Нас посетила святая.
Неизвестные подробности приезда православной святой на Пермскую землю
Для возрождения Белогорского Свято-Николаевского монастыря неоценимое значение имеет каждый документ, помогающий пролить свет на историю православной святыни. Историю, которую много десятилетий богоборцы старались всячески исказить и предать забвению. В Государственном архиве Пермской области хранится документ, посвященный приезду великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой, позднее причисленной к сонму православных святых. Это расписание церковного богослужения 12–15 июля 1914 года с участием «Ея Императорского Высочества». (Ф. 664, оп. 1 д. 55; в книгу «Свет Белой горы» документ не вошел).
В «Расписании…» есть примечательная фраза: «При проезде через завод Бым непосредственно по пути лежит единоверческая церковь (православная в значительном расстоянии от пути). Духовенство единоверческой церкви, совместно с духовенством православной церкви, выходит на встречу при проезде Ея Императорского Высочества…» И далее – встреча уже на самой Белой горе.
Момент очень важный, не случайно организаторы приема решили все «прописать», чтобы обойтись без накладок. Им хотелось продемонстрировать единение двух ветвей православной церкви, подчеркнув тем самым благотворное влияние духовной обители на округу. Напомним, Белогорье не зря называли «центром раскольников», в этой местности и в начале ХХ века существовало немало старообрядческих скитов и выселков.
Как прошло духовное паломничество великой княгини? Благодаря старательному репортеру «Пермских ведомостей», мы имеем редкую возможность сравнить желаемое с действительным. Можно сказать, это был тот случай, когда принимающая сторона хотела все сделать, как лучше, а получилось… нет, не как всегда, а еще лучше.
Но сначала – несколько слов о самой гостье.
Монастырь создавался с царским именем (первый крест был установлен на горе «в память счастливого избавления наследника трона Николая от грозящей опасности во время его путешествия по Японии в 1891 году). Став императором, Николай Александрович периодически оказывал „Уральскому Афону“ знаки внимания. Но первой представительницей царской фамилии, посетившей юную обитель, оказалась великая княгиня Елизавета Федоровна, старшая сестра последней российской царицы Александры Федоровны. В юности, еще до брака, до принятия ею православия, она звалась Эллой, принцессой Гессен-Дармштадской, и в нее был влюблен будущий германский кайзер Вильгельм. В 20-летнем возрасте она стала супругой великого князя Сергея Александровича (в 1884 году). Елизавета покоряла всех красотой и умом и была истинным украшением двора. После убийства мужа, который пал жертвой террориста Каляева в 1905 году, Елизавета Федоровна удалилась от мира. Она основала женскую Марфо-Мариинскую обитель в Москве, и делом ее жизни стала благотворительность, помощь страждущим. С того же 1905 года она возглавляла Императорское Православное Палестинское общество. Интересно, что данному обществу энергично помогал в свое время известный пермский общественный деятель и краевед Д. Д. Смышляев, награжденный за свою лепту столь редким знаком отличия, как орден гроба Господня.
В первый приезд Елизаветы Федоровны в губернию (1914) многие по ошибке принимали ее за императрицу Александру Федоровну. Это обстоятельство послужило поводом для ряда неточных публикаций. Заблуждение сие оказалось столь живучим, что ошибка воспроизводится в пермской прессе с регулярностью, достойной лучшего применения. Причем фольклорное представление о визите августейшей особы из народных преданий перекочевало и в литературу. Французский посол в России Морис Палеолог писал, что в предреволюционный период в определенных кругах возник заговор, согласно которому, в частности, планировалось „царицу и ее сестру, московскую игуменью, сослать в монастырь в Приуралье“.
Поводов для путаницы несколько. Во-первых, сестры были очень похожи. Во-вторых, царскую чету в Пермской губернии действительно поджидали. Император и императрица намеревались посетить в год 300-летия Дома Романовых, то есть в 1913 году, старинное село Ныроб на севере Перми Великой. Там находилось место умучения, как писали в старину, боярина Михаила Никитича Романова, дяди первого царя. Но не доехали царь с царицей до наших мест.
В Перми и Пермской губернии Елизавета Федоровна с сестрой была с 11 по 20 июля 1914 года. Всего десять дней, но как много они в себя вобрали!
Весьма колоритная сцена прибытия Августейших гостей есть в мемуарной книге писателя Александра Спешилова „Кама-мачеха, Кама-мать родная“ (рукописный вариант, хранится тоже в ГАПО). Герой его повести вспоминает, как летом 1914 года Пермь облетело сообщение, что сюда „на пароходах „Межень“ и „Стрежень“ едут дочери (!) царя Николая второго – и пошла катавасия. Речники срочно ремонтировали, красили-перекрашивали камский флот“.
Как видим, здесь ожидали даже „дочерей“ императора. Сразу скажем, что нам в данном случае важны не столько сами примеры „перепутаницы“ в человеческой памяти, порою довольно забавные, сколько отношение к визиту разных слоев населения. Далее читаем:
Сегодня, однако, хорошо известно, что именно Елизавета Федоровна во время своего духовного паломничества как никто другой просила, чтобы ей не мешали угодничаньем. Никакой роскоши и излишеств! Атмосфера праздника заключалась совсем в другом – в духовном единении. Великая княгиня, до Перми побывавшая уже во многих святых обителях России, выстаивала многочасовые службы. Посмотрите на расписание ее пребывания на берегах Камы с первого же дня: всенощная в Спасо-Преображенском соборе, до 11 часов вечера. Следующее утро для гостьи начинается в 6 утра опять с молитвы в Успенском женском монастыре.
Но перед этой службой Елизавета Федоровна посетила еще часовню Николая Чудотворца, возведенную в русском стиле на средства И. Г. Каменского в честь 300-летия Дома Романовых (на углу улиц Покровской и Биармской, ныне Ленина и Плеханова, снесена в 1926 году).
И так – на протяжении всего путешествия. Это был великий труд, незаметный для обывателя. Какие уж тут „винопития“!
Однако оценка событий А. Спешиловым – это восприятие человека с противоборствующей стороны. Весьма характерное признание делает герой повести, смотревший на приезд царских особ из толпы зевак на пристани. После сообщения об объявлении Россией войны Германии молодой бурлак пишет: „…Миллионы людей были брошены на кровавую бойню. Взяли и меня на Балтийский флот, защищать веру, царя и отечество – то, чего у бездомного матроса и в помине не было“.
Посмотрим на произошедшее глазами другого человека, у которого все это – вера, царь, Отечество – было.
Это пишет игумен Серафим (Кузнецов), начальник Серафимо-Алексеевского скита, расположенного в пяти верстах от Белой горы. Перед встречей Елизаветы Федоровны (в православном написании – Елисаветы Феодоровны) храм был убран по-пасхальному цветами, громадной высоты иконостас украшен горящими лампадами. Дорога, начиная от арки и до ворот,— вся в гирляндах из зелени, с развевающимися национальными флагами. (!) На арке – государственный герб России с инициалами Ее Высочества и надписью: „Благословенна грядущая во имя Господне“. Над святыми воротами – еще надпись: „Боже, Царя храни!“
В те часы Царственная Паломница сумела объединить самых разных людей. „Так просиял светлый луч в Пермской земле пред грядущими испытанием“. В приливе чувств, под воздействием светлой радости, высокого духовного настроения тогда многие поверили, говоря словами о. Серафима, что „эти молитвы, совместно с молитвами всего народа русского, помогли в разрешении великого вопроса и умилостивили Бога умирить внутреннюю смуту и возбудить другие народы встать в едино воинство с нами…“
На Белой горе Елизавета Федоровна провела два дня. Молилась, знакомилась с жизнью монастыря…
С особым вниманием беседовала с иконописцами, посетила и другие мастерские, а также Крестовоздвиженский собор, который еще строился. Все обращали внимание на то, с какой сердечностью общалась она с каждым человеком. По отзывам современников, у этой женщины было все для счастливой жизни в миру: „редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение, благородное сердце…“ Ей много пришлось испытать в жизни, и она сумела изменить свою судьбу, отказавшись от светских успехов и утех.
Глубокое обаяние личности Елизаветы Федоровны посчастливилось ощутить на себе пермякам. И они оценили это по достоинству: „Дивное событие совершилось в укромной пустыне! Редкое, небывалое торжество увидала юная обитель! Среди собравшихся людей всех положений, званий и состояний царили равенство, братство, пламенная вера и взаимная любовь“. Архимандрит Варлаам выразил общий настрой, сказав, что прибытие „в утешение нам“ благоверной княгини на Белую гору — это „проявление особого о нас промышления…“ (Цитируется по изданию „Августейшая паломница Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна в Пермской губернии“, Пермь, 1915).
Торжественная встреча великой княгини Елизаветы Федоровны
в Свято-Николаевском монастыре г. Верхотурья. 1914 г.
Она еще посетит Верхотурский монастырь, куда так стремилась. Предполагалась также поездка в Екатеринбург и Алапаевск (какая горькая ирония судьбы – в город, где спустя четыре года оборвется ее жизнь!) Но из-за начала войны путешествие пришлось завершить досрочно.
А самое главное — память об этом событии осталась в сердцах народа. Источник, из которого гостья изволила пить, стали называть „Елисаветинским“. Над ключом у пещерного храма была поставлена часовня во имя святой праведницы Елисаветы. Следы Августейшей Молитвенницы долго хранила дорога от Быма до Белой горы (о том, как ее прокладывали, благоустраивали, можно прочитать в книге автора этих строк „Свет Белой горы“).
Благодарную память об этой необыкновенной женщине передавали из уст в уста и представители русской интеллигенции. Так получилось по жизни, что замечательного русского живописца М. Н. Нестерова с Пермью связывает не только Успенский женский монастырь, для которого живописец исполнил потрясающей силы „Распятие“ (хранится в фондах Пермской галереи), но и имя Елизаветы Федоровны. Замечательный живописец расписывал по ее просьбе Покровский храм Марфо-Мариинской обители (композиции „Путь ко Христу“, „Христос у Марфы и Марии“, начало 1910-х гг.) Менее известное подтверждение творческих контактов художника с великой княгиней мы находим в его переписке с А. А. Турыгиным. В письме от 2 ноября 1911 г. Михаил Васильевич сообщает:
Речь идет о создании объединения „36“, по числу участников выставки, непосредственного предшественника Союза русских художников. Михаил Нестеров показал на той выставке эскизы образов для церкви „Св. Петр“, „Св. Наталья“. В том же настроении, в котором он их создавал, были написаны и работы для Перми. (В Пермской художественной галерее хранится еще одна работа М. В. Нестерова — эскиз к „Распятию“, 1908).
Да, приезд великой княгини стал незаурядным событием для монастыря, важной вехой в его летописи. Ведь монастырь создавался с царским именем. Августейшая паломница приняла участие также в освящении бюста Царю-Освободителю, (Александру II), открытому в центре Бымовского завода.
Но дни, проведенные в пермском Белогорье, были очень важны и для самой паломницы. Совершенно прав историк В. В. Вяткин, заметивший, что „здесь она укреплялась духом“, словно готовилась к своему высокому предназначению. Правда, в книге „Христовой церкви цвет благоуханный“, посвященной жизнеописанию преподобномученицы, тот же автор высказывает мысль, с которой не все могут согласиться, а именно: описывая усыпальницу Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке в Москве, Валерий Вяткин пишет, что „Бог даст, и сюда… вернется своими мощами святая основательница обители“. Он ссылается при этом на соответствующее место духовного завещания великой княгини. Однако известна просьба Елизаветы Федоровны, высказанная ею на случай непредвиденных ситуаций: „Похороните меня по-христиански“. Просьба была выполнена, как известно, игуменом Серафимом надлежащим образом, несмотря на все преграды и помехи. Быть похороненной во Святой земле – не только большая и заслуженная честь, но и венец земного пути замечательной женщины, которую еще при жизни многие почитали святой.
А наладится жизнь россиян (не вечно же нам жить трудно), возродится в полном масштабе деятельность паломнической службы, преемницы Православного Палестинского общества, которое возглавляла Елизавета Федоровна,— и получат, наконец, широкие массы верующих возможность посещать святые места (не всегда же эта поездка будет по карману только „новым русским“).
Возможность побывать в тех местах хотя бы заочно, хотя бы в роли зрителя, предоставил в конце 1990-х игумен Даниил (Ишматов), тщанием и талантом которого был снят фильм под названием „Восхождение в безмолвие“. Фильм – о великой княгине, ее крестном пути. Есть в нем и уникальные кадры архивной кинохроники о паломничестве Елизаветы Федоровны по Уралу. Волнуют нас сцены пребывания пермских посланцев возле раки с мощами преподобномученицы в церкви Марии Магдалины. Нашел белогорский наместник и плиту на могиле русского инока Серафима (Кузнецова).
В августе 1998 года в Белогорском монастыре прошли третьи Свято-Варлаамовские чтения, их тема – „Великая княгиня Елизавета Федоровна. Служение женщины в Православной церкви“. Достойная память… Богомольцы не забывают дорожку к Елизаветинскому источнику под Белой горой
К сожалению, на сегодня нигде не установлено ни одного мемориального знака в честь этой великой женщины. Единственный памятник ей установлен в Москве на территории Марфо-Мариинской обители (скульптор В. М. Клыков). Женщина в белом одеянии словно выплывает из глубины церковного сада – из глубины времен,— возвращается в родную, созданную ею обитель милосердия, чтобы встретиться с нами после долгой разлуки.
В «Расписании…» есть примечательная фраза: «При проезде через завод Бым непосредственно по пути лежит единоверческая церковь (православная в значительном расстоянии от пути). Духовенство единоверческой церкви, совместно с духовенством православной церкви, выходит на встречу при проезде Ея Императорского Высочества…» И далее – встреча уже на самой Белой горе.
Момент очень важный, не случайно организаторы приема решили все «прописать», чтобы обойтись без накладок. Им хотелось продемонстрировать единение двух ветвей православной церкви, подчеркнув тем самым благотворное влияние духовной обители на округу. Напомним, Белогорье не зря называли «центром раскольников», в этой местности и в начале ХХ века существовало немало старообрядческих скитов и выселков.
Как прошло духовное паломничество великой княгини? Благодаря старательному репортеру «Пермских ведомостей», мы имеем редкую возможность сравнить желаемое с действительным. Можно сказать, это был тот случай, когда принимающая сторона хотела все сделать, как лучше, а получилось… нет, не как всегда, а еще лучше.
Но сначала – несколько слов о самой гостье.
Монастырь создавался с царским именем (первый крест был установлен на горе «в память счастливого избавления наследника трона Николая от грозящей опасности во время его путешествия по Японии в 1891 году). Став императором, Николай Александрович периодически оказывал „Уральскому Афону“ знаки внимания. Но первой представительницей царской фамилии, посетившей юную обитель, оказалась великая княгиня Елизавета Федоровна, старшая сестра последней российской царицы Александры Федоровны. В юности, еще до брака, до принятия ею православия, она звалась Эллой, принцессой Гессен-Дармштадской, и в нее был влюблен будущий германский кайзер Вильгельм. В 20-летнем возрасте она стала супругой великого князя Сергея Александровича (в 1884 году). Елизавета покоряла всех красотой и умом и была истинным украшением двора. После убийства мужа, который пал жертвой террориста Каляева в 1905 году, Елизавета Федоровна удалилась от мира. Она основала женскую Марфо-Мариинскую обитель в Москве, и делом ее жизни стала благотворительность, помощь страждущим. С того же 1905 года она возглавляла Императорское Православное Палестинское общество. Интересно, что данному обществу энергично помогал в свое время известный пермский общественный деятель и краевед Д. Д. Смышляев, награжденный за свою лепту столь редким знаком отличия, как орден гроба Господня.
В первый приезд Елизаветы Федоровны в губернию (1914) многие по ошибке принимали ее за императрицу Александру Федоровну. Это обстоятельство послужило поводом для ряда неточных публикаций. Заблуждение сие оказалось столь живучим, что ошибка воспроизводится в пермской прессе с регулярностью, достойной лучшего применения. Причем фольклорное представление о визите августейшей особы из народных преданий перекочевало и в литературу. Французский посол в России Морис Палеолог писал, что в предреволюционный период в определенных кругах возник заговор, согласно которому, в частности, планировалось „царицу и ее сестру, московскую игуменью, сослать в монастырь в Приуралье“.
Поводов для путаницы несколько. Во-первых, сестры были очень похожи. Во-вторых, царскую чету в Пермской губернии действительно поджидали. Император и императрица намеревались посетить в год 300-летия Дома Романовых, то есть в 1913 году, старинное село Ныроб на севере Перми Великой. Там находилось место умучения, как писали в старину, боярина Михаила Никитича Романова, дяди первого царя. Но не доехали царь с царицей до наших мест.
В Перми и Пермской губернии Елизавета Федоровна с сестрой была с 11 по 20 июля 1914 года. Всего десять дней, но как много они в себя вобрали!
Весьма колоритная сцена прибытия Августейших гостей есть в мемуарной книге писателя Александра Спешилова „Кама-мачеха, Кама-мать родная“ (рукописный вариант, хранится тоже в ГАПО). Герой его повести вспоминает, как летом 1914 года Пермь облетело сообщение, что сюда „на пароходах „Межень“ и „Стрежень“ едут дочери (!) царя Николая второго – и пошла катавасия. Речники срочно ремонтировали, красили-перекрашивали камский флот“.
Как видим, здесь ожидали даже „дочерей“ императора. Сразу скажем, что нам в данном случае важны не столько сами примеры „перепутаницы“ в человеческой памяти, порою довольно забавные, сколько отношение к визиту разных слоев населения. Далее читаем:
„…В день приезда царских девчонок были разостланы бархатные ковры… С пристаней царевен увезли в кафедральный собор, только мы их видели. Три дня в Перми гремели колокола. Говорят, что в одной церкви от натуги лопнул стопудовый колокол. Три дня „отцы города“ праздновали высокопоставленных гостей. Рекою лились дорогие вина. Произносились верноподданнические речи…“
Сегодня, однако, хорошо известно, что именно Елизавета Федоровна во время своего духовного паломничества как никто другой просила, чтобы ей не мешали угодничаньем. Никакой роскоши и излишеств! Атмосфера праздника заключалась совсем в другом – в духовном единении. Великая княгиня, до Перми побывавшая уже во многих святых обителях России, выстаивала многочасовые службы. Посмотрите на расписание ее пребывания на берегах Камы с первого же дня: всенощная в Спасо-Преображенском соборе, до 11 часов вечера. Следующее утро для гостьи начинается в 6 утра опять с молитвы в Успенском женском монастыре.
Но перед этой службой Елизавета Федоровна посетила еще часовню Николая Чудотворца, возведенную в русском стиле на средства И. Г. Каменского в честь 300-летия Дома Романовых (на углу улиц Покровской и Биармской, ныне Ленина и Плеханова, снесена в 1926 году).
И так – на протяжении всего путешествия. Это был великий труд, незаметный для обывателя. Какие уж тут „винопития“!
Однако оценка событий А. Спешиловым – это восприятие человека с противоборствующей стороны. Весьма характерное признание делает герой повести, смотревший на приезд царских особ из толпы зевак на пристани. После сообщения об объявлении Россией войны Германии молодой бурлак пишет: „…Миллионы людей были брошены на кровавую бойню. Взяли и меня на Балтийский флот, защищать веру, царя и отечество – то, чего у бездомного матроса и в помине не было“.
Посмотрим на произошедшее глазами другого человека, у которого все это – вера, царь, Отечество – было.
„…В Белогорскую обитель непрерывными вереницами прибывают богомольцы, в большинстве из крестьян. Изможденные их лица, загрубелые почерневшие руки, сбитые ноги, обутые в самодельные лапти – весь вид их говорит о том, что немалый и трудный путь совершили они, чтобы добраться в обитель и тут, при виде Августейшей Паломницы, забыть на время свою тяжелую, страстотерпческую жизнь с ее беспросветным трудом и заботами, излить накопившееся на сердце горе, очистить душу покаянием и вновь с обновленным духом и освеженными силами вступить на жизненный путь…“
Это пишет игумен Серафим (Кузнецов), начальник Серафимо-Алексеевского скита, расположенного в пяти верстах от Белой горы. Перед встречей Елизаветы Федоровны (в православном написании – Елисаветы Феодоровны) храм был убран по-пасхальному цветами, громадной высоты иконостас украшен горящими лампадами. Дорога, начиная от арки и до ворот,— вся в гирляндах из зелени, с развевающимися национальными флагами. (!) На арке – государственный герб России с инициалами Ее Высочества и надписью: „Благословенна грядущая во имя Господне“. Над святыми воротами – еще надпись: „Боже, Царя храни!“
В те часы Царственная Паломница сумела объединить самых разных людей. „Так просиял светлый луч в Пермской земле пред грядущими испытанием“. В приливе чувств, под воздействием светлой радости, высокого духовного настроения тогда многие поверили, говоря словами о. Серафима, что „эти молитвы, совместно с молитвами всего народа русского, помогли в разрешении великого вопроса и умилостивили Бога умирить внутреннюю смуту и возбудить другие народы встать в едино воинство с нами…“
На Белой горе Елизавета Федоровна провела два дня. Молилась, знакомилась с жизнью монастыря…
С особым вниманием беседовала с иконописцами, посетила и другие мастерские, а также Крестовоздвиженский собор, который еще строился. Все обращали внимание на то, с какой сердечностью общалась она с каждым человеком. По отзывам современников, у этой женщины было все для счастливой жизни в миру: „редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение, благородное сердце…“ Ей много пришлось испытать в жизни, и она сумела изменить свою судьбу, отказавшись от светских успехов и утех.
Глубокое обаяние личности Елизаветы Федоровны посчастливилось ощутить на себе пермякам. И они оценили это по достоинству: „Дивное событие совершилось в укромной пустыне! Редкое, небывалое торжество увидала юная обитель! Среди собравшихся людей всех положений, званий и состояний царили равенство, братство, пламенная вера и взаимная любовь“. Архимандрит Варлаам выразил общий настрой, сказав, что прибытие „в утешение нам“ благоверной княгини на Белую гору — это „проявление особого о нас промышления…“ (Цитируется по изданию „Августейшая паломница Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна в Пермской губернии“, Пермь, 1915).
Торжественная встреча великой княгини Елизаветы Федоровны
в Свято-Николаевском монастыре г. Верхотурья. 1914 г.
Она еще посетит Верхотурский монастырь, куда так стремилась. Предполагалась также поездка в Екатеринбург и Алапаевск (какая горькая ирония судьбы – в город, где спустя четыре года оборвется ее жизнь!) Но из-за начала войны путешествие пришлось завершить досрочно.
А самое главное — память об этом событии осталась в сердцах народа. Источник, из которого гостья изволила пить, стали называть „Елисаветинским“. Над ключом у пещерного храма была поставлена часовня во имя святой праведницы Елисаветы. Следы Августейшей Молитвенницы долго хранила дорога от Быма до Белой горы (о том, как ее прокладывали, благоустраивали, можно прочитать в книге автора этих строк „Свет Белой горы“).
Благодарную память об этой необыкновенной женщине передавали из уст в уста и представители русской интеллигенции. Так получилось по жизни, что замечательного русского живописца М. Н. Нестерова с Пермью связывает не только Успенский женский монастырь, для которого живописец исполнил потрясающей силы „Распятие“ (хранится в фондах Пермской галереи), но и имя Елизаветы Федоровны. Замечательный живописец расписывал по ее просьбе Покровский храм Марфо-Мариинской обители (композиции „Путь ко Христу“, „Христос у Марфы и Марии“, начало 1910-х гг.) Менее известное подтверждение творческих контактов художника с великой княгиней мы находим в его переписке с А. А. Турыгиным. В письме от 2 ноября 1911 г. Михаил Васильевич сообщает:
„…Недавно получил горячее воззвание из Москвы, там образовывается новое общество (состав – дягилевский с дополнением нескольких молодых имен передвижных). Выставка откроется на Рождестве, в Строгановском училище, под покровительством великой княгини Елизаветы Федоровны…“
Речь идет о создании объединения „36“, по числу участников выставки, непосредственного предшественника Союза русских художников. Михаил Нестеров показал на той выставке эскизы образов для церкви „Св. Петр“, „Св. Наталья“. В том же настроении, в котором он их создавал, были написаны и работы для Перми. (В Пермской художественной галерее хранится еще одна работа М. В. Нестерова — эскиз к „Распятию“, 1908).
Да, приезд великой княгини стал незаурядным событием для монастыря, важной вехой в его летописи. Ведь монастырь создавался с царским именем. Августейшая паломница приняла участие также в освящении бюста Царю-Освободителю, (Александру II), открытому в центре Бымовского завода.
Но дни, проведенные в пермском Белогорье, были очень важны и для самой паломницы. Совершенно прав историк В. В. Вяткин, заметивший, что „здесь она укреплялась духом“, словно готовилась к своему высокому предназначению. Правда, в книге „Христовой церкви цвет благоуханный“, посвященной жизнеописанию преподобномученицы, тот же автор высказывает мысль, с которой не все могут согласиться, а именно: описывая усыпальницу Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке в Москве, Валерий Вяткин пишет, что „Бог даст, и сюда… вернется своими мощами святая основательница обители“. Он ссылается при этом на соответствующее место духовного завещания великой княгини. Однако известна просьба Елизаветы Федоровны, высказанная ею на случай непредвиденных ситуаций: „Похороните меня по-христиански“. Просьба была выполнена, как известно, игуменом Серафимом надлежащим образом, несмотря на все преграды и помехи. Быть похороненной во Святой земле – не только большая и заслуженная честь, но и венец земного пути замечательной женщины, которую еще при жизни многие почитали святой.
А наладится жизнь россиян (не вечно же нам жить трудно), возродится в полном масштабе деятельность паломнической службы, преемницы Православного Палестинского общества, которое возглавляла Елизавета Федоровна,— и получат, наконец, широкие массы верующих возможность посещать святые места (не всегда же эта поездка будет по карману только „новым русским“).
Возможность побывать в тех местах хотя бы заочно, хотя бы в роли зрителя, предоставил в конце 1990-х игумен Даниил (Ишматов), тщанием и талантом которого был снят фильм под названием „Восхождение в безмолвие“. Фильм – о великой княгине, ее крестном пути. Есть в нем и уникальные кадры архивной кинохроники о паломничестве Елизаветы Федоровны по Уралу. Волнуют нас сцены пребывания пермских посланцев возле раки с мощами преподобномученицы в церкви Марии Магдалины. Нашел белогорский наместник и плиту на могиле русского инока Серафима (Кузнецова).
В августе 1998 года в Белогорском монастыре прошли третьи Свято-Варлаамовские чтения, их тема – „Великая княгиня Елизавета Федоровна. Служение женщины в Православной церкви“. Достойная память… Богомольцы не забывают дорожку к Елизаветинскому источнику под Белой горой
К сожалению, на сегодня нигде не установлено ни одного мемориального знака в честь этой великой женщины. Единственный памятник ей установлен в Москве на территории Марфо-Мариинской обители (скульптор В. М. Клыков). Женщина в белом одеянии словно выплывает из глубины церковного сада – из глубины времен,— возвращается в родную, созданную ею обитель милосердия, чтобы встретиться с нами после долгой разлуки.