Русская Палестина великокняжеской четы

Благодаря Сергею Александровичу и Елизавете Федоровне Москва духовно повеначалась с Иерусалимом

Погибший от бомбы террориста 4 февраля 1905 года великий князь Сергей Александрович может по справедливости считаться одной из самых значимых фигур отечественной истории конца XIX — начала XX века. Широта его деятельности и интересов позволяла ему совмещать служение в качестве московского генерал-губернатора с работой на посту председателя Императорского православного палестинского общества (ИППО), заботу о православных паломниках, о древних христианских святынях и просвещении арабских детей в школах ИППО с активным строительством православных храмов на Святой земле. Как считает заместитель председателя Императорского православного палестинского общества, главный научный сотрудник Института российской истории Российской академии наук, доктор исторических наук Николай Лисовой, будущая храмоздательная деятельность Сергея Александровича на Святой земле была определена складом его характера и религиозной устремленностью личности. Но в первую очередь — с колыбели сопровождавшим его благословением преподобного Сергия Радонежского.

Новатор в ретроградстве

— Николай Николаевич, вы однажды назвали Сергея Александровича «новаторским ретроградом». Насколько справедлива столь необычная и парадоксальная характеристика? Зачем занимавшему весьма высокий государственный пост представителю царствовавшего Дома было «играть» в изобретение новых стилей и направлений в культуре и искусстве?

— «Изобретение» нового стиля в культуре и искусстве не было для великого князя изобретательством в сфере «искусства для искусства». Тем более что речь идет о стиле, не случайно названным новым русским. За этим виделось — и не одному только Сергею Александровичу — обретение нового православного, подлинно национального стиля державного мышления и государственного строительства. 

Характерные особенности великого князя Сергея Александровича как верующего человека прежде всего определялись его духовной связью с небесным покровителем — преподобным Сергием. Редкий случай: есть надежное историческое свидетельство о том, как, с какой мыслью, при каких обстоятельствах принималось решение о выборе имени. Это свидетельство принадлежит митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету (Дроздову), ныне прославленному Церковью в святительском лике. Вскоре после коронации, 19 сентября 1856 года, как пишет святитель Филарет, император Александр II с супругой посетил Троице-Сергиеву лавру, где возложил на главу преподобного новоустроенный покров. «С глубоким утешением и умилением, — пишет святитель, — были мы свидетелями молитвы, но не знали тайны, которая с нею была соединена. Благочестивейшие, у гроба молитвенника и заступника России, пред нетленными его останками, дали тайный обет, что если Бог дарует им сына, то нарекут его Сергием — в память и благодарность великому угоднику Божию. И благочестивейшие исполнили свой обет, дав новорожденному имя Сергий»[1].

Нельзя не вспомнить и о роли матери великого князя — императрицы Марии Александровны, сумевшей воспитать своих детей в традиционном русском православном духе. Марию Александровну, одну из самых верующих и самых благочестивых немок на нашем престоле, пожалуй, можно признать наиболее выдающейся российской императрицей после Екатерины II. Таковы были духовные основы — небесное заступничество игумена земли Русской, материнские заветы и ее молитвы, — на которые опиралась вся внутренняя жизнь Сергея Александровича и которые ярко проявились в его палестинской храмостроительной эпопее. 

Мы сказали выше, что имя великого князя самым непосредственным образом связано с возникновением и распространением неорусского стиля, причем не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге и во всей России. Более того, не будет преувеличением сказать, что великий князь Сергей Александрович стал одним из вдохновителей нового архетипа русского политического и исторического мышления и сознания. На рубеже XIX и ХХ веков внимательные наблюдатели не случайно заговорили о характерном различии «двух колоритов» Православия — петербургского и московского. Конечно, это «двоение» обсуждалось и раньше. Порфироносная, по пушкинскому выражению, вдова, старая столица, отличалась традиционным укладом быта, мышления, культуры. Но появление целого творческого направления (по сути, прорыва не только в зодчестве, не только в искусстве и культуре, но и в философской, политической и церковнополитической сфере после полутора столетий синодального периода) — в первую очередь заслуга именно Сергея Александровича.

— С чего началась храмостроительная деятельность Сергея Александровича на Святой земле?

— С создания в 1882 году Православного палестинского общества (с 1889 года Императорского, ИППО). Первой церковью, заложенной только что возникшим под руководством Сергея Александровича обществом, стал в 1882 году храм во имя Преподобного Сергия Радонежского близ Назарета (современное селение Муджедиль). В ходе своего второго паломничества на Святую землю осенью 1888 года великий князь приезжал туда с супругой Елизаветой Федоровной и братом Павлом Александровичем, и вместе они молились преподобному Сергию. 

Но еще раньше у него возникла идея построить храм в память о своей матери — во время первого паломничества Сергея Александровича по Святой земле в 1881 году, которое и было посвящено молитвенной памяти скончавшейся 22 мая 1880 года императрицы Марии Александровны. Эту мысль великому князю подсказал начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин). Сопровождая августейших паломников (Сергей Александрович приехал тогда с братом Павлом Александровичем и двоюродным братом Константином Константиновичем) при поклонении святыням Елеона, он обратил внимание на земельный участок в Гефсимании на склоне горы, наиболее подходящий для возведения церкви-мемориала во имя Святой равноапостольной Марии Магдалины — небесной покровительницы императрицы матери. Год спустя участок был приобретен, а на закладку храма 20 января 1885 года иерусалимским Патриархом Никодимом и архимандритом Антонином Сергей Александрович лично направляет своего помощника по Палестинскому обществу Василия Хитрово.

— Кто строил эту церковь?

— Проект, утвержденный императором Александром III. Ведь чертежи принадлежали одному из талантливых церковных зодчих, представителей новорусского стиля — Давиду Гримму, возведшему и собор Святого равноапостольного князя Владимира в Херсонесе, и тифлисский храм «памяти завоевания Кавказа». Исполнение же проекта было возложено на ИППО. На длительный срок на Святую землю придворный зодчий Гримм отправиться, конечно, не мог. Поэтому по совету архимандрита Антонина руководить работами на месте Сергей Александрович поручил греческому архитектору Иерусалима Георгию Франгья. 

Казалось бы, самое важное позади. Но сразу же начинается «холодная война» архимандрита Антонина с ИППО. Не москвич, он не любил нарышкинского стиля, считал его искусственным и нарочитым, тем более чуждым традиции и вкусу Православного Востока в архитектуре. Увидев предложенное Гриммом пятиглавие с пятью дополнительными глухими главками над алтарем, отец Антонин схватился за голову. Надо признать: в стремлении существенно упростить силуэтность храма начальник Русской духовной миссии был во многом прав, и с его критикой пришлось согласиться. Но в некоторых вопросах Сергей Александрович стоял твердо. Так, он не пошел навстречу отцу Антонину, настойчиво предлагавшему возвести две симметричные звонницы.

Русский храм во имя Марии Магдалины в Иерусалиме

Убранство храма также курировал лично Сергей Александрович. Вместо традиционной росписи стены по подсказке Антонина украшены живописными холстами размером пять на шесть метров работы петербургского художника Сергея Иванова. Иконы же для иконостаса поручили писать автору множества исторических полотен Василию Верещагину (эскизы художника были высочайше одобрены Александром III 4 августа 1886 года). Для монтажа холстов и иконостаса, между прочим, был назначен отдельный специалист — художник-реставратор академик П.К. Соколов, которого Сергей Александрович для этой цели командировал в Иерусалим. Участвовала в создании убранства и Елизавета Федоровна, собственноручно вышившая ковер для жертвенника в алтаре. В праздник Покрова, 1 октября 1888 года, августейшие паломники, прибывшие на Святую землю, присутствовали при освящении храма. 

Порог Судных врат и 13 тыс. осликов

— Популярна легенда, в соответствии с которой Елизавета Федоровна хотела быть похороненной там.

— Ничего общего с действительностью у этой легенды нет. Двадцатичетырехлетняя Элла, еще даже не принявшая Православие, конечно, была далека от таких мыслей, тем более от их высказывания на людях. Зато похожее желание — найти последнее пристанище на Святой земле — было у императрицы Марии Александровны. При жизни она неоднократно несколько раз собиралась отправиться в паломничество по Святой земле, но ее… не пускали.

Мощи прмц. Елисаветы в храме Марии Магдалины

— Не пускали? Кто?!

— Двор, государь, Министерство иностранных дел. По политическим соображениям путешествия первых лиц государства по турецкой территории (а Святая земля тогда принадлежала Османской империи) считались нежелательными. Перед смертью императрица высказывала подобное пожелание. В зарубежной печати появились даже домыслы о попытке российского правительства добиться разрешения о погребении императрицы в Иерусалиме (с целью «завоевания Палестины») и о решительном отказе султана. «Этот надгробный памятник, — писал о церкви Марии Магдалины французский журнал «Святая земля», — должен будет некогда сохранять тело покойной императрицы Марии Александровны, которая, умирая, выразила горячее желание быть похороненной на этой «дорогой Святой земле»[2]. Если Елизавета Федоровна и произнесла в Гефсимании подобные слова — очевидно, имея в виду вздох души своей великой предшественницы — императрицы христианки Марии Александровны. В любом случае есть высокий смысл в том, что по воле Божией мощи святой преподобномученицы Елизаветы Федоровны почивают в том самом храме, который строился как мемориал другой подвижнице из той же царственной семьи.

Впрочем, совместное с мужем паломничество в Иерусалим в 1888 году очень сильно повлияло на Елизавету Федоровну. Помощник председателя ИППО генерал М.П. Степанов позднее рассказывал епископу Арсению (Стадницкому): «Великая княгиня в то время была еще лютеранкой. Когда она, войдя в Кувуклию и поклонившись Гробу Господню, спустя некоторое время вышла оттуда, то была вся в слезах. Присутствовавший при этом турецкий паша (губернатор Иерусалима. — Н. Л.), подойдя к Степанову, пожал ему руку и, указывая на слезы княгини, сказал: «Поздравляю». «Он всё понял», — заключил Степанов [3]. Помощник великого князя имел в виду влияние, которое оказало паломничество на Святую землю на решение ревностной лютеранки Елизаветы Федоровны перейти в Православие.

Наконец, еще один знаменитый храм, построенный ИППО при личном участии Сергея Александровича, великокняжеская чета в 1888 году увидеть не успела. Это тоже храм-памятник во имя Александра Невского, и его история также неординарна. Первоначально на этом участке, в сотне шагов от храма Гроба Господня, собирались построить российское консульство. Но мешал мощный 10-метровый культурный слой, а археология — дело затратное. Так или иначе, на протяжении четверти века там оставался заваленный мусором пустырь. И когда после организации ИППО Василий Хитрово докладывает об этой ситуации Сергею Александровичу, тот решает приступить к раскопкам и выделяет для этой цели три тысячи рублей золотом (как тогда говорили, «металлических», чтобы отличать их от «бумажных», обращавшихся в ассигнациях).

Задохнувшись от восторга, Василий Николаевич едва вымолвил: «Это много! Раскопки можно будет произвести за тысячу. Еще одну тысячу выделим доценту Антону Цагарели (помните, вы уже давно хотели изучить древности Грузинской Церкви на Святой земле?), а оставшуюся тысячу пустим на другие научные программы». Великий князь лично написал соответствующие рескрипты, и 7 марта 1883 года на Русском месте, как называли в Иерусалиме этот участок, стартовали археологические раскопки. Сохранились данные об объеме счищенной земли и увезенного мусора: 13 тыс. осликов (хотя собственно голов этой тягловой силы насчитывалось два десятка, то есть каждый их них в среднем сделал по 650 рейсов).

— Раскопки увенчались успехом?

— Через три месяца после их начала, 10 июня, здесь был обнаружен Порог Судных врат, через которые Христос прошел на Голгофу. Это великое открытие прославило в анналах библейской археологии как руководившего раскопками архимандрита Антонина, так и утвердившего их программу Сергея Александровича.

Как Русское место стало русской церковью

— Итак, раскопки завершены. Пора строить храм?

— Все храмы над святыми местами в Иерусалиме представляют собой здания-футляры, защищающие святыни от непогоды и от поругания. Но тут надо немного вернуться назад: русские ведь не сказали, что они ведут раскопки! Потому что очень умный и дальновидный посол в Константинополе Александр Нелидов предупредил: если объявите — турки потребуют все находки себе, католики будут недовольны, а греки обидятся, ведь в сотне метров — Храм Гроба Господня. Поэтому, дескать, мы просто «расчищаем место». Ну а когда расчистили, то совершенно случайно нашли святыню. Строим, мол, просто футляр, чтобы сохранить найденное.

— Но ведь храм не иголка, рано или поздно его контуры станут очевидны…

— Да, но будет уже поздно. Собственно так и произошло. По замыслу руководившего раскопками архимандрита Антонина у порога Судных врат должен был быть воздвигнут храм Несения Креста Спасителем.

— Но ведь такого храма не существует!

— Да. Но именно такова была идея отца Антонина. В 1890 году цесаревич-наследник Николай Александрович, будущий Николай II, ездил в Японию. Все думали, что по пути он заедет на Святую землю и примет участие в освящении уже готового к тому моменту храма. Но снова вмешались всесильные дипломаты и отсоветовали ехать в Палестину — как ранее Марии Александровне. Но в Русском Иерусалиме — и на подворьях Палестинского общества, и в Русской духовной миссии до последнего момента надеялись, что наследник престола заедет в Иерусалим. ИППО заказало художнику Николаю Кошелеву Страстной чин для размещения на стенах — очень редкий в русских церквах, практически не воспроизводившийся в цельном виде со Средневековья. Да и тогда Страстной цикл не существовал самостоятельно, составляя лишь часть праздничного чина в многоярусном иконостасе. Напротив, кошелевский Страстной чин в Иерусалиме задумывался не только самостоятельным, но и ведущим, доминантным элементом убранства (что вполне отвечало замыслу о посвящении храма).

Но Николай Александрович так и не заехал в Иерусалим, и храм еще шесть лет оставался неосвященным. И после смерти императора Александра III Сергей Александрович принимает волевое решение переименовать храм, справедливо считая: ни турки, ни иерархи Иерусалимской Патриархии не решат противиться посвятить храм памяти своего брата — императора-миротворца Александра III, освятив его во имя Святого благоверного князя Александра Невского. Ход оказался стопроцентно верным, и вскоре на Русском месте над «русскими раскопками» была освящена русская церковь во имя Александра Невского. А со временем, когда все подворья Палестинского общества в Иерусалиме получили собственные имена, оно официально стало именоваться Александровским подворьем.

Остается упомянуть о трех совершенно разных фактах из истории русского присутствия на Святой земле, которые замечательно иллюстрируют таинственную метафизическую (и, пожалуй, даже мистическую) связь как Сергея Александровича с Елизаветой Федоровной, так и их обоих с их небесными покровителями. Покидая в октябре 1888 года Святую землю по завершении своего оказавшегося последним паломничества, супруги по просьбе архимандрита Антонина приняли участие в закладке на русском участке в Яффе храма во имя Святого апостола Петра и праведной Тавифы. Святая Тавифа — первая дева-благотворительница в местной раннехристианской общине, предварившая своею деятельностью служение диаконисс в древней Церкви. Когда она скончалась, христиане так безутешно рыдали, что посетивший их апостол Петр по их молитвам воскресил святую деву. В росписи церкви в Яффе помимо храмовой иконы воскрешения Тавифы можно видеть изображения Марфы и Марии, с именами которых будут неразрывно связаны благотворительные подвиги последних лет жизни преподобномученицы Елисаветы и основанной ею в Москве Марфо-Мариинской обители милосердия.

Второй факт не менее знаменателен. За пять лет до приезда Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны в Иерусалим архимандрит Антонин в марте 1883 года освящал в Горнем храм во имя Сретения (Целования) Святой Девы Марии и Елисаветы. Именно Елисавета первой из людей назвала Пречистую Богородицей! А ведь в 1883 году архимандрит Антонин (Капустин) не предполагал, что в российской истории появится принцесса Элла, великий князь Сергей Александрович еще не держал в уме женитьбу на ней и совместные с нею паломничества, тем более никто и подумать не мог, что со временем она примет мученический венец с именем Елисавета и почиет святыми мощами в Иерусалиме.

И последнее, о чем хотелось бы сказать. В апреле 1891 года, узнав о присоединении Елизаветы Федоровны к православной вере, архимандрит Антонин (Капустин) решает преподнести в подарок великой княгине скромный подарок: несколько обнаруженных в ходе упомянутых археологических раскопок реликвий. Вместе с византийскими монетами разных времен в этот дар вошел и старинный золотой перстень, как писал сам отец Антонин, очень сильно стертый («едва различимые фигуры говорят о долговременном употреблении сего украшения»). Даритель неверно атрибутировал его, решив, что перед ним классический греческий триморфон (в русской традиции именуемый деисус) — изображения Христа, Божией Матери и Иоанна Предтечи [4]. На самом деле это был, очевидно, довольно распространенный византийский венчальный перстень: Христос в центре композиции соединяет мужа и жену. Таким невольным образом отец Антонин благословил великокняжескую чету древней святыней, в духовном смысле повенчав также и Москву с Иерусалимом.

После паломничества Елизаветы Федоровны в Святой град пройдет 33 года, и вся эта символика станет явной любому верующему человеку. Таинственным образом, неслиянно и нераздельно, соединились Сергей Александрович, почивший в Чудовом монастыре его любимого Московского Кремля, и Елизавета Федоровна, святые мощи которой лежат в гефсиманском храме Марии Магдалины, построенном в память о ее свекрови.

_____________
Примечания

[1] Филарет, митр. Московский, свт. Беседа при праздновании рождения великого князя Сергея Александровича // Слова и речи. Т. 4. 1851–1867. ТСЛ. 2009. Т. 4. С. 257.
[2] Terre Sainte. 1892. № 11. Цит. по: Русские в Палестине по латинским отзывам // Сообщения ИППО. 1892. Т. 3. Вып. 3. С. 299–304.
[3] Арсений (Стадницкий), митр. Дневник. 1880–1901. М, 2006. Т. 1. С. 353–354.
[4] Письмо начальника РДМ в Иерусалиме архимандрита Антонина к председателю ИППО великому князю Сергею Александровичу (апрель 1891) // Россия в Святой земле: документы и материалы. М., 2000. Т. 2. С. 73–74. 

Беседовал Дмитрий Анохин
Журнал Московской Патриархии №2   2016. С.78-82.