От Иеуды алеви до рукописей Кумрана
  Б.В. Старков, отец К.Б. Старковой  К.М. Котлярова, мать К.Б. Старковой. 1895  К. Б. Старкова |
Мертвого моря. (Старкова К. Б. Воспоминания о прожитом. Жизнь и работа семитолога-гебраиста в СССР. – СПб.: Европейский дом, 2006. – 356 с.)Эта книга издана благодаря усилиям петербургского исследователя В. Л. Вихновича, сделавшего в 1994–1997 годах аудиозапись воспоминаний Старковой, и фонда Международного исследовательского центра российского и восточноевропейского еврейства. Помимо мемуаров самой Клавдии Борисовны издание включает воспоминания коллег о ней, список ее основных научных трудов и статьи Старковой – как опубликованные («Семитология в СССР за сорок лет»), так и впервые увидевшие свет в этой книге: «Евреи Европы», «Евреи в России и СССР».
Старкова родилась в семье петербургских интеллигентов. В 1933 году поступила в Ленинградский институт философии, лингвистики и литературы (ЛИФЛИ) на факультет лингвистики по кафедре семитских языков и литератур. Работала там над диссертацией, посвященной великому еврейскому поэту и философу XII столетия Иеуде Алеви. Молодой исследовательнице удалось обнаружить в фондах Библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина неизвестные стихи Галеви. Было это в конце 1930-х, когда в стране стали уже ощущаться первые признаки готовящейся ликвидации еврейской культуры.
Защите диссертации помешала война. Во время блокады Старкова – ассистент кафедры семитологии Ленинградского университета. Ей пришлось пережить страшную зиму 1941–1942 годов. Но и во время блокады, когда от голода умер ее отец, а враг стоял у ворот города, она смогла найти силы для продолжения работы. Оказавшись в эвакуации, Старкова работает в Ташкентском институте востоковедения, где в 1944 году защитила кандидатскую по теме: «Ленинградские фрагменты дивана Иеуды Алеви». После возвращения в Ленинград она продолжает занятия гебраистикой. Темой следующей научной работы Клавдия Борисовна избрала творчество другого великого еврейского поэта и философа XII века Шломо Ибн Габироля. Одновременно она преподает на восточном факультете ЛГУ на кафедре «Ассириология и гебраистика». Там ее застали борьба с «безродными космополитами» и «дело врачей». Еврейская культура во всех ее проявлениях была поставлена вне закона. Это отразилось не только на судьбах еврейской интеллигенции, но и на судьбе Клавдии Старковой, русского человека, занимавшегося еврейской филологией. Кафедра, на которой она работала, была закрыта. Несколько лет ей пришлось работать не по специальности – в библиотеках Академии наук и Института археологии.
А потом началась «оттепель». Старкова стала работать в Ленинградском институте востоковедения. С этого времени она занимается исследованием рукописей Кумрана. Она подготовила их научные переводы на русский язык и сделала комментарий. В Институте востоковедения Клавдия Борисовна защитила докторскую диссертацию на тему «Памятники кумранской литературы (К исследованию идеологии кумранской общины)». Не ограничившись филологическим анализом, Старкова сумела показать идеологию кумранской общины в контексте социальной и политической ситуации в Иудее в эпоху возникновения христианской цивилизации. Ее трудами были переведены, прокомментированы и подготовлены к изданию более 20 печатных листов рукописей кумранской общины. Исследования получили признание видных гебраистов. Однако политика вновь вмешалась в ее работу. Начавшаяся в стране в 1967 году антисионистская кампания не позволила ей издать свой труд. Результаты работы Старковой оказались не востребованными на целых тридцать лет. Подготовленные при участии А. М. Газова-Гинзберга и М. М. Елизаровой «Тексты Кумрана» вышли в свет в Санкт-Петербурге лишь в 1996 году.Особую страницу в научной биографии Старковой занимает работа с крупнейшим собранием еврейских рукописей Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина. Она была консультантом библиотеки по вопросам, связанным с еврейским рукописным фондом и оказала неоценимую помощь после возвращения из эвакуации ценнейших коллекций, собранных Авраамом Фирковичем. В библиотеке тогда не оказалось сотрудников, знавших еврейский алфавит. Клавдия Борисовна не только помогла вернуть еврейские рукописи на места их хранения, но систематизировала расстановку, благодаря которой библиотекарь, даже не владевший ивритом, мог самостоятельно и быстро найти нужную рукопись. Тем не менее в 1979 году плодотворно работающего ученого отправляют на пенсию.
В связи с тяжелой болезнью глаз ее труды смело можно назвать научным подвигом. И после вынужденного ухода на пенсию она продолжает неутомимо работать и печататься. В списке научных трудов Старковой, – несколько публикаций в Палестинском сборнике, относящихся к 1980-м годам.Ряд работ Старковой публикуется в этой книге впервые. Судьба этих материалов, как и всех исследований еврейской культуры и истории в Советском Союзе, драматична. В 1948 году Институт этнографии АН СССР заказал ей для сборника «Народы мира» два очерка посвященных истории евреев Европы и России. Эти работы, несмотря на то, что их автор был вынужден писать в прокрустовом ложе марксистской догматики и сталинского учения о нациях, не потеряли научного значения и по сей день. В первую очередь это касается разделов, посвященных антропологии, языку и письменности, литературе, религии, народному творчеству и характеру еврейского народа. Особенно важно, что в этих очерках, написанных вскоре после второй мировой, Старкова представила страшные цифры геноцида евреев Европы. Однако 1948 год – год, когда должны были быть опубликованы ее статьи, – стал годом тотального уничтожения еврейской культуры в СССР. И сборник «Народы мира» вышел без очерков Клавдии Борисовны.
Самое интересное в книге – воспоминания. Невзирая на преклонный возраст, Старкова обладала исключительной памятью и наблюдательностью. Вот лишь несколько эпизодов из ее детства и юности.
Дед Старковой Михаил Иванович служил врачом в Белостоке, где большую часть населения составляла еврейская беднота, главным образом ткачи. Многих из этих людей лечил Михаил Иванович. «Расплачивались с ним обыкновенно во время Пасхи, – вспоминала Клавдия Борисовна. – Он получал много мацы от дарителей и пациентов. Они обижались, если дед отказывался, но он ведь знал, что к нему приходят с посильными дарами люди очень бедные».Благодаря Михаилу Ивановичу в Белостоке было одним еврейским погромом меньше. «Встретив вышедшую на погром толпу… он остановился и обратился прямо к ней. Безоружный и без страха. Он сказал, что они сумасшедшие, что они на себя и на невинных людей навлекают опасность… И за что же они будут бить таких же бедняков? <…> Жертвами станут такие же бедняки, как они сами, потому что в основном еврейское население было просто нищим. И он уговорил их по-простому, по-хорошему, обращаясь к их лучшим человеческим чувствам. Убедившись, что они пошли назад, он, подождав некоторое время, вернулся домой».
Похороны деда – первое сильное детское впечатление Старковой. «На кладбище его провожало несколько тысяч евреев». Это были его благодарные пациенты из Белостока и окрестных местечек. «Они не могли по своим убеждениям войти на православное кладбище, но все они, как говорили, три-четыре тысячи человек, стояли у его ворот все время похорон».
Интерес к древнееврейскому языку у Таты Старковой зародился в начальной школе благодаря «Серапионовым братьям» Теодора Гофмана. Читая эти фантастические повествования, будущий гебраист обратила внимание на то, что, «когда делается что-то исключительно интересное, появляются письмена, какие-то тексты, которые героям помогают в общении со сверхъестественными силами. В таких обстоятельствах часто появляется на сцене древнееврейский язык. Я захотела овладеть им. Тогда же с этим языком меня впервые познакомил дедушка Ривы Залман, моей подруги из четвертого класса». Ей девочка и рассказала о своем интересе к древнееврейскому языку. Подруга привела ее к своему деду, и это было «первое свидание с настоящим представителем еврейского народа. У старика были очень красивые белые вьющиеся волосы, самые настоящие пейсы, длинный черный сюртук… Он раскрыл передо мной книгу, объяснил, что гласные знаки пишутся под буквами, а не рядом с буквами. Я с величайшим благоговением взяла книгу, все посмотрела, с таким же благоговением отдала ему обратно, поклонилась и поблагодарила. Старик смотрел на меня с благосклонной улыбкой. Я сказала ему, что постараюсь выучиться древнееврейскому языку». Уже в ранней юности девочка поняла, что необыкновенно способна к языкам. При поступлении в университет, правда, колебалась между биологией и филологией, но, выбрав последнюю, всю свою долгую жизнь занималась восточными языками: ивритом и арабским.
Здесь, на Земле Израиля, мечтала побывать К. Б. Старкова. Но не случилось…
Значительная часть воспоминаний посвящена рассказам об учителях и друзьях-востоковедах. Это первый учитель иврита Михаил Николаевич Соколов – последний, кто получил до революции звание магистра Московской Духовной академии. Другого наставника, Андрея Яковлевича Борисова, Старкова называла до конца своих дней Учителем и писала о нем как о гениальном ученом. Судьба этих двух людей, как и многих других, о которых рассказывает мемуарист, оказалась трагичной. Впоследствии Старкова много сделала для публикации научного наследия А. Я. Борисова – безвременно погибшего ученого и близкого ей человека.
В воспоминаниях Клавдии Борисовны воссозданы портреты выдающихся востоковедов П. К. Коковцова, И. Ю. Крачковского, И. Н. Винникова. Последняя глава воспоминаний посвящена Илье Гринбергу, «выдающемуся ученому-семитологу», не успевшему опубликовать ни одной научной работы, но вызывавшему восхищение у профессоров. Гринберг – еще одна жертва террора советского режима.Один из самых ярких персонажей – И. Г. Франк-Каменецкий, ленинградский востоковед, автор десятков работ по мифологии, поэтике, истории Ближнего Востока и Египта. «Надо сразу сказать, что Израиль Григорьевич Франк-Каменецкий был подлинно святым человеком. <…> Он никогда не ставил плохих отметок и искренне считал, что раз человек пошел изучать древнееврейский язык, то уже за это имеет право считаться обладающим полноценными способностями». «Воспоминания» рассказывают о тех временах, когда ученый существовал практически в безвоздушном пространстве, не участвуя в международных конгрессах, не встречаясь с коллегами, в отрыве от проблем и достижений мировой науки. Тем более впечатляют стойкость и упорство, с которым такие люди, как Старкова, продолжали заниматься «наукой ради науки» – вопреки соображениям карьеры и собственной безопасности.
Клавдия Борисовна большую часть своей жизни прожила в стране, в которой нельзя было жить, и прожила достойно. Оставив о себе светлую и долгую память.
Александр Локшин
Лехаим, апрель 2007 г.