въ хрупкомъ созданьи — могучая сила,
Всеисцѣляющій жизненный лучъ;
Робость мильоны людей покорила;
Слабость открыла могущества ключъ.

Ѣдутъ волхвы неоглядною степью,
Путь ихъ короче и сумракъ блѣднѣй...
Вотъ ужь холмы развернулися цѣпью
Въ сѣрой дали, извиваясь, какъ змѣй.

Вотъ ужь видны очертанья селеній,
Тонущихъ въ дымкѣ таинственной мглы;
Вотъ ужь встаютъ, какъ гигантскія тѣни,
Горъ кременистыхъ крутые узлы.

Идутъ верблюды пустынной дорогой,
Дремлющій сумракъ недвижимъ и нѣмъ,
Скоро предъ ними и городъ убогій,
Бѣдности городъ — святой Виѳлеемъ.

Скоро и кровли завѣтнаго хлѣва,
И, средь убожества, въ бѣдныхъ стѣнахъ,
Матерь святая — пречистая Дѣва,
Съ свѣточемъ міра — Младенцемъ въ рукахъ.

Съ Тѣмъ, Кто принесъ своимъ тайнымъ рожденьемъ
Съ неба на землю спасенье и свѣтъ,
Съ Тѣмъ, Кто любовью и дивнымъ ученьемъ
Міру оставилъ великій завѣтъ!

Леонидъ Афанасьевъ
1896 г.


Рождество

I.

По волѣ Кесаря, въ тотъ годъ
Въ предѣлахъ тѣсныхъ Іудеи
Шла всюду перепись. Народъ,
Властямъ противиться не смѣя,
Стремился пестрою толпой
Съ мѣстъ жительствъ дальнимъ переходомъ
На запись въ городъ свой родной,
Откуда былъ съ отцами родомъ.
И — незамѣтные никѣмъ —
Въ толпѣ шумящей, какъ стихія,
За тѣмъ же въ городъ Виѳлеемъ
Пошли Іосифъ и Марія.
Повелѣвающій указъ
Взывалъ слѣпымъ повиновеньемъ
И даже былъ на этотъ разъ
Небесной воли исполненьемъ.
Хотя убогій Виѳлеемъ
Считался бѣднымъ, но оттуда
Евреи ждали, между тѣмъ,
Вождя Израиля, какъ чуда.
Уже изъ тьмы сѣдыхъ временъ
Оттуда-жъ былъ отцамъ съ сынами
Приходъ Христа предвозвѣщенъ
Пророковъ вѣщими устами.
Такъ незамѣтно пролита
Народной переписью ясность
Въ происхожденіи Христа,
На царскій родъ и рода властность,
А это было тѣмъ нужнѣй,
Что царскій родъ, терпя лишенья,
Вдали отъ родины своей
Встрѣчалъ позоръ и униженье.
Такъ часто умъ бываетъ слѣпъ
Въ своихъ поступкахъ, поневолѣ
Являясь дѣятелемъ воли
Творца — Вершителя судебъ.

II.

Ужь было поздно. Мглу набросивъ,
Спускался вечеръ, глухъ и нѣмъ,
Когда Марія и Іосифу
Пришли въ дремавшій Виѳлеемъ.
Какъ украшающій мезинецъ
Алмазъ кольца, зажглась звѣзда
Огнемъ сверкающимъ, когда
Средь переполненныхъ гостинницъ
Они, пріюта не сыскавъ,
Въ пещерѣ горъ остановились,
Гдѣ вѣялъ пряный запахъ травъ
И на ночлегъ стада сходились,
Откуда взорамъ былъ открытъ
Просторъ, какъ море, синей степи
И дальнихъ горъ туманный видъ,
И здѣсь, въ пастушескомъ вертепѣ,
Родился Тотъ, предъ Кѣмъ свой ликъ
Склоняетъ солнце на закатѣ
Кто необъемлемъ и великъ
И полнъ любви и благодати;
Кто и начало, и конецъ
Всего, что днесь живетъ и дышетъ,
Надъ Кѣмъ безсмертія вѣнецъ
Изъ яркихъ звѣздъ лазурь колышетъ;
Творецъ безчисленныхъ міровъ,—
Предъ Чьимъ таинственнымъ престоломъ
Толпы крылатые духовъ
Тѣснятся въ трепетѣ веселомъ;
Кто во владычествѣ Своемъ
Надъ грѣшнымъ міромъ и надъ твердью
Не знаетъ къ людямъ, съ вѣчнымъ зломъ,
Конца любви и милосердью;
Тому, чье сердце къ намъ влеклось,
Чей нынѣ образъ въ каждомъ домѣ,
Другого мѣста не нашлось,
Какъ въ бѣдныхъ ясляхъ на соломѣ.
Кто въ жалкой бѣдности рожденъ
Отъ міра — міру неизвѣстныхъ.
Лежалъ въ холстѣ простыхъ пеленъ,
Согрѣтъ дыханьемъ безсловесныхъ.

III.

Царила полночь. По холмамъ
Недалеко отъ Виѳлеема
Стада пасущимъ пастухамъ
Усталый взоръ смежала дрема.
Надъ ними сумрачнымъ шатромъ
Лазурь синѣла въ яркихъ звѣздахъ...
И искры тлѣющимъ костромъ
Бросались съ трескомъ въ темный воздухъ.
Плылъ сѣрый дымъ, клубясь волной,
Гонимый вѣтра трепетаньемъ,
И оглашалась тишь порой
Овецъ пронзительнымъ блеяньемъ.
Но тихъ былъ отдыхъ пастуховъ
Въ холодномъ мракѣ звѣздной ночи,
Для свѣтлыхъ чаръ волшебныхъ сновъ
Закрывъ измученныя очи.
И въ этотъ мигъ, когда толпой
Надъ ними рѣяли видѣнья,
Внезапно сладкій ихъ покой
Прервало ангела явленье.
И молвилъ ангелъ пастухамъ:
"Не бойтесь!— миръ уста вѣщаютъ!
Благовѣствую радость вамъ
И эту радость всѣ познаютъ!
Внемлите сердцемъ и душой
Желанной вѣсти, жданной всѣми:
Сегодня полночью глухой
Христосъ родился въ Виѳлеемѣ.
Въ тщеславномъ мірѣ суеты,
Какое рѣдкое явленье
Непостижимой простоты,
Непостижимаго смиренья!
о, да исчезнетъ съ суетой
Изъ сердца богъ слѣпой гордыни^
Затмленный чудной простотой
Всепоклоняемой святыни,
Чей чистый пламень не потухъ
И свѣтитъ всѣмъ и безъ различья,
Въ чьемъ хрупкомъ тѣлѣ — мощный духъ
И въ чьемъ смиреніи — величье!
И вотъ вамъ знаменье: Его
Найдете въ ясляхъ средь пещеры"
И въ простотѣ глубокой вѣры
Простого сердца своего,
Безъ колебаній и сомнѣнья,
Лишь смолкли ангела уста,
Пошли искать для поклоненья
Новорожденнаго Христа.
Но ни убожество вертепа,
Ни видъ позорной нишеты
Пещеры каменной, какъ склепа,
Подъ кровомъ мрачной темноты,
Ни образъ кроткій и смиренный
Младенца въ бѣлыхъ пеленахъ,
Въ Комъ воплотился Царь вселенной,
Не помѣшали имъ во прахъ
Предъ нимъ упасть и, какъ Мессіи,
Хвалу изъ сердца принести
И разсказать святой Маріи,
Что побудило ихъ придти
Издалека въ такую пору,
И какъ ихъ ангелъ разбудилъ,
Представъ испуганному взору,
И какъ нашли они дорогу_,
И какъ звучалъ небесный клиръ
Пѣлъ имъ: "Слава въ вышнихъ Богу",
Осѣнялъ имъ сердце миръ...

IV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Промчатся многіе вѣка,
Какъ въ небѣ въ бурю облака;
Но мы съ вѣками не забудемъ,
Что намъ въ юдоль тоски и слезъ
Своимъ рожденіемъ Христосъ
Принесъ спасенье грѣшнымъ людямъ
И солнце истины принесъ.

Леонидъ Афанасьевъ
Из сборника стихотворений. 1900 г.