К вопросу об обстоятельствах, месте и времени крещения княгини Ольги

Данная статья является заключительной в серии моих статей, посвященных проблеме путешествия Ольги в Константинополь. [1] Сюжет статьи обусловлен, к сожалению, необходимостью коротко повторить один из моих предшествующих выводов, а именно, что описанные Константином Багрянородным в «Книге о церемониях византийского двора» приемы Ольги в столице Византийской империи состоялись 9 сентября (в среду) и 18 октября (в воскресенье) не 957 г., как полагали ранее и полагают до сих пор, а 946 г.

Напомню, что двумя главными доводами в пользу даты 957 г. являлись: уверенность, что в самостоятельное правление Константина VII Багрянородного (945-959 гг.) 9 сентября на среду, а 18 октября на воскресенье приходились только в 957 г. и что не названная по имени «невеста» наследника Константина Романа II, присутствовавшая на приемах, была Феофано, на которой, как известно, юный соправитель отца женился только в 956 г.

В специальной статье [2] я показал, что оба эти довода, на мой взгляд, несостоятельны, так как 9 сентября на среду, а 18 октября на воскресенье приходятся также в 946 г. Описание приемов (15-я глава его труда) — по существу не авторский текст Константина, а официальные протоколы чиновников ведомства внешних сношений; это, с одной стороны, «сценарий» приемов (в той их части, где говорится об их подготовке) и, с другой — отчеты о приемах (в той части, где идет речь о том, как они совершались). Следы вмешательства Константина в текст протоколов редки и различимы. Все протоколы этой 15-й главы расположены в строгой хронологической, помесячной последовательности: в них рассказывается о приемах арабских послов из Тарса и Мелитины и о приемах Ольги. Они имели место в следующем порядке: 31 мая, 6 августа, 9 августа, 30 августа, 9 сентября (1-й прием Ольги) и 18 октября (2-й прием). На этом 15-я книга завершается. Перед описанием приема 31 мая указан индикт — 4-й. В самостоятельное правление Константина VII 4-й индикт соответствовал только одному — 946 г. Уже одно это позволяет думать, что Константин сохранил тот хронологический порядок протоколов, в котором они находились в архиве ведомства дрома, откуда император их затребовал.

Однако, начиная с Рейске (первого издателя и комментатора «Книги о церемониях») приведенный помесячный ряд протоколов делили на две части: приемы до 30 августа включительно (и совершенно справедливо) датировали 946-м годом, а на месте десятидневки (с 30 августа по 9 сентября) в ряду протоколов усматривали лакуну в 11 лет и относили приемы Ольги к 957 г. В обоснование такого понимания приводился еще один аргумент, кроме двух вышеназванных, а именно, что помесячный хронологический порядок описания у Константина не выдержан. Еще в конце XVIII в. архиепископ славянский и херсонский Евгений Булгар решительно настаивал на этом, [3] указав, что в описании приемов послов из Тарса 31 мая дважды кратко замечено, что 24 октября во время приемов «испанов» (т. е. послов халифа Кордовы) дворцовая оранжерея была украшена несколько иначе, а банкетный зал вовсе не украшался, так как «испаны» не обедали с императорами. [4] Но названные два упоминания об «испанах» не являются частью рассказа о приеме послов из Кордовы («испанов»): это две краткие интерполяции, внесенные позднее рукой самого Константина. Он отметил — бегло — возможные исключения в церемониале приема по чину Пасхи. Обе ремарки введены характерным для стиля самого Константина дидактическим «Истэон» («Да будет ведомо»). Упоминание об «испанах» не нарушает, таким образом, хронологической последовательности повествования о приемах 946 г.

Еще один контрдовод против нашей датировки. Константин пишет, что 9 сентября во время десерта в особом зале «сидели василевс, Роман — багрянородный василевс, багрянородные их дети, невестка и архонтисса» (т. е. Константин VII, Роман II, его невеста, Ольга и, как следует из текста, дети Константина и Романа). Но в 957 г. у 19-летнего Романа II не было детей: первенец Василий (будущий Болгаробойца) родился только в начале 958 г. Следовательно, сидеть за столом вместе с Ольгой и в 946, и 957 гг. могли лишь дети старшей правящей пары (Константина и Елены) (у них, помимо Романа, было пять дочерей). Скорее всего, в приведенной выше цитате, по небрежности переписчика, после первого «василевс» пропущено слово «дэспина» (с этим титулом при описании приемов всюду упоминается Елена, присутствовавшая на всех встречах с Ольгой). Факт же, что мелкие пропуски в изданном тексте есть, был уже мной отмечен в одной из статей. [5]

В литературе мне не доводилось встречать еще одного возможного контрдовода против моей датировки. А именно: с 1 сентября по принятому в Византии сентябрьскому году и двойному летосчислению (от «сотворения мира» и по индиктам) начинался новый индикт. Если бы речь шла о 946 г., то с 1 сентября пошел бы (до 31 августа 947 г.) 5-й индикт, а если о 957 г. — то 1-й. В начале же 15-й главы, как упоминалось, указан только 4-й индикт. Иными словами, вполне вероятно, что между 30 августа и 9 сентября Константин мог опустить какую-то часть протоколов приемов того же 946 г.: перед рассказом о приеме Ольги 9 сентября индикт не обозначен. В частности, нет и намека на то, что прием тарситов 30 августа был последним их приемом или что имевший место в тот же день прием эмира Амиды, выступавшего в качестве посла эмира Мелитины Абу-Хафса, был его первым и последним приемом у императора.

Действительно ли Константин от приема 30 августа 946 г., пропустив 11 лет, сразу перешел к приему 9 сентября 957 г., и при этом самым счастливым (а для историков — самым несчастным) образом календарные порядки (числа месяца и дни недели) именно 946 и 957 гг. оказались полностью совпадающими друг с другом?

Отвергнуть и данный контрдовод удается, на мой взгляд, обратившись к вопросу о том, какая из невест Романа II присутствовала на приемах. Он был обручен дважды: до Феофано (женился на ней в 956 г.) его невестой была Берта-Евдокия, дочь Гуго Арльского, ровесница Романа. В 944 г. они детьми (в 6—7 лет) были обручены по воле Романа I Лакапина. Берта жила в императорском дворе, но женой стать не успела: она умерла в 949 г. При выборе между невестами Романа, о которых может идти речь у Константина, мы решительно высказываемся в пользу Берты.

Наш аргумент, как бы анекдотично на первый взгляд он ни звучал, состоит в следующем. 9 сентября Ольгу приняли также старшая императрица Елена и младшая («невеста-нимфа», «невестка») (коронованные царственные дети в согласии с «уставом» должны были принимать участие в официальных церемониях). Елена сидела на одинарном троне Феофила (он правил в IX в. — изображение его трона сохранили миниатюры рукописей), а невестка — на низком золотом кресле, отдельно от свекрови. После приема в этом же зале сервировали столы для пира. Елена оказалась у стола на своем троне (Феофила), а младшая царица оставила свое кресло и села рядом со свекровью, на тот же трон. Явное нарушение этикета отметил уже Рейске. Указал на это и Д. В. Айналов, не усмотрев датирующих возможностей указанной житейской детали. [6]

Если бы мы отнесли прием к 957 г., то следовало бы допустить, что на одинарном троне теснились две взрослые царицы: Елена, мать шестерых детей, и Феофано, ожидавшая ребенка (причем люто ненавидевшая свою свекровь). Все становится, однако, естественным, если в данном случае имеется в виду Берта — 7-8-летняя девочка (любимица Константина и Елены): ей было неудобно (слишком низко) обедать за высоком столом на своем золотом кресле. Так Берта и оказалась на троне Феофила, слева от Елены и справа от Ольги. В силу всего сказанного мы и приходим к выводу, согласно которому описанные Константином Багрянородным приемы Ольги имели место только в 946 г.

Эта датировка полностью исключает возможность крещения Ольги по крайней мере до 952 г., так как в труде Константина Багрянородного, написанном между 949-957 гг., как, впрочем, и в «Книге о церемониях» (ее написание относили к 949-957 гг., опираясь, кстати говоря, в определении конечной грани как раз на ошибочную датировку описанных Константином приемов Ольги), древние русы, их «архонты» и «игемоны» последовательно изображаются как язычники.

Поскольку, однако, установленная нами дата (946 г.) еще остается непризнанной в литературе (хотя и критики ее еще не было), считаем необходимым рассмотреть описание приемов Ольги с точки зрения выявления возможных намеков в тексте Константина на принадлежность княгини к христианству. Хотя чин приема Ольги сравнительно с чином приема сарацинских послов не оставляет сомнений в более высоком дипломатическом статусе княгини при императорском дворе, ни этот факт, ни прочие обстоятельства пребывания Ольги в Константинополе, как они отражены в «Книге о церемониях», не дают доводов в пользу ее крещения до приезда или во время описанного приезда. [7] Напротив, серьезнейшим аргументом против такого допущения является тот факт, что княгиня в протоколах трижды названа только ее языческим именем («Эльга Росена», «Эльга, архонтисса Росии», «игемон и архонтисса рос Эльга»). Значение данного аргумента пытался умалить еще Г. А. Острогорский, указав на то, что Ольга, уже будучи христианкой, по-прежнему именовалась в византийских источниках (в хронике Скилицы) и в русских памятниках (в летописях, в «Похвале» Якова Мниха) языческим именем «Эльга-Ольга», а не христианским «Елена». [8] Точно такой же порядок при именовании государей-неофитов имел место в отношении болгарского царя Бориса, принявшего по крещении имя Михаил, и в отношении князя Руси Владимира, в крещении — Василия.

Принять соображения Острогорского мы тем не менее не можем — им упущены из виду два важнейших обстоятельства: во-первых, порядок именования при византийском дворе иноземных правителей при дипломатических сношениях с ними и при самих приемах этих правителей или их послов; во-вторых, порядок наименования неофитов в византийских официальных документах, а не в хрониках или иных нарративных памятниках.

Приезд большого посольства в столицу империи (а именно таким было посольство Ольги) заранее согласовывался по дипломатическим каналам. В посланиях было обязательным при этом обозначение не только официальных титулов государей обеих сторон, но и их личных имен. [9] К русскому архонту, пишет Константин, отправлялись послания типа «грамота» с печатью в два солида и с указанием имени адресата. [10]

Иначе говоря, уже до приезда посла в Константинополь там было известно его имя; в составлявшихся протонотариями дрома в трех экземплярах «сценариях» приема (включая смету дипломатических расходов) указывались имена посла и наиболее видных лиц его свиты. [11] Напомним, что и в договорах Руси с греками четко зафиксированы имена и императоров, и русских князей, и всех послов. По прибытии же в столицу империи и послы, и купцы поименно переписывались чиновником ведомства дрома.

Но и это не все. Во время приема у императора иноземный правитель или его посол торжественно обменивались с повелителем империи приветствиями через логофета дрома, который громко оглашал и титул, и имя как иноземного государя, так и отправленного им посла. [12] Описанный порядок был непременным правилом придворного церемониала в Византии как раз в это время, что и зафиксировал сам Константин в своей «Книге о церемониях». Во время же приемов Ольги в императорском дворце византийцы знали и оглашали лишь одно имя княгини — «Эльга», а отнюдь не «Елена». Предположить какую-либо неосведомленность или ошибку невозможно — все заблуждения немедленно рассеялись бы при личных контактах. Чрезвычайно важно в связи с этим, что сама правительница Руси, став христианкой, при отправлении в 959 г. послов к Оттону I официально именовала себя только Еленой.

Точно так же обстояло дело и с Михаилом (Борисом) болгарским. Крестившийся в 864/865 г., он сам называл себя на его личных обнаруженных археологами печатях только Михаилом. [13] В посланиях к нему патриарха Фотия он многократно назван только Михаилом. [14] В письмах к нему пап Николая I и Иоанна VIII он только Михаил [15], как и в соборных актах 869/870 гг. [16] В Балшенской надписи — Борис-Михаил. [17] В «Синодике царя Бориса» (1211 г.) — Борис-Михаил. [18] Необходимо помнить в данном случае, что Борис-Михаил был канонизирован вскоре после его смерти (907 г.) и имя «Борис» как имя святого стало официально христианским. Константин Багрянородный упоминает болгарского государя в труде «Об управлении империей» пять раз (т. е. уже после канонизации Бориса и отнюдь не в строго официальном памятнике): трижды как Михаила-Бориса и дважды в непосредственном соседстве с этим наименованием как Бориса. [19]

В сохранившихся списках Устава князя Владимира сам князь неизменно подчеркивает, что по крещении он Василий [20] (наименование памятника, конечно, не принадлежит самому князю). Так же поступают в своем Уставе Всеволод Ярославич (Мстиславич?) [21] и в своем «Поучении» Владимир Мономах (Василий). [22]

Итак, вплоть до 18 октября 946 г. Ольгу нельзя считать христианкой. Где же и когда она приняла крещение?

Отвечая на первый вопрос (о месте ее крещения), считаем необходимым подчеркнуть, что лишь в исключительных, крайне редких случаях, осуществляя критику текста и тщательный текстологический анализ, исследователь может осмелиться предпочесть свою, пусть самую остроумную и все «согласующую» (с современной точки зрения при крайней скудости сведений) гипотезу показаниям абсолютно всех независимых и разнородных источников. Вопрос о месте крещения Ольги не составляет, по нашему мнению, такого редкого случая, когда — под гнетом всякого рода проблем, не нашедших еще решения в силу незнания конкретного хода и последовательности событий, — исследователь мог бы пренебречь совершенно определенными показаниями источников и древнерусских, и греческих, и латинских, в полном согласии друг с другом называющих местом крещения княгини Ольги Константинополь.

Желание княгини (пусть пока только ее одной и, может быть, нескольких ее приближенных) — искать крещение именно в центре православия, из рук патриарха, при участии императора — находилось в полном соответствии с представлениями той эпохи о престижности. Венгерские «архонты» Вулцсу (Булчу) в 948 г., а Гилас (Дьюла) в 952 г. именно по этой причине приняли крещение в Константинополе. Правительница молодого русского государства во всей своей внешнеполитической деятельности ставила целью поднять авторитет Руси на международной арене. Указанной цели отвечало и принятие христианства в столице империи; престижность места и обстоятельств крещения должны были, кроме того, внушать Ольге больше надежд на успех в борьбе с языческой оппозицией по возвращении.

И, наконец, о дате крещения. Конечно, строго говоря, мы не знаем точного дня отъезда Ольги из Константинополя после приема 18 октября 946 г. Ясно, впрочем, что она могла задержаться всего на несколько дней. Условия плавания по Черному морю ухудшались с каждым днем. Часть ее свиты, в том числе группа наиболее видных сопровождавших княгиню лиц, уже покинула Константинополь (напомним, что с ноября начинался сбор дани — полюдье, а путь домой был не близок). Допустить крещение Ольги в последние дни визита в Константинополе, после встреч с императором и переговоров, нам представляется невозможным: это было бы крупным дипломатическим промахом умной и властной княгини (по этим же соображениям нельзя относить крещение и к осени 957 г., если отдавать предпочтение именно этой дате перед нашей датировкой — 946 г.).

Действительно, в своем другом труде, написанном до 952 г., Константин пишет о русских «архонтах» (а Ольга тогда еще оставалась «архонтиссой») как об язычниках. Поэтому мы неизбежно должны признать правомерным неоднократно делавшееся в науке заключение, что Ольга совершила два путешествия в Константинополь. [23] И дата ее крещения хорошо известна из русской летописи — 6463 г., соответствующий при сентябрьском годе 1 сентября 954 — 31 августа | 955 гг., а при мартовском — 1 марта 955 — 28 февраля 956 гг. Главной причиной сомнений исследователей в летописной дате была 1 как раз ошибочная, по нашему мнению, датировка описанного Константином посещения Ольгой Византии 957 годом. Теперь этот основ-I ной повод для сомнений — при нашей датировке — отпадает. Вопреки мнению Ж..-П. Ариньона, [24] мы считаем, что свидетельства летописей и Якова Мниха все-таки не «перекрывают», а подкрепляют друг друга. Мних пишет, что Ольга прожила христианкой 15 лет и умерла 11 июля 6477 (969 г.). [25] Для наших целей не является принципиально важным, летописец ли, опираясь на сообщенную Мнихом цифру (15 лет), высчитал дату крещения либо, наоборот, высчитал цифру «15» Мних, отправляясь от летописной даты. На такую вероятность указывает Ариньон, но он может оказаться правым лишь в том случае, если цифра «15 лет» у Мниха — абсолютно произвольна.

Итак, если в летописи мартовский год, то Ольга крестилась летом-осенью 955 г., если сентябрьский, то либо осенью 954 г., либо летом 955 г. Осень 954 г. может оказаться предпочтительнее, потому что тогда до полных 15-и лет (до смерти Ольги 11 июля 959 г.) недостает лишь чуть более полутора месяца, чем Мних мог пренебречь. Если принять 955 г., то до 15-и лет не хватает, как кажется, целого года. Но, как мне любезно подсказал О. М. Рапов, в те времена при подсчете истекших лет считали и начальный год — год отсчета (в нашем случае 955), и конечный (969). В таком случае Мних мог получить 15, отправляясь и от 955 г. Так или иначе дата 954/955 г. подтверждается и летописями, и Мнихом.

Подкрепляется, по нашему мнению, эта датировка и сообщением Иоанна Скилицы. [26] Его известие о приезде «Эльги», ее крещении, оказании ей высоких почестей и отъезде помещено в перечне ряда событий, в котором до сообщения об Ольге сказано о крещении Булчу (948 г.) и Дьюлы (952 г.) и о казни Булчу по приказу Оттона I (955 г.); после же пассажа об Ольге — о том, что после смерти невесты Романа II Берты (949 г.) он женился на Феофано (956 г.). Полагаем, что о казни Булчу и о смерти Берты Скилица упомянул попутно, чтобы исчерпать сюжет. Таким образом, крещение Ольги помещено у него между 952 и 956 гг., что и соответствует дате летописей.

Таким образом, можно допустить, что в летописях слились не только две версии рассказа о путешествии Ольги — «императорская» и «патриаршая», как их условно обозначают, — но и два путешествия Ольги. Раздражение итогами поездки в Константинополь отразилось по преимуществу в «императорской» версии и касалось в основном поездки в 946 г. Тогда Ольга и ожидала долго «в Суду», и уехать едва успела, рискуя бросить караван в порогах, и «вои в помощь» не спешила посылать по возвращении. Тогда и Константин, после посещения княгини, выступил как русофоб в своем труде «Об управлении империей». «Патриаршая» же летопись связана в основном со вторым путешествием и повествует более о благоприятных результатах путешествия (о крещении и о чести, оказанной Ольге императором). Тогда, вероятно, был заключен и новый договор, предусматривавший значительное повышение оплаты со стороны империи воинской помощи Руси. Во всяком случае, через 12-13 лет (в 967 г.) отправленный в Киев за военной помощью против болгар посол императора Калокир не просто напоминал русским о союзническом долге, а вез с собой огромную сумму в 15 кентинариев (108 тыс. золотых монет). [27]

Два путешествия Ольги слились в одно, потому что они были разделены не столь продолжительным промежутком времени (8-9 лет) и потому что вторая, более результативная поездка отодвинула в тень первую. Во всяком случае, такое понимание вытекает как будто из источников. Нельзя сказать теперь, как кажется, что в византийских источниках совсем нет упоминаний о втором путешествии (это упоминание мы усматриваем в сообщении Скилицы).

Уточнение фактов в результате источниковедческих изысканий является необходимым предварительным условием их интерпретации. Теперь можно было бы перейти к объяснению хода событий и их причинно-следственных связей в соответствии с нашей датировкой поездок и крещения Ольги. Но это особая задача. Ограничимся пока следующим предположением. Недовольный встречей с Ольгой в 946 г. Константин вторично пригласил ее, по-видимому, в 953/954 г. в силу крайней необходимости. Резко осложнилась обстановка на восточной границе империи: наступление византийцев против арабов в 952 г. пришлось остановить. В 953 г. эмир Мосула Сейф-ад-Даула захватил недавно отвоеванную Германикию, разбил византийскую армию, пленил военачальников, в том числе сына доместика схол Востока Константина Фоку, и стал развивать наступление. [28] Ольга приняла приглашение императора. Отправилась она с твердым намерением креститься, взяв с собой то самое ритуальное блюдо, которое она подарила храму Св. Софии и которое в начале XIII в. видел там Добрыня Ядрейкович (Антоний Новгородский). [29] Потому оно и не затерялось через два с половиной столетия в богатом церковном реквизите великого храма, что было особым, памятным, привезенным в дар с Руси ее правительницей, а не той византийской чашей, подобной многим другим, которую Ольга получила из рук императора, а затем, как полагали, передала патриарху.

Переговоры 954-955 гг. завершились успешно. Ольга приняла христианство. Ей была оказана высокая честь, она была возведена в ранг «дщери» императора, а Константин получил значительную военную помощь. Уже в 955 г. византийцы с участием русских воинов осадили Хадат. Русские воины входили в состав гарнизонов, поставленных в 956 г. по крепостям вдоль сирийской границы; в 957 г. византийцы усилили натиск против арабов. Был взят Хадат, а в 958 г. — Самосата. В 960-961 гг. русские принимали участие в победоносной кампании Никифора Фоки по отвоеванию Крита у арабов...

Мы, разумеется, отдаем себе отчет в сложности поднятых нами вопросов и пока не намерены высказывать суждение о внешней политике Ольги в целом. Мы были бы весьма заинтересованы в критических замечаниях по существу поставленных в статье проблем: эти замечания помогли бы выявить уязвимые пункты в нашей аргументации и тем самым послужили бы более надежному уточнению хода событий начальной русской истории.
_____________
Примечания

[1] Г. Г. Литаврин. Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь: Проблема источников. — В кн.: ВВ. М., 1981, т. 42; Он же. О датировке посольства княгини Ольги в Константинополь. — История СССР, 1981, № 5; Он же. Состав посольства Ольги в Константинополь и «дары» императора. — В кн.: Византийские очерки. М., 1982; Он же. Древняя Русь, Болгария и Византия в IX-X вв. — В кн.: IX Международный съезд славистов: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1983.
[2] Г. Г. Литаврин. О датировке..., с. 173-183.
[3] Евгения Булгара архиепископа славенского и херсонского историческое розыскание о времени Крещения Российской Великой Княгини Ольги. СПб., 1792, с. 81 и след. Пользуюсь случаем поблагодарить Б. А. Рыбакова, указавшего мне на это сочинение и предоставившего возможность с ним ознакомиться.
[4] Constantini Porphyrogeniti. De cerimoniis aulae byzantinae libri duo. Bonnae, 1829, vol. I, pp. 571.11-16; 580.9-15.
[5] Г. Г. Литаврин. Состав посольства..., с. 72-73.
[6] 1 Д. В. Айналов. Княгиня Ольга в Царьграде. — В кн.: Труды двенадцатого Археологического съезда в Харькове, 1902. М., 1905, т. III, с. 17.
[7] Мои возражения исследователям, усматривавшим в священнике Григории, который участвовал в приемах, личного духовника Ольги, см.: Г. Г.Литаврин. Состав посольства..., с. 84-85.
[8] Г. Острогорский. Византия и киевская княгиня Ольга. — In: To Honor of Roman Jakobson. The Hague; Paris, 1967, vol. II, p. 1466.
[9] Const. Porphyr. De cerim., I, p. 393, 395, 397, 687.2, 690.15.
[10] Ibid., p. 690.21-22.
[11] Ibid., p. 398-400, 405.
[12] Ibid., p. 305.20, 402-403, 405.12-14, 684.17-18; ср.: J. Verpeaux. Pseudo-Kodinos: Traite des offices. P., 1966, p. 204.8-11, 214.13-24.
[13] H. Мушмов. Монетите и печатите на българските царе. София. 1924, с. 157; Он же. Новооткрите средневековни печати от България. — Изв. на Бълг. археол. ин-т. София, 1929, т. V, с. 225-230.
[14] Цит. по: Извори за българската история. София, 1961, т. VIII. Гръцки извори, т. IV, с. 59, 103, 104.
[15] Извори за българската история. София, 1960, т. VII. Латински извори, т. II, с. 137, 147, 160, 161 и др.
[16] Гръцки извори, т. IV, с. 114, 116.
[17] В. Златарски. Намереният в Албания надпис с името на българския княз Борис-Михаил. — Slavia, 1923-1924, vol. II, p. 61 sq.
[18] M. Г. Попруженко. Синодик царя Бориса. София, 1928, с. 87-88.
[19] Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Ed. Gy. Moravcsik, R. J. H. Jenkins. Bp., 1949, p. 150.62, 154.45, 49, 54, 64.
[20] Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. Изд. подгот. Я. Н. Щапов. М., 1976, с. 14, 16, 18 и сл.
[21] Там же, с. 154 и сл.
[22] ПСРЛ. М., 1962, т. I, стлб. 240.
[23] См. обзор литературы: А. Н. Сахаров. Дипломатия Древней Руси: IX-первая половина X в. М., 1980, с. 264-265 и сл.
[24] Ж.-П. Ариньон. Международные отношения Киевской Руси в середине Х в. и крещение княгини Ольги. — В кн.: ВВ. М., 1980, т. 41, с. 117.
[25] А. А. Зимин. Память и похвала Иакова Мниха и житие князя Владимира по древнейшему списку. — В кн.: Крат. сообщ. Ин-та славяноведения. М., 1963, т. 37, с. 70.
[26] loannis Scylitzae Synopsis historiarum. Ed. I. Thurn. Berolini; Novi Eboraci, 1973, p. 239.59-240.86.
[27] Leonis Diaconi Historiarum libri decem. Bonnae, 1828, p. 63.11.
[28] G. Ostrogorsky. Geschichte des Byzantinischen Staates. Munchen, 1963, S. 235-237; D. A. Zakythinos. Byzantinische Geschichte. Wien; Koln; Graz, 1979, S. 199.
[29] Д. В. Айналов. Указ. соч., с. 1-4.

Приводится по изданию: Г.Г. Литаврин. Византия и славяне. СПб., Алетейя, 2001, с. 429-437 

Седмица