Конкуренция великих держав в Святой земле (1830-е – 1840-е годы)

В российских архивах находится обширный пласт документов и материалов, которые отражают процесс формирования и развития внешнеполитической концепции России на Ближнем Востоке и особенно в Святой земле в прямой зависимости от европейского религиозного присутствия в регионе в 1830-х – 1840-х годах, когда церковная политика держав в Святой земле начинает осознаваться в качестве действенного рычага их восточной политики, принявшей в начале 1830-х годов характер постоянной конкуренции и соперничества. 

Франция, пользуясь своим влиянием в Египте, все более укрепляла свое присутствие в Сирии и Палестине, покровительствуя местным католикам и униатам, обеспечивая их монастырям и приходам дипломатическую поддержку. Вместе с тем определенные успехи имели и католические и греко-униатские миссионеры, работавшие среди православного арабского населения Иерусалимского и Антиохийского патриархатов. В условиях относительной свободы от власти султана с новой силой возобновились споры за святые места, превратившиеся фактически в состязание французской и российской дипломатии за свое влияние перед лицом Блистательной Порты. 

Великобритания, не имея изначально таких канонических «зацепок», какие были в Святой земле у Франции или России, тем не менее целенаправленно осуществляла наступательную церковную политику, опираясь на различные группы местного населения, не охваченные другими державами. Она планомерно расширяла консульскую сеть на территории Сирии и Палестины, не ограничиваясь, как Россия, лишь прибрежными городами с их морскими портами.

Верно оценив первостепенное значение Иерусалима в этнорелигиозном и межконфессиональном отношениях, Англия стала первым европейским государством, учредившим там консульство (1838 г.); тогда как французское консульство было учреждено в 1843 г., а российское – только в 1858-м. Итогом религиозно-дипломатической активности Великобритании стало учреждение в 1841 г. протестантской англикано-лютеранской епископии в Иерусалиме, открывшее новый этап межконфессионального противостояния европейских держав в Святой земле. 

В отличии от Франции и Великобритании, Россия, не имевшая колониальных интересов в Сирии, никогда не стремилась к расширению своего дипломатического присутствия и, уступая в оперативности и эффективности конкурирующим державам, заведомо обрекала себя на «отставание». 

В то время, как британские и латинские миссионеры любыми средствами стремились к росту своих религиозных общин за счет местного населения, Россия видела первоочередную задачу в защите православного населения Османской империи от увлечения в католичество, униатство и протестантизм. 

Традиционную, общепризнанную церковную миссию по защите православия России приходилось выполнять в крайне неблагоприятных условиях – российское присутствие в Святой земле в годы ункиарискелесской оттепели в отношениях с Портой встречало противодействие не только османского правительства и европейских держав, но и единоверной греческой иерархии. 

Россия была ограничена жесткими рамками в своих отношениях с поместными церквами Востока – нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только постоянно подтверждать перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо империалистических поползновений, но и строго соблюдать церковно-каноническую норму. В этой связи большое значение имели личные контакты, которые установили представители русской дипломатии и Русской церкви с руководством Иерусалимского и Антиохийского патриархатов, чему немало способствовала активная поддержка православного населения в межконфессиональных спорах о святых местах в Иерусалиме и Вифлееме, обострившихся в 1830-е годы. 

К концу тридцатых годов российское руководство начинает лучше понимать реальные проблемы региона и невозможность решения их путем односторонних финансовых вливаний и экстренных дипломатических вмешательств. Важным итогом этого периода стало восприятие Иерусалима в качестве главного плацдарма для продвижения политических и религиозных интересов России. И хотя после отказа от политического доминирования ради проблематичного участия в «европейском концерте» российская восточная политика будет строиться исключительно как реакция на те или иные инициативы западных держав, Россия по-прежнему будет восприниматься европейскими державами в качестве главного конкурента в Святой земле. 

Таким образом, 1830-е годы становятся определяющими для выработки концепции церковно-дипломатического проникновения европейских держав. Непосредственная работа в Святой земле по налаживанию отношений с египетскими и турецкими правителями и главами этнорелигиозных общин приведет к осознанию церковного фактора как мощного инструмента политического влияния, а институциализация религиозного присутствия – учреждение униатского патриархата (1838 г.), англо-прусской протестантской епископии (1841 г.), Русской духовной миссии и Латинской патриархии (1847 г.) – станет в свою очередь тем базовым основанием, на которое впредь будет опираться европейская дипломатия.