Византиноведение в России.
История изучения русско-византийских отношений

Исследуемая тема находится на стыке изучения русской истории и византиноведения. Это обусловливает «двуединый» характер анализа ис­ториографии темы: с одной стороны, изучение историками-русистами материалов византийских источников, с другой — разработка византинис­тами проблем, связанных с русской историей. Такая постановка вопроса справедлива при изучении двухсторонних национальных и государст­венных контактов, политических, торговых, культурных и других связей, в частности русско-византийских. Не случайно в имеющихся иссле­дованиях взаимоотношений Руси и Византии ана­лиз историографии этих проблем дан именно в таком аспекте. Однако не историю изучения русско-византийских отношений предполагается сейчас рассмотреть, поскольку этим сюжетом не исчерпывается задача работы. Представляется необходимым определить пути источниковедческого освоения византийского ис­ториографического и литературного наследия для решения проблем истории Руси и народов на территории Восточной Европы.Рассмотрение всей истории изучения темы — самостоятельная историографическая задача. В данном же случае основное внимание сосредо­точено на этапе, начинающемся с конца XIX в., времени, когда в разработку проблем истории России и народов нашей страны включились непосредственно профессиональные византинисты. Именно к этому времени относят возникновение византиноведения как самостоятельной отрасли исторического знания.

Первые опыты изучения византийских источников по истории Руси, Северного Причерноморья и Кавказа 

Историографические очерки по рассматривае мой теме, как правило, начинаются с довольно позднего времени — с конца ХУШ в. или даже с конца XIX в. Однако как в русской историо­графии, так и в византиноведении утвердился принцип историографических исследований, требующий охвата значительно более отдаленных времен, вскрывающий самые глубокие корни новейших исторических концепций. Такой подход лежит в основе исследования данной, смежной, темы, им обусловлено выявление основных этапов эволюции обработки и исследования визан­тийских материалов в историографии отечествен­ной истории.

Невозможно строго определить хронологичес­кую грань «начала» освоения византийских сочинений в России. Эта традиция прослеживается уже в древнерусских исторических памятниках.Предпосылкой использования материалов ви­зантийских источников явились древнерусские переводы отдельных греческих памятников, поэтому русская переводная литература может счи­таться первым направлением в истории освоения византийских памятников на Руси. Причем не следует ограничиваться вниманием к переводам только исторического жанра, но стоит учитывать и естественнонаучную (например, перевод «Шестоднева» Василия Великого), антикварно-занима­тельную («Пчела», переводы Стобея), житийную литературу. Исследователями отмечались цели идеологического воздействия переводной христи­анской книжности на Руси, значение переводной литературы в расширении познавательного гори­зонта русского читателя, усвоении норм человеческого общежития, морали. Наряду с этим под­черкнем особенности освоения этого материала: неоднократные редакционные изменения, пере­работка переводимых памятников в соответствии с местными потребностями и задачами — все это включало иноязычную литературу в общий поток древнерусской словесности.

Другое направление в истории освоения ви­зантийских текстов в древнейшей историогра­фии — переработка византийских памятников в исторической литературе Руси. Византийские хроники Иоанна Малалы, Георгия Синкелла, Ге­оргия Амартола, патриарха Никифора и других использовались составителями «Повести времен­ных лет», «Еллинского и Римского летописца». Хронографов, «Хронографической Толковой Па­леи» в качестве источника сведений по древнейшим периодам всемирной истории, раннему хрис­тианству, расселению и обычаям различных народов. Основное место занимали компилятивные сюжеты, относящиеся к отдаленным мифологи­ческим и историческим временам. Современная же Древней Руси византийская литература оставалась почти неизвестной: так, из авторов ХII в. привлекались лишь Иоанн Зонара, Константин Манасси, Михаил Глика, компиляции которых, в свою очередь, хронологически не доходят до современных им событий. Исследователями от­мечалось значение византийских памятников для развития русской исторической мысли: состави­телями русских летописей утверждались идея христианства, концепция мировой истории с ее периодизацией, представления об истории других народов мира и тем самым четче очерчивалось место самой Руси в мировой истории.

Особым направлением использования визан­тийских источников в Древней Руси можно счи­тать рецепцию статей византийского права в древнерусской юридической литературе. Новей­шие исследования византийского правового на­следия на Руси не только установили факты и пути его освоения, но и определили его формы и методы. Если переводные сочинения и хронографичес­кие памятники опираются в основном на визан­тийские компиляции, причем на материалы, от­носящиеся главным образом к событиям далекого прошлого, то иная тенденция стала основой еще одного направления освоения византийских про­изведений — публицистического. К этим памят­никам относятся церковнополемические сочине­ния (например, «Слово Феодосия Печерского о вере крестьянской и о латыньской»), риторичес­кая и мемуарно-публицистическая литература («Повесть о взятии богохранимого Константина-града от фряг», «Повесть Симеона Суздальского об осьмом соборе. Исидоров собор и хождение его» и др.). Они связаны с актуальными пробле­мами политики своего времени и опираются на современную им византийскую литературу (в той мере, в какой удается фиксировать византийский субстрат отдельных положений).

XVI—XVII вв. можно отметить сближение летописной и публицистической традиций в при­влечении византийских материалов. Полемичес­кие установки, связанные с задачами укрепления Русского централизованного государства, обосно­вываются примерами исторического прошлого, на основе чего возникают религиозно-полити­ческие теории «Москва — третий Рим», концеп­ции мировой истории в «Сказании о Вавилоне-граде», «Сказании о князьях Владимирских», «Повести о Новгородском белом клобуке», идеи о происхождении московских князей от импе­ратора Августа. В то время как «византийский состав» авторов в русских хронографах XVI— XVII вв. в целом остается прежним, к концу XVI—XVII вв. на Руси широко распространилась византийская полемическая литература. Пере­водческая деятельность греков-эмигрантов (Мак­ сим Грек, братья Лихуды), источники формиро­вания собрания рукописей Патриаршей библио­теки в Москве (Арсений Суханов, посылка книг от иерусалимского патриарха Досифея), способст­вовали в большей степени изучению и переводам патристической литературы, антилатинских по­лемических сочинений, канонических книг.

XVII в. считается временем становления рус­ской исторической науки, когда осмысление исторического материала проникалось элемен­тами рационализма и целесообразности. Задачи избирательно-критического, целенаправленного подхода к источнику отразились и на использо­вании византийских памятников. Византийский материал (наряду с античным) лег в основу «Василиологиона* Н. Г. Спафария-Милеску, цель которого — доказать преимущества монархии, что обосновывалось историческим опытом Визан­тии, а идеалы абсолютизма питались византий­скими политическими идеями. Нашли свое место византийские источники и в «Учении историчес­ком», созданном по повелению царя Федора Алексеевича с целью «изо всех историков, древ­них и новых, не токмо словенских и русских летописцев, но и еллинских, и латинских, и поль­ских собрати во единой исторической книге…» материалы по отечественной истории. Особое значение автор «Учения* придавал теоретико­-историческим взглядам Евстафия Солунского, о котором он знал как о комментаторе Гомера.

Таким образом, события древнейшей русской истории не только ставились в один ряд с фактами всемирного исторического развития, но их оценка подчас обосновывалась последними. И действи­тельно, проблема освоения иностранных, в част­ности византийских, исторических свидетельств о России стояла на пороге превращения в самостоя­тельную изыскательскую задачу. В конце XVII в. было создано первое произведение, непосредствен­ной целью которого стало собрание древнейших свидетельств по истории юга России: это напи­санная в 1682 г. (изданная значительно позже И. Новиковым) «Скифская история» А. Лызлова. Свод А. Лызлова, где рассматриваемая на­ми тема впервые становится непосредственным объектом труда, как бы завершает большой пер­вый, начальный, период освоения византийских источников с целью изучения истории России.

Таким образом, традиция привлечения визан­тийских материалов в русской и зарубежной ли­тературе и историографии прослеживается задол­ го до XVIII в. Постепенно эти разыскания, преж­де всего в России, выделяются в самостоятельный объект исторических трудов. В западноевропей­ской науке особым сюжетом исследований стано­вится история тюркских народов и их места в судьбах Европы. Была собрана и издана значи­ тельная часть важнейших источников. В целом же русская и западноевропейская историографии Византии, касающиеся проблем истории нашей страны, развивались пока независимо друг от друга и в разных сферах. С одной стороны, гу­манистические и эрудитские филологические сту­дии, издательская деятельность, накопление сум­мы фактов (пока еще без критической их оцен­ки), с другой — отбор и привлечение отдельных (нередко случайных) византийских источников для создания в памятниках общественно-поли­тической мысли образа России как наследницы византийской цивилизации, а также для укрепления идеи защиты православия, утверждения самодержавия. Значение этого периода — в со­ здании предпосылок научных изысканий в об ласти византийского источниковедения отечест­венной истории в XVIII в.

Период становления проблематики 

Русская историография XVIII в.

XVIII в. считается веком становления русской исторической науки. На XVIII в. приходится и начало научного исследования византийских, ис­точников в России. Задача изучения истории России приобретает в условиях развития Россий­ского абсолютистского государства особый харак­тер: работа над созданием академической «Исто­рии Российской» предполагала охват этнической, политической, экономической истории всей тер­ритории России, начиная с древнейшего периода, с учетом истории византийских владений в Северном Причерноморье, государств Кавказа, судеб славянских племенных расселений. Такая постановка проблемы, с одной стороны, развива­ла начинание А. Лызлова, с другой — оказыва­лась прообразом современных задач.

Уже в подготовленном в 1715 г. А. И. Манкиевым труде «Ядро Российской истории» (опуб­ликован позже Г. Ф. Миллером под именем ав­тора — князя А. Я. Хилкова) четко поставлен вопрос о развитии русской истории в русле мирового исторического процесса. Византийский материал привлекается в отдельных случаях, в большем объеме приводятся античные и запад­ноевропейские историки. Принципиально же концепция отечественной истории, развернутой на фоне мировых событий, попытка выделения законченных периодов исторического развития, движение от провиденциализма к прагматизму в объяснении событий, первые приемы истори­ческой критики — все это отличало «Ядро…» А. И. Манкиева от предшествующих работ.

Для сбора и анализа свидетельств античных средневековых источников по русской истории Академией наук был приглашен немецкий фило­лог и историк Г. 3. Байер. На основе изучения византийских источников им был подготовлен ряд статей, представляющих собой историко­-географические этюды, использовавшие не толь­ко нарративные источники, но и данные эпигра­фики, нумизматики, языка. Обоснование положений норманнской теории строилось Г. 3. Байером в основном на скандинавском материале. Продолжателем дела Байера стал Г. Ф. Миллер, публиковавший работы по русской истории на основе византийских источников в «Сборнике по русской истории. Им же были изданы труды Манкиева, Байера, Татищева. В методическом отношении интересны установки Г. Ф. Миллера, касающиеся использования иностранных источ­ников: им отвергалось некритическое, поверх­ностное, основанное лишь на внешнем созвучии сопоставление древних этнонимов, топонимов, гидронимов с современными названиями, направ­ленное на их отождествление с целью установле­ния несуществующего сходства данных литера­турных источников и современных географиче­ских и исторических знаний.

Расширение источниковедческой базы и по­становка острых научных и политических про­блем русской истории позволили широко исполь­зовать византийские материалы для решения сложных спорных вопросов. В. Н. Татищев в «Ис­тории Российской» опирается на таких крупных византийских авторов XII в., как Иоанн Цец, Зонара, Евстафий, Никита Хониат, Михаил Гли­на. Их свидетельства даны в сопоставлении с русскими летописными известиями, что позволи­ло создать обширную сводку данных источников, опровергающую выводы Байера и Миллера по норманнской проблеме. Труд В. Н. Татищева рас­сматривается как новый тип исследования в рус­ской историографии, критически разбирающий собранный богатый материал источников на ос­нове логического подхода. Отметим, например, дифференцированный подход к этническим на­ именованиям иностранных авторов при четкой постановке исследовательских задач и обоснова­нии методики. Самостоятельные разделы «Исто­рии Российской» по истории скифов, сарматов, гетов, готов и других народов составляют мате­риалы античных и византийских писателей, свя­занных с отечественной историей. Ведя полемику с норманнистами, М. В. Ло­моносов для доказательства славянского проис­хождения русской государственности, выяснения места и роли славян и варягов в истории русской культуры рассмотрел ранние свидетельства ви­зантийских источников о славянах. При этом им была утверждена методика исторического ис­следования, расчленяющая факты источника и его оценку, не пересказывающая, а анализирую­щая источник.

Острая полемика о происхождении русского народа и государства определила задачу даль­нейшего расширения источниковедческой базы и углубления ее изучения. В 1764 г. А. Л. Шлецером была подготовлена для Академии наук за­ писка (* Обзор русских древностей в свете грече­ских материалов о необходимости создания свода древнейших иноязычных свидетельств по истории Руси для сравнения и проверки ле­тописных данных. После этого, в период с 1771 по 1779 гг., вышло пятитомное издание эксцерптов византийских источников, подготовленное Штриттером. Этот свод до сих пор остается наиболее объемным трудом такого рода, куда включены известия византийцев за весь период существования Византийской империи — с IV до середины XV в. Обширен и географический охват собранных материалов: в издании освещена ис­тория всех народов, живших к северу от Дуная и распространявшихся далеко на восток. Причем прослеживались судьбы отдельных групп кочев­ников, ушедших с нашей территории в другие области Европы вплоть до Пиренейского полу­ острова. Основная часть свода И. Штриттера была тогда же переведена на русский язык В. Свето­вым. Материалы этих изданий использовали М. Щербатов в «Истории Российской от древнейших времен» (1770—1791) и И. Н. Бол­тин в «Примечаниях на „Историю древния и нынешняя России» г. Леклерка» (1788). Однако в целом, пожалуй, такой объемистый свод не повлек за собой ощутимых качественных ре­зультатов. И даже сам И. Штриттер в «Истории Российской» (1802) не обращался к собранным им же материалам, за исключением свидетельств четырех-пяти ранее хорошо известных византийских авторов (Зонара, Прокопий, Кедрин идр.). Более целенаправленным привлечение византийских материалов для обоснования общепо­литических концепций русской истории оказа­ лось в многотомном труде И. И. Голикова о царствовании Петра 1. Создавая идеальный об­ раз Петра-самодержца, И. И. Голиков сравни­вает с его начинаниями деяния императора Кон­стантина, почерпнутые из Жития Константина. Это позволяет автору обосновать принципы самодержавной власти. Таким образом, здесь про­блемы истории России не просто рассматрива­ются на фоне мировых событий, но решаются на материале византийских источников. Древ­нейшие исторические сюжеты оказались связан­ными с актуальными проблемами современного развития России. Основоположник революционного направле­ния русской общественно-политической мысли А.Н. Радищев также привлекал данные визан­тийской истории для обоснования своих общест­венных и историко-философских принципов.

Итак, в XVIII в. в России была проведена большая работа по сбору, публикации и перево­ дам византийских свидетельств, относящихся к русской истории. Утверждался новый метод кри­тического исторического источниковедения, что определило в это время становление как русской исторической науки, так и византиноведения. В исследование самых острых полемических во­просов, конкретно-исторических и общеполитических, вовлекался в большом объеме собранный фактический материал.

Русская историография XIX — начала XX в.

Традиции конкретно-исторического изучения византийских источников по русской истории бы­ли продолжены в начале XIX в. российскими академиками-немцами И. Ф. Кругом и А. А. Куником. Тематика их творчества в конечном сче­ те не выходила за рамки норманнской проблемы. Этим, видимо, было обусловлено то, что многочисленные конкретные наблюдения Круга и Куника, которые могли бы дать новый толчок источниковедческим изысканиям, не имели, подоб­но корпусу И. Штриттера, особого резонанса в общих трудах по истории России.

Проблемный стержень изучения русской ис­тории к этому времени сместился. Вопрос о пути развития России, его традициях в связи с аль­тернативой «западного» и «восточного» — рос­сийского — миров стал живым нервом русской историографии с первой половины XIX в. Идеи национальной самобытности Руси, общности раз­ вития византино-русского «Востока» в противо­ положность «Западу», сближение на этом основании судеб Византии и России были выдвинуты в обобщающей «Истории государства Российско­го» Н. М. Карамзина. Развитие славянофиль­ских устремлений укрепления национальной самобытности находили опору в идеализирован­ном «византинизме», понимаемом как мистически-созерцательное начало в противополож­ность аналитически-рассудочной западной культуре. Таким образом, вопрос о византийском наследии на Руси вновь стал предметом полемики о путях, историческом опыте и перспективах раз­вития России — проблемы, непосредственно свя­занной с живыми вопросами общества. Но как славянофилы, так и их противники абсолютизи­ровали художественно-созерцательную сторону византийской культуры и ее традиций на Руси. Общая философская концепция, не столько на­правленная на углубленное изучение прошлого, сколько обращенная в будущее, и построенная в соответствии с этим модель опиралась лишь в той степени и на те византийские источники, в какой могла подтвердить себя.

Такое оживление национальных проблем в русской исторической мысли отразилось и на ис­точниковедческих работах. Пристальный интерес вызвали именно славянские переводы византий­ских источников. Началась систематическая публикация полных переводов важнейших визан­тийских источников, содержащих сведения и о Руси, и о ближайших ее соседях: так, в середине XIX в. вышли десять томов переводов византийских историков (Византийские историки, переведенные с греческого при Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1858—1863. Т. 1—10). Заметим, что с 1841 г. началось издание Полного собрания русских летописей. Таким образом, популяризация в общественно­-политическом и историческом планах «византий­ской проблемы» («Крест над Святой Софией!»), возросшее внимание к присоединенным после русско-турецких войн областям России, имею­щим давнюю историческую и культурную тради­цию, — Крыму, где с 20-х гг. начинаются систе­матические археологические раскопки, и Кавка­зу (в середине XIX в. появляется целый ряд новых исследований по истории народов Кавказа) — вновь вызвали к жизни постановку вопроса о создании корпуса источников по древней­шей истории России.

В 1853 г. на заседании отделения Русского Ар­хеологического общества РГИТ Минцлов сделал доклад о проекте плана «соединить все сведения, рассеянные в писателях греческих и римских, до времен византийских, о народах, обитавших по северным берегам Черного моря, в области ны­нешней России» , и составить свод древнейших источников по отечественной истории наподобие уже устаревшего корпуса И. Штриттера. В том, что такую работу собиралось возглавить Археоло­гическое общество, был особый смысл: первые ре­зультаты археологических работ на юге России, начало эпохи «великих археологических откры­тий» в Европе побуждали исследователей обратиться к письменным источникам как вспомога­тельным. Весь план не был претворен в жизнь, однако в «Записках Одесского общества истории древностей» появились некоторые переводы (в том числе из Константина Багрянородного, жи­тий херсонских святых и др.). Вопрос о необхо­димости составления свода всех известий древних источников о Северном и Восточном Причерноморье вновь и вновь обсуждался на археологичес­ких съездах 80-х—начала 90-х гг.

Первым откликом на эти desiderata стала публикация К. Гана «Известия древних гречес­ких и римских писателей о Кавказе», второй том которой посвящен византийским писате­лям. Приведенные свидетельства территориаль­но не ограничиваются Кавказом, а охватывают весь восточноевропейский регион от Дона до Волги. В основу труда положена публикация И. Штриттера. Византийский раздел представ­ляет собой перечисление в хронологическом по­рядке событий и фактов, почерпнутых из ви­зантийских источников, причем указание на ис­пользуемый источник отсутствует; дан лишь перечень авторов, «писавших об иберах» (в том числе Зонара, Киннам, Глика, Пахимер, Гри-гора), исторические сведения не выделяются из мифологических и легендарных. Но начинание К.Гана, особенно античный раздел, вызвав жи­вой научный интерес, побудило вновь обратиться к составлению свода.

Издание полного собрания греческих и латин­ских свидетельств о народах, населявших терри­торию России, было задумано В. В. Латышевым. Итогом большой работы стал выпуск античной части «Скифики и Кавказики». Византийский раздел автор подготовить не успел (правда, в т. 1 помещены комментарии Евстафия и Цеца к ан­тичным авторам). Однако и выпущенные мате­риалы способствовали определению репертуара используемых фрагментов, уточнению территори­ального охвата, установлению принципов состав­ления подобных сводов.

Всамом конце XIX в. появилась и собственно византиноведческая работа по рассматриваемой теме. Ю. Кулаковский собрал данные классичес­ких, главным образом византийских, источников о народах Северного Кавказа. Судьбы аланов представляются автору неотделимыми от древ­нейшей русской истории. Ю. Кулаковским ис­пользуются византийские свидетельства вплоть до XV в. Цель работы — показать автохтонность аланского, индоевропейского, населения Северно­го Причерноморья, определить значение христи­анства для него, исследовать международные свя­зи Аланского государства. Методика работы ог­раничивается изложением одного основного источника; вместе с тем в порядке констатации отмечаются противоречия в сведениях, критичес­ки оцениваются некоторые данные (о расстоя­ниях и т. п.). Но уже можно заметить попытки имманентного подхода к источнику (например, «…не поправлять (Геродота. — М . В.), а лишь стараться наглядно представить себе его картину»). Первые замыслы подобных сводов (от Минцлова до Гана) были в основном завершением разработки вопросов, поднятых в русской исто­риографии в начале XIX в., то издание Ю. Ку-лаковского связано с другими условиями раз­вития исторической науки.

Примерно с 70-х гг. отмечается становление основ профессиональной византиноведческой науки. Русская школа визан­тинистов была создана В. Г. Васильевским. Его ранние работы посвящены вопросам русско-византийских отношений, истории кочевников, международной политической жизни средневеко­вой Европы. В. Г. Васильевский не только про­водил детальный анализ данных введенной им в научный оборот массы новых источников, но на этой основе решал крупные проблемы русской истории. Он проследил судьбы русского наемного корпуса в Византии, рассмотрел историю пече­негов в их отношении к Руси, Византии и другим государствам, вскрыл проблемы междоусобиц русских князей в свете политических взаимоот­ношений княжеств Руси и государств Европы. Итак, важно, что к вопросам, непосредственно связанным с историей Руси, обратились профес­сиональные византинисты.

Немалое место рассматриваемая проблематика заняла в творчестве другого русского византинис­та — Ф. И. Успенского. Проблемы государствен­ности в славянских странах, участия куманов и русских в борьбе за освобождение Болгарии от византийского господства, византийские тра­диции на Руси, которые рассматривались им с позиций панславизма и православия, история Трапезунда, вопросы монгольского завоевания Азии и Юго-Восточной Европы и т.п. решались в спе­циальных работах. Внешнеполитическим аспек­там взаимоотношений Византии, Венгрии, Гали­ча, Киева посвящена монография К. Я. Грота. Помимо общих работ русских византинистов по вопросам русско-византийских отношений, места Руси и народов степи и Кавказа в между­народной жизни, во второй половине XIX в. печатаются многочисленные статьи по частным вопросам изучения отдельных памятников, кон­кретным проблемам русско-византийских отно­шений. Обобщению этих наблюдений посвяще­ны работы В. С. Иконникова и Ф. Терновского. Первая из них“ построена на сопоставлении общих характеристик византийской и древне­русской культуры. Труд Ф. Терновского соотносим с подготовляемыми в то время компен­диумами античных и византийских источников по Кавказу. События византийской истории рассматриваются с точки зрения их значения для Руси. Эта сводка дополняется данными о пу­тешествиях русских в Византию и греков на Русь. С целью обобщения данных о русско-византийских отношениях была написана и ра­бота X. Лопарева «Греки и Русь», где в хро­нологическом порядке перечислялись события, связанные с историей Византии и Руси. Интерес к югу России, Крыму, вызванный интенсивными археологическими работами там, отразился и на византинистике. В трудах Ф. К. Бруна, М. М. Ковалевского анализировались археоло­гические материалы, сопоставляемые с визан­тийскими документами и историческими сви­детельствами. Изучалось византийское наследие в Московской Руси XV—XVI вв., русско-византийские церковные взаимоотношения.

Развитию источниковедческих исследований способствовали новые публикации византийских источников, появившиеся в конце XIX—начале в. В это время в России начинается издание афонских актов (П. Успенский, Т. Флоринский). Начало сводным публикациям архивов Афона бы­ло положено изданием в 1873 г. актов Русского монастыря, а с 1903 по 1913 г. в приложениях к «Византийскому временнику» Л. Пти, В. Ре­гелем, Э. Курцем и Б. Кораблевым издаются акты шести афонских монастырей, что составило серию «Акты Афона». В. Регель издал также со­чинения византийских риторов, содержащие ин­тересующие нас сведения, и специальную пуб­ликацию по русско-византийским отношениям.

Вследствие вовлечения в научный оборот большого нового фактического материала во многих странах, в том числе и в России, к созданию трудов по национальной истории обращаются профессиональные византинисты, решая ряд сложных проблем на материале визан­тийских источников. Разрабатываются и утверж­даются научные методические принципы источ­никоведческого анализа.

Историография 20-х – 80-х гг. ХХ в.

Изучению советского периода историографии Руси и Византии посвящено немало специальных работ, в которых дан конкретный анализ вышед­ших исследований и определены основные на­правления развития отечественной науки. Рас­ смотрим в общем виде факторы этого развития в соответствии с поставленными нами задачами.

Продолжались исследования и в традиционном русле византиноведения. Ряд ра­бот А. А. Васильева был посвящен средневековой истории Крыма, русско-византийским отношени­ям, международному положению Европы. Неко­торые вопросы русско-византийско-половецких взаимоотношений в свете восточных источников анализировались в статьях А. Ю. Якубовского.

Обобщающие труды Ф. И. Успенского затрагива­ют многие важные вопросы истории населения Кавказа, причерноморских степей, южной окраи­ны Руси. Ф. И. Успенский стал инициатором и создателем в 1918 г. Комиссии по изучению сочи­нений Константина Багрянородного с целью из­влечения данных по истории русско-византийских связей, сведений о Руси, Причерноморью, Кавказу, Балканам. Таким образом, задача изуче­ния византийских материалов по отечественной истории оказалась важным направлением разви­тия советской науки с самых первых ее шагов.

В 1924 г. на заседании Отделения общественных наук АН СССР было решено «приступить к работе по подготовке и изданию памятников византий­ ских, западноевропейских и арабских, имеющих отношение к истории древнейшего периода Руси» Необходимость создания такого труда дикто­валась и оживлением к этому времени дискуссий по вопросу о Тмутараканском княжестве, по­ходах русских на Константинополь, русско-византийских экономических и культурных свя­зях. Другой важной областью изучения визан­тийских источников по русской истории стала проблема славянской колонизации Балкан (рабо­ты С. А. Жебелева, Е. Э. Липшиц, А. В. Мишули­на, М. В. Левченко, Б. Т. Горянова). Разраба­тываются и проблемы происхождения имени «Русь». Одновременно расширяется источнико­ведческая база исследований в области археоло­гии, эпиграфики, нумизматики, сфрагистики (труды Г. Д. Белова, М. К. Каргера, В. В. Латы­ шева, А. Н. Зографа, М. М. Иващенко, Н. П. Ли­хачева и др.).

Осмысление исторического пути России, а также конкретно­ исторические наблюдения позволили историкам провести исследования процессов феодального развития России, используя и материалы визан­тийских источников. Труды Б. Д. Грекова, М.Н. Тихомирова, С. В. Юшкова, вскрывая внут­ренние закономерности процессов этнической, по­литической и культурной истории Руси, анализируют используемые источники для попыток обоснования несостоятельности трактовки вопроса о раз­витии славянской государственности в духе нор­маннской теории.

Своеобразным итогом первого (1917—начало 1940-х гг.) этапа развития советской историчес­кой мысли стала I Всесоюзная византиноведческая сессия (Москва, 1944 г.), на которой в до­кладах, посвященных вопросам изучения визан­тийского наследия на Руси, места Византии в политической жизни славян, других народов (Е. А. Косминский, Н. В. Пигулевская, В. И. Пичета, М. Н. Тихомиров), были подведены итоги многолетней работы и определены направления дальнейших исследований.

Таким образом, первый этап советской исто­риографии характеризуется становлением и утверждением новой методологии истории и источ­никоведения, созданием на этой основе фунда­ментальных трудов по русской истории с привле­чением византийских материалов. Анализ дан­ных византийских источников вызвал острую критику ряда концепций истории России («норманнская теория», идея византийской политической супрематии на Руси и т. п.). Были созданы организационные предпосылки для из­дания свода древнейших источников по истории народов СССР, началась работа по его подготовке.

Новый этап советской историографии при­ходится на 40-е—начало 70-х гг. Продолжаются исследования кардинальных проблем истории феодальной России, изучение источников, привлекаемых для разработки этих проблем. В результате новых работ Б. Д. Грекова, М. Н. Ти­ хомирова, Б. А. Рыбакова, А. Н. Насонова, Л. В. Черепнина, В. В. Мавродина, С. В. Бахрушина была создана общая картина политического и культур­ного развития Руси и народов, входивших в ее со­ став, выявлены международные связи Древне­русского государства, рассмотрены различные аспекты русско-византийских отношений. Новое развитие получили также конкретно-историче­ские исследования: в статьях П. О. Карышковского, Е. Э. Липшиц, М. В. Левченко проблемы датировок отдельных исторических событий, ат­рибуции некоторых памятников связаны с об­щими вопросами исторического развития Руси, образования Древнерусского государства, крити­ки норманнской теории.

Многочисленные работы М. В. Левченко по истории русско-византийских отношений были сведены в его «Очерках по истории русско-византийских отношений» Эта работа представ­ляет собой первый обобщающий труд по много­численным направлениям русско-византийских отношений, привлекающий большое количество источников и систематизирующий их данные. Ре­шая конкретные проблемы, «Очерки» имеют по­лемическую направленность против теорий ви­зантийского влияния на Русь, политической за­висимости русских князей от Константинополя, неравенства двухсторонних взаимоотношений. Однако компилятивный принцип составления «Очерков» привел к ряду противоречий и неточ­ностей.

Своеобразию восприятия византийского куль­турного наследия на Руси, изучению активного освоения, переработки его в соответствии с мест­ными условиями посвящены послевоенные рабо­ты историков древнерусской литературы и куль­туры. Результаты исследований места визан­тийского культурного наследия на Руси были обобщены в коллективной «Истории культуры Древней Руси». Анализу новых данных византийских источ­ ников по истории Руси, русско-византийским от­ ношениям, проблемам места степных кочевников в истории связей Византии и Руси посвящены работы Г. Г. Литаврина, В. Л. Янина, А.П. Каждана, Н. Н. Во­ронина, 3. В. Удальцовой. Нашими исследователями был сделан коллективный доклад об от­ношениях Древней Руси и Византии на XIII Меж­дународном византиноведческом конгрессе в Окс­форде (1966). Эти работы ввели в научный обо­рот новый ценный материал по рассматриваемой проблеме. Вместе с тем в них формировались со­ временные научные принципы источниковедчес­кого анализа, основанного на стремлении к аде­кватному подходу к источнику, выявлении внут­ренней логики памятника и оценке на этой основе получаемой информации. Проблемный подход к теме чрезвычайно расширил и сюжет­ную сторону изысканий: если раньше работа не­ редко ограничивалась рассмотрением внешних двухсторонних военных, посольских, брачных связей, то теперь ставятся проблемы раскрытия внутренних процессов, обусловливающих харак­тер тех или иных форм взаимоотношений, рас­сматриваемых в развитии и в системе целого ряда дополнительных факторов.

На основе новых источниковедческих работ византинистов и проблемных разработок отдель­ных сторон общественно-политической структу­ры Руси появилась возможность создать синте­тические труды, раскрывающие место Древнерус­ского государства (в его сложной этнической структуре) в средневековой истории, роль наро­дов, вошедших в его состав, в его экономической, политической и культурной жизни и связях (В. Т. Пашуто, Я. Н. Щапов, А. П. Новосель­цев и др.).

Особое место в довоенной истори­ографии занимают труды византинистов — выходцев из России. Ими преимущественно разра­батываются сюжеты, связанные с русской исто­рией, о месте Руси и связанных с ней народов во всемирной истории. Актовые материалы ис­следовали А. Соловьев и В. Мошин. Русско-византийские политические отношения изучает Г. Вернадский. Целая серия работ по истории печенегов, торков и половцев выпускается Д. А. Расовским. Эти исследования решали сложные источниковедческие проблемы, сыграв важную роль в освоении прежде всего фактического ма­териала источников.

Итак, особенностью довоенного этапа историографии проблемы изучения византийских материалов по истории народов Ру­си, Причерноморья, Кавказа была разработка специалистами-византологами капитальных про­блем национальной истории балканских госу­дарств, а в связи с этим и вопросов рассматри­ваемой нами темы; издание нескольких типов сводов византийских источников по истории на­ родов Европы, в частности, тюркских народнос­тей. А за послевоенный период значительно расширилась источниковед­ческая база изысканий. Традиционные темы по­лучили новый разворот, возникли новые аспекты исследований (сопоставление различных типов государственной структуры на основе сравнитель­но исторического анализа, формы общественно­-производственного синтеза и др. Создание капитальных сводов древнейших источников, в том числе и византийских, по национальным истори­ям стало важным направлением исторической науки в большинстве зарубежных стран. Вместе с тем не всегда в этих изданиях были учтены достижения конкретно-исторических исследований, не использованы новые современные издания источников. В ряде случаев не преодолен иллюстратизм; нередко сами источники как система не являются проблемой — лишь их свиде­тельства оказываются таковой.

Кафедра византийской и новогреческой филологии Филологического факультета МГУ