Кошелев и Репин в Иерусалиме
Особую роль в художественном освоении Святой Земли довелось сыграть Николаю Андреевичу Кошелеву. Жанрист, портретист, автор картин и иллюстраций на религиозные исторические сюжеты, он учился в Академии Художеств, а выходцем был из Нижнего Новгорода. Его первым наставником был иконописец Давыдов. Кошелев жил преимущественно в Петербурге и в Москве. Ему довелось участвовать в оформлении Храма Христа Спасителя. А в начале 1890-х годов он побывал на Востоке.
В это время в Иерусалиме строилась церковь Александра Невского на месте так называемых русских раскопок, у Порога Судных Врат. Кошелеву было поручено написать иконы для этого храма. Он исполнил около тридцати работ. Сравнительно недавно эти росписи были отреставрированы, вернее, эти полотна на холстах, вмонтированные в стены, предстают теперь в освеженном прежнем живописном состоянии. Руководителем археологических раскопок в Иерусалиме был начальник Русской Духовной Миссии – архимандрит Антонин Капустин. Конечно, понятно побуждением художника было написать портрет этого замечательного уникального человека. Среди русских деятелей в Палестине отцу Антонину принадлежит первое и самое почетное по масштабам и значимости того, что ему довелось сделать для прославления русского имени на Святой Земле. Монахом в общеупотребительном смысле слова архимандрит Антонин никогда не был. «Хотя по духу, по своим аскетическим привычкам он был более монах, чем монахи, живущие в кельях», - так сказал о нем один их первых географов Антонина архимандрит Киприан Керн. И его же слова: «в своем личном делании он старался мир, как средоточие греха преодолевать не только аскетизмом, но и творчество, наука, искусство, мысль, красота нисколько не мешали ему осуществлять свое личное спасение».
Позволю себе напомнить, что архимандрит Антонин (в миру Андрей Иванович Капустин) родился в семье потомственных священников в селе Батуринское Пермской губернии. По окончанию уездного духовного училища он поступает в Пермскую Духовную семинарию, а затем переезжает в Екатеринославскую семинарию, которую заканчивает в 1839 году. Затем он учился в Киевской Духовной Академии. Через год после выхода из Академии в 1844 году был пострижен с именем мученика Антонина и рукоположен в иеромонахи.
Самый интересный период его жизни связан с Афинами, куда он получает назначение настоятелем русской посольской церкви в 1850 году. Он начинает заниматься серьезной научной работой, связанной с изучением Византийских памятников. Он завоевывает почетное место в русской науке трудами в области Византологии. С 1859 года отец Антонин служит в Константинополе настоятелем посольской церкви. В 1865 году получает назначение на должность начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Эту должность он с честью выполнял вплоть до своей кончины. Он был страстным нумизматом. Редкие часы уединения проводил с книгами и фолиантами - любимыми друзьями и собеседниками. Он вел очень подробный дневник. Эти дневники хранятся в Архиве Синодальном в Петербурге и испещрены не только заметками об этой повседневной будничной, но такой важной жизни Духовной Миссии Иерусалимской, но даже стихами собственного сочинения отца Антонина. Конечно, они не совершенны по литературной форме, но удивительно искренни и трогательны по содержанию, которое в них отражено.
В результате археологических занятий отцом Антонином был собран небольшой, но очень богатый музей. Самую ценную вещь, античный бюст Ирода Великого, отец Антонин подарил Эрмитажу (Специалисты Эрмитажа атрибутировали бюст как голову Адриана. Прим.Ros-Vos.net).
Портрет архимандрита Антонина (Капустина).
Н.А. Кошелев. 1891 г.
Русская Духовная Миссия в Иерусалиме
На портрете архимандрита, написанным Николаем Кошелевым, есть не только подпись, но и дата: «1891 год 7 июля, Иерусалим». Благодаря этой записи на портрете удалось в дневниках отца Антонина обнаружить запись о создании этого портрета: «Суббота, 06 июля. Еще я сидел за самоваром, как пожаловал ко мне Николай Кошелев, именно с заговором на мой покой. Он непременно порешил снять с меня портрет. Именно сегодня же, так как в понедельник оставляет совсем Иерусалим. Отвертывался я и так, и сяк, но заметив его огорчение, уступил и в десять часов порешили быть первому сеансу. В одиннадцать часов сеанс начали в зале перед угловым окном. Почти беспрерывно мы тараторили с художником, чтобы возыметь снимки полной непринужденности. К двум часам сеанс был окончен. При взгляде на рисунок мне оставалось только развести руками. Вышло полное и совершенное отображение моей дряхлости, точь в точь, как она выглядывает на меня иногда из зеркала». Портрет был закончен на следующий день, по-видимому, художник уже дописывал какие-то детали на портрете. Эта дата указана в авторской подписи. Портрет находится в зале заседаний Духовной Миссии в Иерусалиме, и никогда не экспонировался в России. Первый раз и единственный раз его привозили на выставку «Святая Земля в русском искусстве» в 2001 году в Третьяковскую Галерею.
И еще об одном художнике, побывавшем на Святой Земле, хочется сегодня вспомнить: это Илья Ефимович Репин. Он попал в Палестину, посетил Иерусалим в июне-июле 1898 года. Побывал художник в Иерусалиме в связи с замыслом картины «Искушение Христа в пустыне». В исследованиях о художнике этому факту и обстоятельств его пребывания в Иерусалиме почти не уделяется внимания, потому что свидетельства очень скудны. Но после поездки Репин скажет: «Я почти ничего не писал там. Некогда. Хотелось больше видеть. Впрочем, написал образ в русскую церковь на раскопках, голову Спасителя, несение креста. Хотелось и свою лепту положить в Иерусалим, куда идет так много денег из России, много еще веры, но так мало разума, без которого ничтоже бысть все».
В музее-усадьбе «Пенаты» хранится небольшой альбом. Там есть три карандашных наброска палестинских мест. На одном – портал какого-то храма, на другом – пейзаж, а третий представляет собой композицию – шествие на Голгофу. В частном собрании в Хельсинки хранится исполненный карандашом небольшой композиционный рисунок к иконе, о которой упомянул художник: «Когда я увидел первый раз Храм Гроба Господня», - это из рукописи Репина «Голгофа», - «и в нем – место, где лежал Христос, снятый со Креста, гробница, где он лежал мертвым и Голгофа – все это недалеко одно от другого. Все под одной крышей. Подумал: какие это все невероятности. Это невозможно. Но прожив вблизи целый месяц, наблюдая, соображая и изучая, я пришел к заключению, что все это правда».
Как выяснили мои коллеги, дополняют свидетельства об этом пребывании художников в Палестине тексты романа писательницы, с которой был близок художник Нордман-Северовой. Роман называется «Крест материнства». Там приводятся письма героя из Иерусалима. Так вот автором этих писем, скорее всего, является сам Репин. Просто подлинники этих писем утрачены. И вот замечательный фрагмент этих текстов: «Всюду – Библия, живая Библия. Я видел прокаженных, как их много у стен, под раскаленным солнцем. «И с тобою, с тобою, брат», - жалобно причитают они по-русски, выставляя за подаянием металлические сосуды. В окрестностях Иерусалима люблю бродить один. Вот тропинка из Елеона в Вифанию, по которой ходил Христос. Кажется, что это было вчера. По обеим сторонам ее растет тот терновник, из которого был сплетен мученический венец его. Я особенно люблю Елеон, откуда Христос предрек гибель Иерусалима. Как впечатлительно в три часа утра еще при ярких звездах и блестящем серпе-месяце идти под стенами Иерусалима, спускаться к Гефсиманскому саду и встретить восход солнца на колокольне церкви Вознесения. С этой горы вознесся он на небо. Да, во всем Иерусалиме есть что-то трогательное до слез. Этого во всем мире нет. Нет слов для выражения чувств. От всех мест веет бессмертной душой».
Репин был художником, остро реагировавшим на все яркие впечатления. И неслучайно от отмечает специфику самой атмосферы, особенности солнечного света в Иерусалиме, тем более, что оказался здесь не зимой или осенью, как часто приезжали в Иерусалим путешественники, а именно летом. «Да, ослепительный свет. Я упиваюсь этим солнцем. Нигде, ни в Греции, ни в Италии, ни даже в Александрии, уже нет такого света, как здесь. И почему это Иерусалим мне рисовался мрачным. Какое дивное местечко – Горнее! Монашенки наши, хохлушки, сделали из него рай в российском вкусе, с прибавкой олив, граната, пальм и цветов. Сколько настойчивого труда. Говорят, что они работают даже при луне. Зато как хорош Вифлеем. Вчера ночью с террасы монастыря я не мог оторвать глаз от города, залитого лунным светом. Я познакомился здесь у консула с одним молодым ученым евреем. В его глазах я вдруг заметил ту истинную еврейскую усталость и грусть, на которую мне указали, как на присущую им черту. На днях при луне мы прошлись мимо Дамасских ворот вдоль Стены Иерусалима, спустились по Кедронскому потоку в Иосафатову долину, всю дорогу долго и много говорили о разных важных вопросах духовной жизни человека. Поднялись в Гефсиманские ворота и по Виа Делароса прошли через весь Иерусалим. Боже, какие эффекты света в этих крытых улочках. Небо кажется голубым и при лунном свете. А как ярки здесь звезды! Хочу вылепить барельеф – образ Христа в нашу церковь, но не знаю, удастся ли…»