Русская Духовная Миссия в Иерусалиме: история и духовное наследие

1. Исторические корни

В структуре библейского космоса, а значит и в сакральной географии всего хри­стианского человечества Иерусалим занимает особое, исключительное место. Это «пуп земли», источник благодатных энергий, «силовых линий», пронизывающих и определяющих различные сферы духовности, творчества, культуры. Конечно, на со­временных географических картах Святой Град не изображается, как на средневеко­вых, геометрическим центром «круга земного». Но в духовных координатах христи­анина средоточный пункт мировой истории по-прежнему там — у святынь Голгофы и Животворящего Гроба.

Неудивительно, что вскоре после крещения Руси — первым русским митрополи­том, возглавившим Русскую Церковь в 988 году, был, напомним, святой Михаил Сирин (то есть сириец) - одно из первых посольств, согласно Никоновской летописи, было направлено князем Владимиром в Иерусалим. Столетием позже, сразу после освобож­дения Святой Земли крестоносцами, мы встречаем здесь игумена Даниила, который со своей иноческой дружиной исходил в 1106-1107 годах Палестину, затеплил лампаду у Гроба Господня «от имени всех князей русских» и первым из наших соотечественни­ков описал в своем замечательном «Хождении», среди прочих виденных чудес и досто­примечательностей, таинство схождения Благодатного Огня в Великую Субботу1.

В отличие от воинственной пассионарности западных крестовых походов дви­жение русских «очарованных странников» привело к возникновению более мирно­го, не рыцарского — музыкально-поэтического «сословия», так называемых «калик перехожих» (от латинского: calliga 'сапог'). После паломничества, иногда неодно­кратного, всю оставшуюся жизнь странствовали они по Руси с пением псалмов, ду­ховных стихов и былин о сказочных городах и великих святынях Востока.

Власти не поощряли этих людей, слишком решительно рвавших ради исхода в неведомые страны семейные и социальные связи, бросавших дом, хозяйство, служ­бу у князя. К тому же путь к святым местам был тогда крайне долог (занимал порою до двух лет) и опасен как для жизни, так и для имущества путешественников. Воз­растающее число паломников, группировавшихся по российским дорогам в полумо­нашеские-полувоинские дружины, явно вносило элемент социального беспокойства. Святой архиепископ Нифонт Новгородский (f 1156) — его определение вошло в «Кормчие книги» - предписывал даже подвергать духовному наказанию людей, да­ющих по собственной воле и разумению, без благословения, обет идти в Иерусалим: «ибо клятвы эти губят нашу землю»2.

И все же на протяжении всего Средневековья и Нового времени русско-пале­стинские связи и взаимообмены были постоянным фактом — и фактором — духов­ной жизни России, определяли во многом «картину мира» русского человека. Помимо книжного литературного жанра «хождений» живые библейские впечатления бы­ли постоянной темой русских духовных стихов.

Древнейшим из них является полуязыческий еще по происхождению, сложный и «многослойный» по составу, «Стих о Голубиной книге», сливающий до неразличи­мости в поэтических образах Святую Землю и Святую Русь3. Не вдаваясь здесь в спе­циальный анализ Голубиной (по-другому: «глубинной», то есть о самых глубинах мироздания повествующей) книги, отметим лишь своеобразный «палестиноцентризм», в сильнейшей степени присущий древнерусской народной космологии, со­гласно которой «гора Фавор — всем горам мать», ибо на ней совершилось Преобра­жение Господне, «Иордан-река — всем рекам мать, ибо крестился в ней Сам Иисус Христос», Иерусалим, естественно, «всем городам мать», а «кипарис — всем деревь­ям мать», так как на кипарисовом кресте распят был Спаситель4.

Позже, в середине XVII века, Патриарх Никон, создатель Воскресенского мона­стыря под Москвой, получившего название «Новый Иерусалим», в архитектуре и то­понимике воплотил те же представления, воспроизведя в точности на Русской Зем­ле не только план и облик — по привезенной модели — храма Гроба Господня, но и все топографические иерусалимские реалии. «Русская Земля сознательно устраива­лась (стремилась устраиваться) одновременно по образу исторической Святой Зем­ли — Палестины, и по образу «обетованной земли» — грядущего Небесного Царства»5.

Необходимо подчеркнуть, что с самого начала отношения Святой Руси и Свя­той Земли строились таким образом, что русские православные люди не только чер­пали полной мерой благодатные впечатления и молитвенное вдохновение Святой Земли, не только воспринимали и осваивали богословский, литургический и аскети­ческий опыт обителей и храмов Палестины, но и щедрой рукой помогали каждой изстарших Сестер-Церквей.

Со времени «великих Иванов» - Третьего и Грозного — в Москву что ни год яв­ляются за «милостыней» посольства из Иерусалима, Антиохии, Александрии, с Си­ная и Афона. Учреждение русского патриаршества в 1589 году поддерживалось древ­ними Патриархатами Востока также и с практической целью - обрести мощного со­юзника и поддержку Православию на Востоке в лице развивающегося Московского государства. Сразу после Смутного времени, в 1619 году, приезжает в Москву Пат­риарх Иерусалимский Феофан, чтобы участвовать в поставлении Патриарха Мос­ковского и всея Руси Филарета, а на обратном пути, в Киеве, он способствует вос­становлению церковной иерархии для православного населения Украины, оставше­гося без духовного руководства после Брестской унии, навязанной католиками на­роду Западной Руси в 1596 году. Решающая роль принадлежит иерархам Иерусалим­ской Матери Церквей и в книжно-литургической реформе Патриарха Никона, как и в последующей истории русской церковной книжности6.

XVIII век, с его рационалистическим характером, привносит момент упорядо­чения в древние церковно-политические связи. Говорят, Петр Великий в одно вре­мя хотел вообще ни много ни мало «перенести» Гроб Господень в Россию7. В 1735 году в смете Святейшего Синода появляются «отдельной строкой» так называемые «палестинские штаты». Серия русско-турецких войн заставляет Порту признать за Россией право быть гарантом православного населения Османской империи.

Как сказано в одной из статей Кючюк-Кайнарджийского мирного договора от 10 июля 1774 года, «Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного» (статья 7). Восстанавливаются и полузабытые паломнические маршруты. «Как духовным, так и светским Российской Империи подданным да позволяется свободно посещать Святой Град Иерусалим и другие места, посещения достойные» (там же, статья 8)8.

Таким образом, возникновению Русской Духовной Миссии в Иерусалиме в се­редине прошлого столетия предшествовала многовековая история теснейших и глу­бочайших русско-палестинских религиозных и духовно-культурных связей. При этом православная Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию, или другие страны региона как плацдарм колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Никакая ухищренная аргументация послов Римско­го Престола, Германской империи, других держав — а мы знаем со времен великого
князя Ивана III немало таких дипломатических попыток— ни разу не смогли завлечь Московское княжество, как затем и Московское царство и Российскую империю, на путь «крестоносных» или иных геополитических авантюр.

Последняя подобная попытка (предложение прусского короля об установлении «протектората пяти держав» — Англии, Франции, Пруссии, Австрии и России — над Святой Землей, с размещением в Иерусалиме соответствующих «сил быстрого реа­гирования») была решительно отвергнута в 1841 году русским правительством (ноты МИД от 20 и 25 февраля и 12 марта 1841 года).

2. Рождение Миссии

Сороковые годы XIX столетия стали решающими для формирования современ­ной системы русско-палестинских церковных связей. В этот период все настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку великие державы Запада, маскируя нередко политические намерения религиозными интересами. В 1841 году в Иерусалим назначается англиканский епископ из Лондона, в 1846-м — «латинский патриарх» из Рима. В аналогичном положении находилась Сирия, где Антиохийская Православная Церковь также подверглась в рассматриваемый период натиску като­лических и протестантских проповедников.

Очевидно, Иерусалимский Патриархат для успешного противостояния инославной пропаганде и прямой униатской опасности остро нуждался в поддержке православной России. При этом проблема русского присутствия в Палестине была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только подтверждать посто­янно словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны какихлибо империалистических поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с Иерусалимским Патриархатом. Любой неосторожный, хо­тя бы и вполне доброжелательный по намерениям жест, легко мог быть истолкован обидчивыми греками как вмешательство в дела иной Автокефальной Церкви.

1 марта 1841 года обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов в до­кладе императору Николаю I писал: «Преосвященный Воронежский (архиепископ Антоний (Смирницкий). — Н. Л.) уведомляет, что приходящие по возвращении из Иерусалима поклонники Гроба Господня все вообще, с чувством соболезнования, повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня, и вместе о затруднениях, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников наших, не имеющих там никакого постоянного пристанища»9. Преосвященный предлагал учредить в Иерусалиме для русских паломников странноприимный дом, используя для этого «ныне почти стоящий впусте» Крестный монастырь10, где пре­бывал бы «православный архимандрит из россиян с двумя или тремя монашествующими» для отправления славянского богослужения для паломников. «Кроме бого­служения архимандрит мог бы быть употребляем для передачи приношений, достав­ляемых из России в пользу Гроба Господня, которые могли бы быть обращаемы и в пособие приходящим туда российским поклонникам».

К появлению доклада был, разумеется, причастен не случайно упомянутый в нем известный синодальний деятель и духовный писатель А. Н. Муравьев, совер­шивший первое свое путешествие в Святую Землю в 1830 году. Его книга «Путеше­ствие по Святым местам», вышедшая первым изданием два года спустя и выдержав­шая в последующие пятнадцать лет пять изданий, оказала большое влияние на фор­мирование в русском обществе живого заинтересованного отношения к судьбам Святой Земли".

13 июня 1842 года, то есть почти через полтора года после записки Протасова, вице-канцлер граф К. В. Нессельроде представляет императору программу крайне осторожных по характеру российских церковно-дипломатических мероприятий. В Иерусалим, по предложению главы российского внешнеполитического ведомства, должен быть направлен архимандрит (для сравнения: Англиканская Церковь, как мы видели, посылает туда епископа, а Католическая — «патриарха»), который, по инструкции, даже не является официальным представителем, а едет как частное ли­цо и к тому же инкогнито.

По обычному порядку доклад Нессельроде, с царской резолюцией, был перепи­сан и направлен в Святейший Синод «для зависящего, в чем следует, исполнения». 26 июня Синод «признал полезным возложить исполнение означенного Высочайше одобренного предположения на находящегося при миссии нашей в Вене архиманд­рита Порфирия Успенского».

К счастью для Русской Церкви и дела Православия в Палестине для этой цели был избран архимандрит (впоследствии епископ) Порфирий (Успенский) — не толь­ко «по довольному им знанию греческого языка и по опытности в обращении с за­граничными единоверцами нашими», как представлял Синод, но и как человек бла­годатной духовной широты, выдающийся византинист и востоковед, историк и ар­хеолог, книголюб и бессребренник12.

Первое, что он с изумлением увидел, подъезжая 20 декабря 1843 года к Яффским воротам Иерусалима, была огромная толпа встречающих. Казалось, все мест­ное духовенство, во главе с иерархами и личным представителем Патриарха, все «на­личные» русские паломники и множество любопытствующих — все вышли для брат­ской встречи посланника Русской Церкви.

На первый раз он провел в Иерусалиме около восьми месяцев — достаточно, чтобы разобраться в местных делах, войти в доверие к Святогробскому братству, в ведении которого находятся, как известно, не только храм Гроба Господня, но и все епархии и монастыри Палестины13. Подробный отчет был представлен архимандри­том 6 января 1845 года по субординации константинопольскому послу - архиманд­рит Порфирий был в двойном подчинении: МИДа и Синода.

Главным в его отчете был вывод о насущности создания в Иерусалиме Духов­ной Миссии как постоянного представительства Русской Церкви при Патриархатах Востока. После еще двух лет дипломатических формальностей и министерских про­волочек доклад об учреждении Миссии, - представленный императору по-прежне­му не Синодом, а МИДом, все тем же Нессельроде, — был утвержден резолюцией Николая I от 11 (23) февраля 1847 года. Эту дату мы и отмечали в 1997 году как день рождения Миссии14.

Граф H. A. Протасов, как и в прошлый раз, направил копию записки с царской резолюцией «Быть по сему» членам Синода для исполнения. 31 июля 1847 года по­следовал указ Святейшего Синода на имя митрополита Санкт-Петербургского Анто­ния (Рафальского), в ведении которого находились по положению зарубежные мис­сии и церкви. Данный указ впервые, кажется, называет основываемое учреждение «Российской Духовной Миссией в Иерусалиме»15.

Для турецких властей, впрочем, это по-прежнему никакая не «Миссия», а «ар­химандрит, находящийся в Иерусалиме не в качестве русского настоятеля, но в ка­честве поклонника, снабженного дозволением и формальной рекомендацией от рус­ского духовного начальства»16.

В феврале сорок восьмого первый состав Миссии: архимандрит Порфирий (Ус­пенский) в качестве начальника и иеромонах Феофан (Говоров) - будущий святи­тель Феофан Затворник, великий богослов и подвижник Русской Церкви, перевод­чик патристики, создатель русского «Добротолюбия» - в качестве его помощника, с несколькими послушниками — прибыл в Иерусалим. Размещаются они первона­чально в назначенном им для пребывания Иерусалимской Патриархией Архангель­ском (греческом) монастыре — в черте Старого Города, неподалеку от резиденции Патриарха.

В задачу Миссии входила помощь в обустройстве русским паломникам, которых насчитывалось к тому времени до 450 человек в год. Иеромонах Феофан отправля­ется по древним монастырям. В Map-Сабе, обители святого Саввы Освященного, он находит древние рукописи, занимается их исследованием, готовит переводы...

Православие в самой Палестине, особенно арабская православная паства, со­ставлявшая дискредитируемое греками большинство в Патриархате, также нужда­лось в серьезной материальной и моральной поддержке. При содействии архиманд­рита Порфирия Патриарх Кирилл открывает греческо-арабское училище при Крест­ном монастыре и назначает начальника Русской Миссии эфором (попечителем) всех патриарших учебных заведений. Была создана также типография для издания книг для православных арабов. Так продолжалось до начала Крымской войны17.

3. Под августейшим покровительством

Мало кто, кроме историков дипломатии, знает сегодня, с чего, собственно, на­чался конфликт. В 1852 году турецкие власти в угоду и под нажимом французской дипломатии передали католикам принадлежавшие православным ключи от храма Рождества Христова в Вифлееме. Из-за этих-то «ключей к Вифлеему» и разразился общеевропейский военно-политический кризис, который некоторые из историков склонны даже называть «первой мировой войной». Позднее В. Н. Хитрово, умный и проницательный историк русской церковной политики в регионе, один из создате­лей Православного Палестинского Общества, с горечью скажет, что «развалины на­шего многострадального Севастополя были ответом на вопрос: кому владеть ключа­ми Вифлеемского храма»18. Или, иначе сказать, были платой России за интересы Православия на Ближнем Востоке.

Военные и политические результаты кампании, заставившие правительство Александра II приступить к осуществлению обширной и серьезнейшей программы реформ в социально-экономической и духовной жизни России, не могли не кос­нуться и положения дел в Палестине. Теперь в Петербурге куда глубже осознали зна­чение Святой Земли в общем контексте Восточного вопроса, который неслучайно писался в русской дипломатической традиции с большой буквы. В Иерусалиме создается отдельное российское консульство (с 1891 года — генеральное), при том, что ранее русскими делами здесь ведал консул в Бейруте, в Петербурге в 1856 году РОПИТ (Российское общество пароходства и торговли) - для организации постоян­ных паломнических рейсов из Одессы в Яффу, а в 1859 году — специальный Палес­тинский Комитет, председателем которого назначается брат государя великий князь Константин Николаевич. Тем самым статусу Комитета придавался экстраординар­ный, надправительственный характер.

Этому предшествовало посещение Иерусалима великим князем с супругой Александрой Иосифовной и малолетним сыном в апреле-мае 1859 года - первое ав­густейшее паломничество в Святую Землю. Любопытно отметить, что и великому князю Константину пришлось буквально «прорываться» в Святую Землю сквозь не­однократные запреты и отказы как всегда не в меру осторожного российского МИ­Да19. Собственно с этого момента - с весны 1859 года — открывается подлинная ле­топись п р и с у т с т в и я Православной России в Палестине. Великий князь осмо­трел и одобрил приобретенную к тому времени в Иерусалиме первую русскую зе­мельную собственность: так называемое «Русское место» возле храма Гроба Господ­ня (нынешнее Александровское подворье) и большой участок к северо-западу от Старого Города, который арабы и сейчас называют «Москобия».

На этой территории и разместилась Русская Духовная Миссия. Здесь возникнут со временем подворья, составившие ядро российских иерусалимских недвижимостей: Елизаветинское (для мужчин-паломников) и Мариинское (для женщин), позже также Николаевское (1906). Здание Миссии принадлежит Русской Церкви по сей день - правда, теперь большую часть его «арендует» Верховный суд Израиля. Архи­тектурный центр здания составляет освященная 28 июня 1864 года домовая церковь во имя царицы-мученицы Александры - первая русская церковь в Святой Земле.

Еще раньше, в августе 1860 года, был заложен величественный соборный храм во имя Пресвятой Троицы (архитектор М. И. Эппингер), законченный строительством, как и церковь Александры, к 1864 году, но освященный лишь восемь лет спустя, в октябре 1872 года, когда Иерусалим посетил другой брат царя — великий князь Ни­колай Николаевич Старший.

Решено было также поднять иерархический статус Миссии, сделав ее начальни­ком духовное лицо в архиерейском сане. Им стал в 1857 году Кирилл (Наумов) (1823-1866), епископ Мелитопольский, доктор богословия, автор одной из первых оригинальных систем пасторологии в русской богословской науке20.

К сожалению, ни сотрудники Российского консульства в Иерусалиме, ни влия­тельные члены Святогробского братства не были готовы к правильному и спокойно­му восприятию изменившегося статуса начальника Миссии. В результате непреодо­лимых трений, зависти и подозрений, епископ Кирилл после шести лет успешной ра­боты был отозван из Иерусалима. Ему на смену назначается образованный и энергич­ный архимандрит Леонид (Кавелин), постриженник знаменитой Оптиной пустыни, в прошлом — гвардейский офицер, в будущем — известный церковный историк и архе­ограф, автор множества ученых публикаций, в том числе одного из лучших в про­шлом столетии путеводителей по Иерусалиму21. Но принципиальность, последова­тельность в отстаивании церковной канонической правды и независимость характе­ра вскоре делают и его persona non grata — сначала в кругу русского консула, а затем, в результате клевет и происков, и в глазах святогробских греков. В 1865 году в Свя­той Град прибыл (сначала в качестве и. о.) четвертый и, пожалуй, наиболее извест­ный из начальников Русской Духовной Миссии — архимандрит Антонин (Капустин).

4. Крестный путь Русской Миссии

Прежде чем перейти к деятельности этого выдающегося деятеля Русской Духов­ной Миссии, скажем несколько слов о причинах тех сложностей и ненормальностей в жизни и деятельности Миссии, которые привели к указанным выше конфликтам и нестроениям. Дело в том, что, по справедливому мнению церковных историков, работа Миссии с самого начала оказалась затруднена системой «двойного подчине­ния», о которой мы сказали выше в связи с первой палестинской командировкой ар­химандрита Порфирия (Успенского).

Православная политика России на Ближнем Востоке, как, может быть, всякая «православная политика», сопряжена была с неразрешимым, видимо, в реальной ис­тории парадоксом. Практически с самого начала, со времен Владимира Красного Солнышка и игумена Даниила, русское православное присутствие в Святой Земле осуществлялось как преимущественно и прежде всего державная, государственная инициатива. Так было во времена крестоносцев, так было при Иване III и Иване Грозном, так было при Екатерине II.

Мы нарочно подробно остановились выше на обстоятельствах и специфике са­мого процесса учреждения Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Анализ доку­ментов заставляет признать неоспоримый факт: и в данном случае инициатива исхо­дила из государственных, державных структур — прежде всего, внешнеполитическо­го ведомства. Не странно ли, в самом деле, что выразителем русской всенародной православной заботы о святыне Гроба Господня и о российских естественных духов­ных и геополитических интересах в регионе был вообще не русский и не православ­ный человек - лютеранин Карл Васильевич Нессельроде. Ни в коем случае не хочу и не могу присоединиться к тем, кто с легкой руки полемистов прошлого столетия пытается представить эту фигуру как одназначно отрицательную, чуть ли не анти­русского «агента влияния». Дело совсем не в этом. Слава Богу, российский МИД, будучи закономерным орудием внешней политики Православной Империи, даже в условиях его возглавления людьми не русскими и не православными, доблестно осу­ществлял защиту наших национальных и духовно-конфессиональных интересов на Ближнем Востоке, как и в других регионах. В этом и заключались сила и величие православной России — наследницы Византии22.

Более того, не случайно Палестинский Комитет, о котором мы говорили, воз­главлял великий князь Константин Николаевич — не только потому что был он ис­кренне верующим православным человеком и горячим почитателем Святых Мест, но и потому что был, в должности Генерал-Адмирала, главой Военно-Морского ве­домства. Именно при Морском министерстве служили и молодые энергичные пору­ченцы великого князя — Б. П. Мансуров, «Мансур-паша», как его называли в Иеру­салиме, и будущий основатель Православного Палестинского Общества В. Н. Хит­рово. О русском флоте и военно-морской разведке, в которой работали тогда наибо­лее патриотически и православно настроенные, самые образованные и дальновид­ные люди Империи, тоже не надо забывать, когда говорим о духовном наследии Рус­ской Палестины. Интересы России и интересы Православия в мире всегда были для них неразрывными и приоритетными. Но...

Но беда состояла в том, что и духовная жизнь, и внутренняя, и внешняя деятель­ность Русской Церкви были скованы и нередко изуродованы вполне неканоничной системой отношений Церкви и Государства, мертвящей нормой Рег­ламента, подчинявшего духовное светскому, все стороны православного делания — государственной, вплоть до полицейской, опеке.

Историю Русской Миссии в Иерусалиме можно было бы в этом смысле назвать по праву «крестный путь Русской Миссии». Мы имеем в виду прежде всего безус­пешную, как правило, борьбу наиболее выдающихся начальников и сотрудников Миссии с «петербургской системой», как говорил архимандрит Антонин, или, гово­ря шире, с «синодальным пленением» Русской Церкви. Как вся Церковь оказыва­лась в полном подчинении у чиновничьего аппарата православной империи, так и Миссия была в глазах чиновников российского МИДа на Ближнем Востоке вполне бесправным и едва ли нужным придатком светских дипломатических структур.

Судьба епископа Кирилла сложилась, как известно, трагически. Он был без су­да и следствия смещен со своей должности и отправлен в Казань настоятелем одно­го из монастырей - практически в ссылку. При этом, не зная за собой никакой ви­ны, владыка Кирилл не согласился с решением Синода, основанным на клевете и недобросовестной подтасовке фактов. История епископа Кирилла (Наумова) в XIX столетии сопоставима по сути с историей Арсения Мацеевича столетием раньше.

Аналогично, именно клевета и враждебность «родного» консульства привели к устранению из Иерусалима талантливого и многообещавшего архимандрита Леони­да (Кавелина)23. К счастью, благодаря уверенности в его правоте и прямой поддерж­ке со стороны Святителя Филарета (Дроздова), архимандрит Леонид, в отличие от своего предшественника, не стал трагической жертвой в столкновении со светскими властями.

Зерно будущей конфликтной ситуации было заложено еще и тем, что полное и практически бесконтрольное заведование строительством русских храмов и странно­приимных домов в Иерусалиме было возложено в 1859 году, в обход и Миссии, и Синода, на вполне светский по характеру Палестинский Комитет. В результате, на фоне постоянной, большей частью молчаливой, но не менее упорной борьбы со светским засилием в церковных делах, Русская Духовная Миссия должна была так­же противостоять нараставшей в российском обществе буржуазной тенденции коммерциализации. Б. П. Мансуров так прямо и говорил: «Наше вмешательство на Вос­токе может быть приведено "в неполитическую форму" и весь вопрос упростится, если придать ему "спекулятивный коммерческий характер". При этом однако "спе­кулятивный характер", приданный палестинскому вопросу, зиждился на «простом и верном средстве финансирования: призывах Церкви к народу»24.

Если для нас, современников нового «крутого» витка капитализации России, все еще не стали привычными соблазны и скандалы, порождаемые сращиванием го­саппарата с банковским и теневым капиталом, то для епископа Кирилла (Наумова) и архимандрита Леонида (Кавелина) деятельность выше поименованного РОПИТа, с которым материально были связаны и сановные лица Петербурга, и более мелкие дипломатические чиновники на Ближнем Востоке, представлялась, естественно, нравственно несовместимой с высокими духовными принципами и целями русско­го православного присутствия в Иерусалиме и Святой Земле.

5. Вакуф архимандрита Антонина

Имя и подвиг архимандрита Антонина (Капустина) (1817-1894) входят в бесспор­ный золотой фонд истории Русской Церкви XIX века. Именно ему, подвижнику-оди­ночке, не оцененному современниками и лишь теперь во всем своем скромном вели­чии предстающему перед потомками, мы обязаны в первую очередь тем уникальным историческим наследием, которое называется Русской Палестиной и является глав­ным итогом полуторавековой работы Русской Духовной Миссии в Святой Земле.

Сын священника из глухой уральской деревни, типичный русский самородок, Андрей Иванович Капустин получил образование сначала в Пермской и Екатеринославской семинариях, затем — в Киевской Духовной академии. Позже преподавал в ней уже в качестве профессора. 7 ноября 1845 года принял монашество с именем Ан­тонин - в честь празднуемого в этот день мученика Анкирского. Был последователь­но настоятелем русских посольских храмов в Афинах (с 1850 года) и в Константино­поле (с 1860 года). Афины стали для него «бесплатной, долговременной и самой при­ятной школой изучения христианских древностей», Константинополь — отличной дипломатической школой25.

Зов Палестины с юности звучал в его сердце. Еще в семинарские годы, пишет о себе сам Антонин, «когда он думал о Киеве, как о счастье другого мира, ему каза­лось, что за Печерской картиной (то есть за идеалом иноческой жизни в Киево-Печерском монастыре. - Н. Л.) скрывается другая - далее ее, лучше, таинственней, что Киев есть только перепутье в Иерусалим - в рай»26.

Он вступил посланцем Русской Церкви в город своей юношеской мечты 11 сен­тября 1865 года (накануне праздника Воздвижения Святого Креста Господня), что­бы уйти из него в вечную жизнь 28 лет спустя, в вечер под праздник Благовещения, 24 марта 1894 года.

Достойный представитель русского ученого монашества, на всех этапах своего слу­жения отец Антонин много и плодотворно занимался научными изысканиями по цер­ковной археологии, археографии и византинистике. Подобно своим замечательным предшественникам по работе в Миссии - Преосвященным Порфирию (Успенскому), святителю Феофану Затворнику, архимандриту Леониду (Кавелину) — отец Антонин оставил значительное творческое наследие: библиофафия его опубликованных трудов занимает 17 страниц убористого печатного текста27. Он был одним из первых исследо­вателей греческих и славянских рукописей Иерусалима, Афона и Синая. Собранная им коллекция древних манускриптов (ныне в библиотеке Российской Академии На­ук в Петербурге) включает как феческие и славянские, так и арабские рукописи.

Обосновавшись в Иерусалиме, он всего себя безраздельно посвятил интересам Православия в Святой Земле. Если начало русской земельной собственности в Ие­русалиме было положено и одобрено российским правительством, то продолжение и расширение ее целиком было личной инициативой отца Антонина. Знаток кон­кретной библейской археологии, он начал переговоры с главами арабских семей, во владении которых находилась преемственно недвижимость, связанная с местами но­возаветных и ветхозаветных событий, священных для православных верующих. Де­ло по приобретению отдельных участков он вел постепенно, экономно и терпеливо.

Первый участок - на горе Елеон, где ныне буквально в сотне шагов от места Возне­сения Господня находится русский Спасо-Вознесенский женский монастырь, - был куплен в 1868 году в условиях острой конкуренции с кармелитским католическим монастырем Pater Noster. Причем, в отличие от вельможных французских покупате­лей (основательницей монастыря была личная приятельница Наполеона III герцоги­ня Ля Тур д'Овернь), за русским монахом не было ни государственной поддержки, ни больших денег. Весь годовой бюджет Миссии составлял около 14,5 тысяч рублей (включая содержание храмов и подворий, оклады сотрудников, материальную по­мощь паломникам и православным арабам).

Почти одновременно были начаты переговоры о покупке земли в Горнем (по арабски Айн-Карем). Сюда, согласно Евангелию от Луки, Пресвятая Дева Мария пришла после Благовещения, узнав, что станет Матерью Богочеловека, навестить свою двоюродную сестру Елизавету, здесь воспела Свой гимн «Величит душа моя Господа».

На месте встречи Богородицы и праведной Елизаветы, рядом с францискан­ским монастырем Magnificat, где находилось уже небольшое русское владение, при­обретенное Б. П. Мансуровым, и вокруг него, отцу Антонину удалось купить значи­тельный участок земли, на котором расположен ныне русский Горненский женский монастырь28. Основная спонсорская помощь для приобретения земли в Горнем бы­ла ему оказана бывшим российским министром путей сообщения П. П. Мельниковым, организовавшим в Петербурге специальный комитет по сбору пожертвований.

Затем были приобретены участки в Хевроне — с библейским «дубом Мамврийским», под которым Авраам встречал Пресвятую Троицу в виде трех ангелов (Быт. 18, 1-2), в Яффе — на месте дома и гробницы праведной Тавифы (Деян. 9, 36—41), в Иерихо­не и многих других местах. Участки покупались на имя драгомана (переводчика) Миссии турецкого подданного Якова Александровича Халеби. И уже тот оформлял дарственную на имя своего начальника. Так сложился знаменитый «вакуф архиман­дрита Антонина» в Святой Земле, завешанный им в 1894 году Святейшему Синоду, то есть Русской Православной Церкви. К началу XX века совокупность приобретен­ных им земельных участков оценивалась в миллион тогдашних русских рублей29.

Из числа последующих начальников Русской Духовной Миссии верным про­должателем дела отца Антонина должен быть признан архимандрит Леонид (Сенцов) (f 1918). Среди его приобретений и храмостроительных инициатив особо отме­чают большой и красивый храм Святой Троицы в Хевроне, участок и храм святого пророка Илии на горе Кармил в Хайфе и «Магдальский сад» на Тивериадском озе­ре, где уже в наше время, в 1960-е годы, был построен храм во имя святой Марии Магдалины30.

Первая мировая война, а затем 1917 год радикально изменили ситуацию. Связи России с Палестиной надолго были прерваны. Русская Духовная Миссия с ее многочис­ленными участками, храмами и монастырями, равно как и школы, больницы и подво­рья в Святой Земле, принадлежавшие Императорскому Православному Палестинскому Обществу (ИППО), были оставлены новой, советской властью на произвол судьбы.

Миссия оказалась оторванной и от Московского Патриаршего Центра и вошла закономерно в подчинение Русской Православной Церкви за рубежом, много сде­лавшей в последующие десятилетия для сохранения русского православного достоя­ния в Иерусалиме. Земли, здания и имущества, принадлежавшие как ИППО, так и Русской Духовной Миссии, попали с 1918 года в распоряжение английских колони­альных властей, осуществлявших так называемый «мандат» Лиги наций на Палести­ну. Именно английские власти ввели в практику принудительное «арендное» ис­пользование русской собственности, традиционного религиозного «вакуфа», — час­то без санкции законных владельцев — в целях светских и коммерческих31.

Пятьдесят лет назад, после того, как в мае 1948 года было провозглашено госу­дарство Израиль и вспыхнула первая израильско-арабская война, демаркационная линия между территориями Израиля и Иордании (по условиям перемирия) обозна­чила различное «пространство судьбы» для русских храмов и монастырей на западе и востоке страны. Храмы и участки, оказавшиеся на территории государства Изра­иль, были возвращены в собственность Советского правительства32.

Была восстановлена и деятельность Русской Духовной Миссии с законным ка­ноническим подчинением Русской Православной Церкви (Московской Патриар­хии). Вот уже пятьдесят лет (1948-1998) она вновь с полным правом представляет в Святой Земле не одну только русскую православную диаспору и иерархию, три чет­верти века пребывающую в трагическом ожесточенном расколе с собственной кано­нической властью, но действительную Полноту Русской Православной Церкви — Православную Россию. Современная жизнь и деятельность Миссии в Иерусалиме, напряженная и плодотворная, возглавляемая ныне архимандритом Феодосием, до­стойны стать темой отдельного исследования.

Что касается храмов, монастырей и участков, оставшихся в 1948 году на терри­ториях, отошедших к Иордании, - они сохранили подчинение Русской Православ­ной Церкви за рубежом — status quo, не изменившийся и после «шестидневной» вой­ны 1967 года. В июне 1997 года, вскоре после посещения Святой Земли Святейшим Патриархом Алексием II для участия в юбилейных торжествах, один из «карловацких» участков - Хевронский, с Дубом Мамврийским и храмом Святой Троицы, - по решению руководства Палестинской Автономии был возвращен Русской Православ­ной Церкви.

6. Неоценимые итоги

Итак, если говорить о Русской Духовной Миссии в Иерусалиме с точки зрения ее реального исторического и духовного вклада, необходимо выделить следующие аспекты.

Главный вклад и итог полуторавековой работы Миссии - создание и сохране­ние Русской Палестины. За краткостью времени мы не сможем осветить, хотя бы в основных чертах, историю храмостроительной деятельности Русской Духовной Миссии в Святой Земле. Между тем, результат уникален. Создана целая инфраст­руктура храмов, монастырей, подворий и земельных участков, приобретенных, обу­строенных и отчасти доныне принадлежащих России и Русской Церкви.

В хронологическом порядке: здание Русской Духовной Миссии с домовой цер­ковью во имя святой царицы Александры (освящена в 1864 году); Троицкий собор литургическое сердце всей Русской Палестины (освящен в 1872 году); Казанский храм Горненского монастыря (освящен в 1883 году); Спасо-Вознесенский собор Елеонского монастыря (освящен в 1886 году); храм Марии Магдалины в Гефсиманском саду (освящен в 1888 году); храм святого апостола Петра и праведной Тавифы в Яффе (освящен в 1894 году); храм святого Александра Невского на Александров­ском подворье в Иерусалиме (освящен в 1896 году); храм святого Илии Пророка на горе Кармил в Яффе (освящен в 1913 году); храм Святых Праотцев с приделом Свя­той Троицы в Хевроне (освящен в 1925 году); храм святой Марии Магдалины на Магдальском участке при Геннисаретском озере (освящен в 1962 году); пещерный храм Рождества Предтечи в Горненском монастыре (освящен в 1987 году). В празд­ник Пресвятой Троицы 15 июня 1997 года Святейший Патриарх Алексий совершил молебен о завершении строительства храма Всех Святых, в земле Российской проси­явших, в Горненском монастыре (строительство было начато в 1910 году и прервано Первой мировой войной).

Много это или мало? Нужно учесть и живое литургическое творчество, созда­ние новых православных праздников и церковных служб, связанных непосредст­венно с тем или иным из святых мест: праздник Посещения Девой Марией правед­ной Елизаветы в Горнем (30 марта); служба святой праведной Тавифе (в Яффском храме); почитание чудотворных икон: Елеонской Скоропослушницы в Вознесен­ском монастыре и ливанской Одигитрии в Гефсиманской обители, в храме Марии Магдалины; почитание святых мощей преподобномучениц: великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары (в том же храме)... Все это относится к бо­гословскому и литургическому наследию Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.

Но, быть может, еще важнее тот, не учитываемый никакими цифрами, духов­ный вклад, который связан с десятилетиями окормления русских православных па­ломников. Их поток неизменно возрастал в течение всего XIX — начала XX веков.

Если при архимандрите Порфирии, в первые годы существования Миссии, в Пале­стине бывало в год по три—четыре сотни русских поклонников, то в 1912 году — в последний мирный год перед Балканской, а затем Мировой войной и революцией, их было в Иерусалиме только на Пасху около десяти тысяч.

Историки доныне дивятся этому небывалой в истории массовости и интенсив­ности опыту «диалога культур» и «народной дипломатии». Посланцы великой Север­ной Империи, «Хаджи-Москов-Кодс», как называли их на Востоке, смиренно обуча­лись преодолению этнической, конфессиональной и «автокефальной» исключитель­ности, воспитывали в себе, как любил говорить архимандрит Антонин, «терпимость, столь нужную тому, кто решился принести на Гроб Господен дань и своей призна­тельной души вместе с тысячами других, подобных ему пришельцев, часто не похо­жих на него ничем, кроме одного образа человеческого и имени христианского»33.

Храм Гроба Господня являл собой в праздничные, особенно в пасхальные дни подлинно Вселенскую Церковь, когда, по воспоминаниям очевидцев, греческие воз­гласы «Христос анести!», братски сливаясь с русским «Христос воскресе!», так гар­монично отзывались в арабском «Аль-Масих кам!»34.

В связи со сказанным, уместно еще раз подчеркнуть, что служение и подвиг ие­русалимской Миссии явилось в истории Русской Церкви своего рода каноническим «экспериментом» не только с точки зрения своеобразного, часто драматического противостояния «синодальному пленению», о чем мы говорили выше, но и с точки зрения первой - в новое время - крайне назидательной встречи с Восточным Пра­вославием. Это было общение с принципиально иной духовной цивилизацией, пра­вославной и древней, по существу, если можно так образно сказать, с не умирающей в древнейших своих церковных институтах Православной Византией. Это было зна­комство с опытом многовекового «выживания» Церкви в крайне неблагоприятных условиях мусульманского ига. И опытное постижение парадоксальной, диалектиче­ской природы церковно-исторического процесса, благодаря которой именно му­сульманское окружение с антихристианским гнетом, а порой даже намеренным тер­рором и геноцидом, способствовали выработке чрезвычайного духовного иммунитета, поразительной гибкости при сохранении внутренней канонической цельности и верности духу святоотеческого предания. Словом, это был опыт, в огромной степе­ни предвосхитивший трагические перемены в положении Православия и крушение всего основанного на нем жизненного уклада в России в эпоху отделения Церкви от государства.

Не забудем и о том, что наследие Русской Духовной Миссии — это целая «биб­лиотека» трудов и исследований церковно-исторического, библейско-филологического, археологического и византологического характера, выполненных в разные го­ды начальниками и сотрудниками Русской Духовной Миссии. Достаточно упомя­нуть, об этом будет сказано в других докладах, о многостороннем научном наследии епископа Порфирия, о замечательных археологических открытиях архимандрита Антонина: Порог Судных Врат на Русском месте, в Александровском подворье; ис­следованные и приобретенные им Гробницы Пророков на склоне Елеона, Мамврийский дуб и археологические находки при строительстве Вознесенского храма на Елеоне, послужившие основой так называемого «Музея древностей» отца Анто­нина.

Научно-исследовательский потенциал Русской Духовной Миссии не ограничи­вается археологией. Мы должны назвать здесь также и историко-литературные рабо­ты, связанные с публикацией таких выдающихся серий, как «Палестинский пате­рик» (вып. 1 — 15) профессора И. В. Помяловского, «Православные праздники в Свя­той Земле» А. А. Дмитриевского, а также практически всех древнерусских «хожде­ний» в Святую Землю, изданных в разные годы в «Православных Палестинских Сборниках»35.

Вряд ли можно, наверное, впрямую связывать с духовным импульсом Миссии позднейшую духовно-аскетическую писательскую деятельность святителя Феофана Затворника. Но знаменательно, что именно к Палестине, где будущий знаменитый богослов состоял вторым иеромонахом Миссии при архимандрите Порфирии, тя­нутся нити многих ранних его публикаций, предшествовавших созданию фундамен­тального «Добротолюбия». Реальная сфера воздействия Русской Духовной Миссии на жизнь и сознание православного народа, благодаря продолжавшему активно раз­виваться в XIX веке русскому народному странничеству, намного превышает книж­ную читательскую аудиторию даже самых популярных и тиражных духовных изда­ний. Неслучайно автор известных «Откровенных рассказов странника», к редак­тированию которых приложил, как известно, руку и Святитель Феофан, конеч­ной целью своих молитвенных странствий, с «Добротолюбием» в котомке, полагал Иерусалим.

Трудно и ответственно пытаться формулировать какие-либо «заключительные» выводы о современном значении и перспективах служения Русской Духовной Мис­сии на пороге третьего тысячелетия христианства. Отметим лишь два аспекта.

Сохранение и преемство традиций и основных направлений деятельности Рус­ской Духовной Миссии, несмотря на смену правительств и режимов при царе, при советской власти, при демократической России - с одной стороны, и равным обра­зом при турках, при англичанах, при государстве Израиль - с другой, невольно за­ставляет задуматься, в чем сила подобного преемства. Кому-то может показаться странным, но восстановление Русской Духовной Миссии в Святой Земле как учреж­дения Московской Патриархии в 1948 году, как и ее основание в 1847 году держав­ной волей Николая I, вновь было делом государственной политики. В более широ­ком контексте частью той же государственной политики были и первый визит Свя­тейшего Патриарха Алексия (Симанского) в Святую Землю в победном мае 1945 го­да, и попытка Москвы на Совещании Глав и представителей Автокефальных Право­славных Церквей в июле 1948 года, по случаю 500-летия Русской Автокефалии, вновь собрать Православный Восток, «как птица собирает птенцов под крыло свое».

Означает ли это возрождение - в новых исторических условиях, в новой соци­альной реальности — прежнего «константинопольско-иерусалимского» вектора рус­ской духовной геополитики? Именно духовной — не «имперской», и не империали­стической. Во всяком случае, даже если этого не сознавали руководители советской внешней политики, речь по-прежнему шла, в конечном счете, о свидетельстве Рус­ской Церкви, а через нее - Православной России (даже если и не помнящей, в ста­тистическом большинстве своих грешных чад, что она православная!), скудеющему верой и благодатью современному миру.

Иными словами, «константинопольско-иерусалимская» составляющая россий­ской внешней политики и в 1948-м, и в 1998 годах является по характеру своему поч­ти исключительно духовной, идеалистической, бескорыстной, жертвенной. Святыни Голгофы и Животворящего Гроба Господня по-прежнему незримо, но властно «ори­ентируют» — и стабилизируют - позицию России в «безумном мире» экономичес­ких, политических, националистических интересов, глобальных перестроек и ло­кальных войн.

Новые грани обрел и «канонический эксперимент». Русская Палестина, не по своей воле, оказалась в течение всего почти XX столетия поделенной между так на­зываемыми Белой (заграничной) и Красной (московской) юрисдикциями внутри са­мой Русской Православной Церкви. Верим, что «тяжкий млат, дробя стекло, кует бу­лат», что исторические испытания, пройденные на полутора вековом пути Русской Духовной Миссией в Иерусалиме, увенчаются на рубеже нового тысячелетия воссо­единением «белых», «красных» и прочих островков единой церковной Русской Па­лестины, возносящей Бескровную Жертву и неустанную молитву о России в центре мира - у Гроба Господня.
_______________
Примечания

1 Житье и хоженье Данила, Руськыя Земли игумена. 1106-1108 гг. Под ред. М. А. Веневи­тинова// Православный Палестинский Сборник. Т. I. Вып. 3. Кн. 3. СПб., 1883; Т. III. Вып. 3. Кн. 9. СПб., 1885. Новейшее издание с параллельным современным русским переводом и ком­ментариями Г. М. Прохорова: Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. XII век. СПб., «На­ука», 21977. С. 26-117.

2 Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 2. Репринтное издание. М., 1995. С. 394.

3 Мочульский В. Н. Историко-литературный анализ Стиха о Голубиной книге. Варшава, 1887; Федотов Г. П. Стихи духовные. (Русская народная вера по духовным стихам). Париж, 1935.

4 Репринт: М., 1991. Бессонов П. А. Калики перехожие. Т. 1. М., 1861. С. 269-378. (Стих о Голубиной книге издан по 16 спискам); Варенцов В. Сборник русских духовных стихов. СПб., 1860. С. 11—39 (пять вариантов Стиха). См. также современное издание: Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков. М., 1991. С. 34-48.

5 Протоиерей Лев Лебедев. Москва Патриаршая. М., 1995. С. 295.

6 Каптерев Η. Φ. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII сто­летиях. М., 1885. Изд. 2. М., 1914; Иерусалимский патриарх Досифей в его сношениях с рус­ским правительством. М., 1891; Сношения иерусалимских патриархов с русским правительст­вом с7 половины 16 до конца 18 столетия. СПб., 1895.

7 Пономарев С. И. Иерусалим и Палестина в русской литературе, науке, живописи и пе­реводах. (Материалы для библиографии). СПб., 1877 (СОРЯС. Т. 17). С. XVI.

8 Под стягом России. Сборник архивных документов. М., 1992.

9 Материалы для биографии Порфирия Успенского. Под ред. П. В. Безобразова. Т. 1. Официальные документы. СПб., 1910. С. 3.

10 Имеется в виду монастырь Святого Животворящего Креста под Иерусалимом (ныне в черте города), расположенный на месте, где было, по преданию, срублено кипарисовое древо, из которого был сделан Голгофский Крест Спасителя.

11 Муравьев А. Н. Путешествие по Святым местам в 1830 г. Часть 1-2. СПб., 1832; Изд. 2е. 1833; Изд. 3-е. 1835; Изд. 4-е. 1840; Изд. 5-е. 1848. См. также его: Письма с Востока. СПб., 1851. С. 88-296.

12 Дмитриевский А. А. Епископ Порфирий Успенский как инициатор и организатор пер­вой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, и его заслуги на пользу Православия и в деле изучения христианского Востока. СПб, 1906; Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. Т. 1-2. СПб., 1910.

13 Соколов И. И. Святогробское Братство в Иерусалиме // СИППО, 1906. Т. 17. Вып. 1. С. 1-22.

14 Хитрово В. Н. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. Публикация H. H. Лисового по рукописи из архива И Π ПО // БТ. Сб. № 36. Готовится к печати.

15 В письмах архимандрита Порфирия (Успенского) сочетание «российская духовная мис­сия в Иерусалиме» встречается уже в начале 1844 года. (Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. Т. 2. Переписка. СПб., 1910. С. 129).

16 Материалы для биографии... Т. 1. С. 18.

17 Отчет архимандрита Порфирия от 31.01.1855 см: Архив внешней политики Российской Империи. Фонд РИППО. Оп. 873/10. Д. № 2.

18 Хитрово В. Н. Православие в Святой Земле / / ППС. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1881. С. 55.

19 1857-1861. Переписка императора Александра II с Великим Князем Константином Ни­колаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича. М., 1994. С. 97 и др.

20 Феодор Титов, священник. Преосвященный Кирилл Наумов, епископ Мелитополь­ский, бывший настоятель Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Очерк из истории сноше­ний России с православным Востоком. Киев, 1902.

21 Архимандрит Леонид (Кавелин). Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок ино­ка-паломника. М., 1873. О других работах см.: Священник Анатолий Просвирнин. Труды ар­химандрита Леонида Кавелина. (Библиография) / / БТ. Сб. № 9. 1972.

22 Современный исследователь справедливо отмечает: «Проводниками православной по­литики на востоке были паломники, в большинстве своем "серые мужички и бабы", очень не­многие публицисты-идеологи (их можно пересчитать по пальцам), члены царской семьи и... в общем и целом русская дипломатия. Как писал К. Н. Леонтьев, "дипломатия наша была гораз­до в этом деле сдержаннее, осторожнее, через что и православнсс нашей публицистики. Неко­торые наши дипломаты, с иностранной фамилией и даже протестантского исповедания... бы­ли, право, гораздо православнее их (русских публицистов) на деле"» (Лурье С. В. Идеология и геополитическое действие. Вектор русской культурной экспансии: Балканы — Константино­поль — Палестина — Эфиопия / / Научный альманах «Цивилизации и культуры». Вып. 3. Рос­сия и Восток: геополитика и цивилизационныс отношения. М., 1996. С. 170. Автор цитирует статью К. Н. Леонтьева «Мой исторический фатализм» (из «Записок отшельника»): Леонтьев К. Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С. 448.

23 Дмитриевский А. А. Архимандрит Леонид Кавелин как начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Неопубликованная рукопись / / БТ. Сб. № 36. Готовится к печати.

24 Дмитриевский А. А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века (1882—1907). СПб., 1907. С. 18-24.

25 Архимандрит Киприан (Керн). Отец Антонин Капустин, архимандрит и начальник Рус­ской Духовной Миссии в Иерусалиме. Белград, 1934. Репринтное издание: М., 1997.

26 Дмитриевский А. А. Начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин) как деятель на пользу Православия на Востоке и, в частности, в Палести­не. СПб., 1904.

27 Пономарев С. Д. Памяти отца Архимандрита Антонина. 1. Хронологический список со­чинений и переводов его. 2. Статьи о нем / / Труды Киевской Духовной Академии. 1894. Т. III. С. 636-652.

28 Дмитриевский А. А. Русская Горненская женская община во «граде Иудове» близ Иеру­салима / / СИ Π ПО XXVII (1916). С. 3-33. См. также совсем небольшую, но емкую, хорошо на­писанную и красиво изданную книгу: Игумен Серафим (Мелконян). Горненский женский мо­настырь на Святой Земле. Изд. РДМ в Иерусалиме. 1997.

29 Завещание о. Антонина от 19.03.1894 см: Архив внешней политики Российской Импе­рии. Фонд РИППО. Оп. 873/11. Д. № 5. Л. 12-14 об. Текст документа о вакуфе, выданный о. Антонину турецкими властями 12 сентября 1889 г., — в том же фонде. Д. № 4. Л. 4-13.

30 Митрополит Никодим (Ротов). История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме / / БТ. Сб. № 20. 1979. С. 57-60.

31 Баталден С. Судьба русского землевладения в Иерусалиме во время Палестинского ман­дата / / Палестинский Сборник 32 (95) (1993). С. 3-7.

32 Большинство из этих недвижимостей будет продано позже, в 1964 году, в последний месяц правления Н. С. Хрущева, израильским властям за 4,5 млн. долларов. Поскольку выплачивалась эта совершенно символическая сумма в основном поставкой в СССР апель­синов, вся позорная акция получила в истории дипломатии название «апельсиновая сдел­ка».

33 Архимандрит Антонин (Капустин). Пять дней на Святой Земле и в Иерусалиме в 1857 году. М., 1866. С. 7-8.

34 Фази Хури. Встреча Воскресения Христова на Востоке // Московские ведомости. 1910. 21 апреля.

35 Наиболее интересные издания, связанные с Русской Духовной Миссией в Иерусалиме и, более широко, с русским православным присутствием на Ближнем Востоке (прежде всего, многочисленные публикации Императорского Православного Палестинского Общества), бы­ли представлены на большой книжной выставке, организованной сотрудниками Государствен­ной Публичной Исторической Библиотеки в здании Патриаршей Резиденции в Свято-Даниловом монастыре в Москве специально к открытию Международной научной конференции, по­священной 150-летнему юбилею Миссии. Выставка была с большим вниманием осмотрена и получила одобрение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Автор поль­зуется случаем принести благодарность за неизменную помощь и сотрудничество сотрудникам ГПИБ во главе с директором библиотеки М. Д. Афанасьевым и лично заведующей Кабинетом Востока С. Е. Гайдук.