Кто возглавит «христианский модерн» на Ближнем Востоке?

Партию разыгрывают Ватикан, Лондон и Тегеран

Станислав Стремидловский - политолог.
Фото из личного архива

Ближний Восток и Африка в который раз переживают вторжение внешнего модернистского проекта. Многие, в том числе и ватиканские эксперты, относят его активную фазу к 2010 году, когда 18 декабря в регионе прокатилась волна бунтов и восстаний, получившая название «арабской весны». Как отмечал главный научный сотрудник Института востоковедения РАН Андрей Коротаев, в «арабской весне» есть несколько загадок. Её причинами нельзя назвать «дикую бедность, безработицу, коррупцию», поскольку никакой экономической стагнации в арабском мире перед началом «восстаний» не было. Интересен и феномен синхронности событий: мало того, что они оказались масштабными по характеру, очень важно и то, что они произошли синхронно. Таких волн революции в истории не так много было. Можно вспомнить разве что «Весну народов» 1848 года и «революции» в Восточной Европе конца 1980-х годов. Считается, что целью «арабской весны» должна была стать прививка «западных светских ценностей» на местную почву. Между тем в наши дни информагентство Папского института заграничных миссий Asia News, комментируя гражданский конфликт в Йемене, делает следующий вывод — сегодня на Ближнем Востоке можно зафиксировать тенденцию глобального противостояния суннитов с шиитами, то есть религиозную войну. Это раз. Религиозная война запустила «тревожные процессы»: сетевая структура «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) получила больше свободы и расширяет зону своего влияния, при этом акцент на религиозном факторе происходящих процессов «душит» любые требования политических и социальных реформ в арабском мире, которые были поставлены на повестку дня «арабской весной». Это два.

Отсюда вопрос: не была ли «арабская весна» промежуточной целью на пути продвижения на Ближнем Востоке модернистского проекта или, возможно, даже проектов — один из которых опирался на христианство, а другой на ислам — с целью сформировать в регионе новую идентичность на основе религиозных ценностей? В случае с так называемом исламским проектом, бунты и восстания должны были привести к власти «мусульманско-демократические» правительства. Что не устраивало так называемый христианский проект, чья цепочка была длиннее, на смену «авторитарным светским» режимам приходили бы «мусульманско-авторитарные», которые бы дискредитировали себя преследованиями религиозных и этнических меньшинств, после чего власть переходила в руки той силы, что гарантировала участие в политическом процессе ближневосточных христианских общин. Так, как это случилось в Египте, когда вместо «тоталитарного» Мубарака в Каире оказались вначале «Братья-мусульмане», свергнутые военными во главе с генералом ас-Сиси, который в настоящее время в качестве президента строит в стране инклюзивное общество при сотрудничестве с коптами-христианами и контактирует с Ватиканом. А Святой престол опирается на историю.

Внедрение «христианского проекта» на Ближний Восток уже однажды состоялось в XVII-XVIII веках. Как пишет известный российский исследователь Константин Панченко, это стало временем активной экономической и религиозной экспансии католического мира в Левант и одной из ключевых эпох в истории христианского Востока. Арабы-христиане оказались перед лицом исторического вызова со стороны западной цивилизации. Соприкосновение этих культур привело к драматическому расколу ближневосточных христианских сообществ. Часть восточных христиан отказалась от прежней идентичности и перешла к унии с Римом. За операцией стояла Римско-католическая церковь, при этом следует отметить потрясающую синхронность её действий на обширном геополитическом пространстве. После того как Османская империя провела операцию по расколу католического мира в Европе через протестантскую реформацию, чтобы затормозить процессы формирования антитурецкой коалиции под предводительством Римской курии, в 1583 году в Константинополе появляется постоянная миссия иезуитов. В 1596 году по православной Киевской митрополии Константинопольского патриархата наносится удар в виде Брестской унии. На Диамперском соборе в 1599 году унию принимают малабарские христиане Индии. Жесткие распри сотрясают в 1594-1597 годах коптскую общину на почве отношений с Римом. А в 1606 году с юлианского календаря на григорианский переходит Маронитская церковь.

Этот «религиозный модерн», безусловно, не состоялся бы силами самой Римской курии, у которой, как мы знаем, нет дивизий. За католиками стояла сверхдержава того времени — Франция. Но это не означает, что «католическому проекту» ничего не угрожало. События первой половины XIX века показали, что свой «православный модерн» региону готова предложить и Россия. В 1832-33 годах Николай I совершил резкий разворот и вопреки позиции части своего окружения, придерживающей европейской ориентации, решил прийти на помощь султану Махмуду II, которого атаковал мятежный наместник Египта Мегмет-Али, поддерживаемый Парижем. Император делал крупную ставку на обращение султана в христианство, что привело бы к опоре последнего на христианское большинство Османской империи и соответствующей геополитической переориентации. Посланник Николая в Константинополь генерал Николай Муравьев-Карсский так передавал сказанные ему слова монарха: «Я ещё хотел сообщить тебе одну вещь, которую ты должен хранить в большой тайне: когда у меня был после войны с посольством Гамиль-паша, мне казалось из слов его, что султан склонен к принятию в случае крайности христианской веры». Муравьев выступил горячим сторонником плана. «Почему бы наконец и без уверенности в успехе не приступить к такому высокому предприятию хотя бы то было слегка и со всевозможной осторожностью, чтобы не повредить ни политическим связям, ни пользам христианских подданных Турции. Плоды сего можно бы собрать если не в настоящем, то в будущем времени», — позже он написал в очерке «Турция и Египет в 1832 и 1833 годах». Однако по возвращении из Константинополя генерал заметил, что государь «изменил свой образ мыслей на сей счёт». Причинами того Муравьев счел происки «царедворцах, равнодушных к столь великому делу, или самого графа N., сопряженное с затруднениями, сомнительное в успехах или мало занимающее его». Под графом N. был выведен лидер «европейской партии» канцлер Нессельроде. Окончательно «православный проект» на Ближнем Востоке похоронила Крымская война, в которой сомкнулись интересы Османской империи и европейских держав.

Сегодня Ватикан вновь активен на Ближнем Востоке. Но кто его союзники, какую стратегию и тактику использует Святой престол? Здесь мы можем только предложить версию, поскольку многие ходы предпринимаются в тайне и неизвестно, будут ли они когда-нибудь обнародованы. Но пока проглядывается следующее. Ватикан по своим соображениям поддерживает (а может быть, даже инициировал) смену геополитических приоритетов США в регионе. Святой престол и Вашингтон делают ставку на Иран. Таким образом, во-первых, можно сделать вывод, что Ватикан считает возможным частичную интеграцию иранского шиизма с ближневосточным христианством, при котором Тегеран выступит в роли гаранта или защитника христианской веры, обеспечив тем самым физическое существование общин в регионе. Во-вторых, Святой престол и Иран поддерживают проект создания Палестинского государства. Хотя католики на Святой земле и так активно сотрудничают и одновременно конкурируют с православными и армянскими Церквями, оказаться в роли «повивальной бабки» Палестины для Ватикана выгодно по многим позициям. Один Вифлеем с его святынями чего стоит. Отсюда — не случайная активность последних лет ватиканской дипломатии по линии Эчмиадзинский престол — Киликийский католикосат.
Взгляд

Но самую любопытную интригу «христианского модерна» на днях закрутила британская католическая газета Catholic Herald. Она неожиданно поставила вопрос о том, кто станет главным защитником (и куратором) христиан на Ближнем Востоке, и дала на него еще более неожиданный ответ — будущий король Англии Карл III, которого мы сегодня знаем как принца Уэльского Чарльза. По мнению издания, у принца появилась «новая одержимость». Речь идет о преследованиях ближневосточных христиан. Поскольку ситуация здесь только ухудшается, защита верующих может стать доминантой правления будущего короля. Чарльз активно помогает египетским коптам, а также сирийским и иракским христианам. Принц чувствует глубокую духовную связь с православием. Он является глубоко религиозным человеком, продолжает издание. Когда он взойдёт на трон, то будет, вероятно, наиболее богословски грамотным монархом Англии, его вера не ограничивается англиканством и не сводится к примитивной эзотерике, он также «очарован иудаизмом и исламом». Однако есть нюанс. Как известно, английский король по статусу является главой Англиканской церкви. Почему же в таком случае британская католическая газета отказывает в праве быть главным защитником ближневосточных христиан своему единоверцу папе римскому Франциску в пользу будущего лидера инославной конфессии? В конце марта этого года в кафедральном соборе Лестера духовный глава англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Джастин Уэлби провёл заупокойную службу, в ходе которой был захоронен гроб с останками короля Ричарда III. На этом монархе прервалась династия Йорков и к власти пришли ненавистные католикам Тюдоры, один из представителей которых, Генрих VIII, инициировал раскол Католической церкви в Англии, после чего парламент в 1534 году объявил о независимости Английской церкви от Римской курии, что обернулось погромом католичества на Британских островах. Но что если принц Чарльз после коронации вернет Англиканскую церковь в лоно Римско-католической церкви? Союз Лондона — Ватикана — Тегерана на Ближнем Востоке в этом случае может перехватить инициативу у альтернативных модернистских проектов, а британский монарх вместе с папой римским окажутся покровителями христианских общин в регионе со всеми вытекающими отсюда последствиями для прочих игроков.

Станислав Стремидловский - политолог
http://www.regnum.ru/news/polit/1910793.html