Мифологема великого князя Сергея Александровича
(опыт дискредитации и десакрализации власти в России)

Великий князь Сергей Александрович (1857–1905) занимает важное место в истории России и как член императорского дома, и как военный и государственный деятель, и как деятель культуры. Но едва ли не бoльшую роль, чем сам великий князь, сыграла в нашей истории его мифологема.

Под мифологемой великого князя Сергея Александровича имеется в виду комплекс традиционных представлений о нём, согласно которым Сергей Александрович является одной из наиболее одиозных и даже демонических фигур в российской истории. Сергей Александрович «благодаря» его мифологеме стал в общественном сознании не просто одной из наиболее порочных фигур, но и символом всего «зла старого режима». Мифологема великого князя немало поспособствовала потрясениям начала XX века, будучи козырем в руках революционных деятелей.

На мой взгляд, невозможно понять российскую историю XX века без изучения такого феномена, как мифологема Сергея Александровича. Феномен этот не является ни случайным, ни как-то выпадающим из контекста российской истории – напротив, он вписывается в него очень органично.

Власть в России традиционно носила сакральный характер. Монарх, его родственники и приближённые были не только реальными людьми, но и важными мистическими, священными фигурами, составной частью российского мифа. Этот миф играл важную роль в сохранении стабильности Российской империи.

Великие князья были неотъемлемой частью российского мифа. Сергей Александрович как сын Александра II, брат Александра III и дядя Николая II также был особой фигурой, в силу своего происхождения наделённый мистическими чертами в глазах народа. Многое в его жизни, казалось бы, утверждало этот миф и делало фигуру Сергея Александровича одной из опор власти – как реальной, военно-административной, так и мистической, духовной.

Великий князь занимал пост московского генерал-губернатора и командующего войсками Московского военного округа. Действуя «согласно строгим правилам и монархическим убеждениям», он, занимая «высокое положение, обладал большой властью и очень ответственно относился к своим обязанностям»[1]. Помимо того, великий князь был глубоко религиозным человеком и деятельно покровительствовал православию, что было очень важно в православной России. Вдобавок, Сергей Александрович имел ещё одно ценное для поддержания мифа качество – он обладал не только великокняжеской, но и личностной харизмой. Один из его бывших преподавателей, В. П. Безобразов, отмечал, что «дружба Сергея Александровича есть настоящая дружба»[2], а племянница московского генерал-губернатора, великая княгиня Мария Павловна-младшая утверждала, что «те немногие, кто его хорошо знал, были глубоко ему преданы…»[3]. Это положение подтверждает поведение личного адъютанта великого князя В. Ф. Джунковского. Последний, создавая свои мемуары при большевиках и даже надеясь на их публикацию, всё же отзывался о своём бывшем начальнике, крайне ненавистном для новой власти, неизменно высоко и с большим уважением, подчеркивая своё благоговение перед личностью Сергея Александровича. Не менее самоотверженно повели себя два близких друга великого князя – Д. Ф. Трепов и Н. В. Муравьев, явившись в феврале 1905 года на его погребение, несмотря на угрозу теракта. И Д. Ф. Трепов как санкт-петербургский военный генерал-губернатор и бывший московский обер-полицмейстер, и Н. В. Муравьев как главный обвинитель «первомартовцев» в 1881 году и бывший министр юстиции оставались мишенями для террористов.

Вышеуказанные качества великого князя, как кажется на первый взгляд, должны были бы создать устойчивое положение российскому мифу, а следовательно, и политическому порядку в Российской империи. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом перехода силы в слабость и наоборот: те качества, которые являются нашей силой, могут быть и нашей слабостью, в то же время наши слабые стороны могут в иной момент обернуться силой. Своей силой Сергей Александрович не мог не пугать как врагов режима, так и своих личных противников. Мощная фигура великого князя именно своим могуществом и кажущейся непоколебимостью способствовала консолидации против его особы самых разных сил.

Против Сергея Александровича объединились враги «внешние и внутренние»: противники России из зарубежных стран, стремящиеся ослабить её различными путями, в том числе и путём дискредитации наиболее твёрдых, уверенных и могущественных государственных деятелей; революционеры, желавшие «великих потрясений» и видевшие в великом князе своего твёрдого и деятельного противника; либерально настроенные представители интеллигенции и элиты, видевшие в Сергее Александровиче тормоз либеральным преобразованиям в стране; московское купечество во главе с С. Т. Морозовым, недовольное твёрдостью и неподатливостью генерал-губернатора; часть консервативно настроенной элиты, в силу личных причин недовольная Сергеем Александровичем. К последней группе относились даже такие глубоко консервативные деятели, как министр императорского двора и личный друг императора Александра III, один из основателей Священной дружины граф И. И. Воронцов-Дашков. Более того, в эту группу входили и близкие родственники Сергея Александровича – сыновья великого князя Михаила Николаевича, среди которых особенно усердствовал в создании мифологемы великий князь Александр Михайлович. Человек, менее сильный и могущественный, а следовательно, и менее опасный, чем великий князь Сергей Александрович, не привлёк бы к своей персоне столь обширное недружественное внимание.

Каждая из вышеуказанных сторон, преследуя свои цели, действовала, как и другие стороны, против Сергея Александровича. Основным оружием против него стали порочащие его слухи, которые сознательно распускались и муссировались. Таким образом, в противовес российскому мифу, в котором великий князь в силу своего происхождения, а также личных особенностей играл немаловажную роль, создавался некий «контрмиф», или мифологема Сергея Александровича. В её возникновении более всего были заинтересованы враги тогдашнего государственного строя, потому что дискредитация великого князя наносила тяжёлый удар российскому мифу, который играл стабилизирующую роль в империи. Парадоксом, однако, является то, что главными создателями мифологемы Сергея Александровича стали представители именно тех сил, которые, казалось бы, должны были защищать империю и поддерживающий её миф. Ведущая роль в создании мифологемы великого князя принадлежала высшей аристократии. Именно в великосветских салонах культивировались различные слухи и сплетни, касающиеся его личности. Антигосударственные же силы лишь воспользовались теми «наработками», которые «предоставила» элита.

О великом князе, зачастую без реальных на то оснований, говорилось как о человеке, которого не любят даже многие родственники, как о холодном и высокомерном человеке, как об антисемите и т. д. Всё это вошло в мифологему Сергея Александровича. Но помимо множества второстепенных компонентов мифологемы, главными её составляющими стали характеристики великого князя как гомосексуалиста и «князя Ходынского». Эта мифологема в основных чертах сформировалась ещё при его жизни, но дальнейшее её оформление происходило и после, спустя много лет, в мемуарах ряда современников Сергея Александровича.

Основанием для слуха о гомосексуализме стало, во-первых, отсутствие сведений о любовных приключениях Сергея Александровича вне брака, а во-вторых, отсутствие у него и его супруги, великой княгини Елисаветы Феодоровны, детей. Легенда о гомосексуализме великого князя проходила становление в три этапа: вначале констатировались эти особенности; затем – по принципу кто ищет, тот всегда найдёт – искали и находили «странности» в его поведении; наконец, эти «странности» толковали в пользу мифа о нетрадиционной сексуальной ориентации великого князя, прибавляя к данной трактовке непроверенные, обычно кем-то выдуманные и затем всеми подхваченные «факты»[4].

Отражение второго этапа формирования мифологемы – констатацию странностей – можно обнаружить, к примеру, в воспоминаниях великого князя Александра Михайловича и князя Ф. Ф. Юсупова. Александр Михайлович писал: «Некоторые генералы, которые как-то посетили офицерское собрание лейб-гвардии Преображенского полка, остолбенели от изумления, услыхав любимый цыганский романс великого князя [Сергея Александровича] в исполнении молодых офицеров. Сам августейший командир полка иллюстрировал этот любовный романс, непринуждённо раскинувшись и обводя всех блаженным взглядом!»[5].

Великому князю Александру Михайловичу вторил его зять, князь Ф. Ф. Юсупов, которому самому приписывали бисексуализм: «Елисавету Феодоровну я обожал, Сергея Александровича недолюбливал. Манеры его были странны, и смотрел он на меня тоже странно… Итальянскую песню «Слёз полны глаза» Сергей Александрович обожал. Петь её просил меня с утра до вечера, и я в конце концов возненавидел её» [6].

Более определённо о великом князе выразился граф С. Ю. Витте: «…его постоянно окружали несколько сравнительно молодых людей, которые с ним были особенно нежно дружны. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-нибудь дурные инстинкты, но некоторая психологическая анормальность, которая выражается часто в особого рода влюблённом отношении к молодым людям, у него, несомненно, была»[7].

Процитированные авторы весьма осторожны и далеко идущих выводов не делают. Граф С. Ю. Витте даже специально оговаривается, что не утверждает о наличии «дурных инстинктов» у Сергея Александровича. Но подобные констатации фактов, в конечном счёте, работали на гомосексуализм как часть мифологемы великого князя.

Третий и окончательный этап формирования гомосексуальной составляющей мифологемы также фиксируется в источниках. Так, хозяйка одного из наиболее знаменитых аристократических салонов Санкт-Петербурга А. В. Богданович отмечала в своём дневнике: «Дорофеева Ш., царскосельская жительница… говорила, что там известно, что Сергей Александрович живёт со своим адъютантом Мартыновым, что жене предлагал не раз выбрать себе мужа из окружающих её людей. Она видела газету иностранную, где было напечатано, что приехал в Париж le grand duc Serge avec sa ma´tresse m-r un tel [великий князь Сергей со своей любовницей – господином таким-то]. Вот, подумаешь, какие скандалы!»[8].

В мае 1896 года проходили коронационные торжества в Москве. Короновался император Николай II. Московским генерал-губернатором в то время был его дядя, великий князь Сергей Александрович, но организацией коронационных мероприятий занималось Министерство императорского двора и уделов. 18 мая на Ходынском поле, как и 13 лет назад, во время коронации императора Александра III, должна была состояться раздача коронационных подарков. Во время этого произошла знаменитая катастрофа, в ходе которой было раздавлено толпой много людей. В своём дневнике великий князь записал: «Я в отчаянии от всего случившегося – одна тысяча убитых и 400 раненых! Увы! Всё падёт на одного полицмейстера, хотя распоряжалась исключительно коронационная комиссия с Бером»[9]. Исполняющим обязанности московского обер-полицмейстера был в то время полковник А. А. Власовский, которому действительно пришлось уйти в отставку. Но тогда Сергей Александрович и не подозревал, что виновников будут «выбирать» не между Н. Н. Бером и А. А. Власовским, а между их начальниками – министром двора графом И. И. Воронцовым-Дашковым и им самим, великим князем.

Противники Сергея Александровича не могли упустить такую возможность. О том, что у несчастного случая конкретного виновника может и не быть вовсе, тогда не думали; более того, как-то забыли и о том, что в «ходынском деле» были и другие фигуранты – А. А. Власовский, Н. Н. Бер, граф И. И. Воронцов-Дашков… Великий князь был немедленно объявлен главным и единственным виновником трагической случайности на Ходынке. Ему оперативно придумали прозвище – «князь Ходынский». Особенно активно эта часть мифологемы Сергея Александровича утверждалась в общественном сознании усилиями его родственников – сыновьями великого князя Михаила Николаевича (прежде всего, великим князем Александром Михайловичем). В своих воспоминаниях последний писал: «Мои братья не могли сдержать своего негодования, и все мы единодушно требовали немедленной отставки великого князя Сергея Александровича и прекращения коронационных торжеств»[10]. Далее Александр Михайлович рисует прямо-таки апокалипсическую картину: «Вечером [18 мая 1896 г.] император Николай II присутствовал на большом балу, данном французским посланником. Сияющая улыбка на лице великого князя Сергея заставляла иностранцев высказывать предположения, что Романовы лишились рассудка»[11].

Формирование «ходынской» части мифологемы Сергея Александровича нашло отражение и в дневнике А. В. Богданович. 2 июня 1896 года она записала: «Сегодня [председатель Инженерного совета Министерства путей сообщения] Салов говорил, что когда царь приказал произвести следствие по Ходынскому делу, то сразу выяснилось, что великий князь Сергей виноват. Тогда все три брата – Владимир, Алексей и Павел – привезли царю свои отставки на случай, если Сергея будут судить»[12].

Следует признать фантастичным утверждение о том, что его, великого князя, могли судить, да ещё по такому запутанному делу. Что касается комиссии, будто бы определившей виновность московского генерал-губернатора, то это неточно. Было создано две комиссии: одна под председательством верховного коронационного маршала, бывшего министра юстиции графа К. И. Палена пришла к мнению, что главная ответственность за происшедшее лежит на сотрудниках администрации московского генерал-губернатора, зато другая – под председательством тогдашнего министра юстиции Н. В. Муравьева – пришла к выводу, что более всего ответственны всё-таки сотрудники Министерства двора.

Запись в дневнике А. В. Богданович от 29 октября того же года свидетельствует о довольно быстром оформлении создаваемой мифологемы: «Говорили, что в день, когда приехал в Москву великий князь Сергей Александрович, на всех улицах ночью были наклеены листы, на которых было напечатано, что он «Ходынский царь», что полиции пришлось всё это срывать, а неизвестные личности снова наклеивали, но никого поймать не удалось»[13].

Как отмечено выше, мифологема Сергея Александровича продолжала формироваться и после его гибели. 20 июня 1912 года та же А. В. Богданович отметила в дневнике: «Штаб-офицер для поручений при Царскосельском дворцовом управлении полковник Ломан вспомнил, как воспитательница великой княгини Марии Александровны герцогини Саксен-Кобург-Готской, тоже Тютчева, после катастрофы на Ходынском поле при встрече со своим бывшим воспитанником великим князем Сергеем Александровичем не подала ему руки, обвиняя его в случившемся»[14]. Но здесь у создателей и разработчиков мифологемы случился прокол. Дело в том, что воспитательница великой княгини Марии Александровны и её брата Сергея, камер-фрейлина А. Ф. Тютчева (в замужестве Аксакова), скончалась в 1889 году, за семь лет до ходынской катастрофы…

Но, несмотря на подобные проколы, из великого князя Сергея Александровича всё же удалось сделать «жупел» для самых различных кругов российского общества.

Сам великий князь, хотя и пытался делать вид, что клевета ему безразлична, переживал по этому поводу очень сильно. Однажды вся накопившаяся боль от несправедливых обвинений, которую он всячески скрывал даже от самых близких людей, выплеснулась в 1883 году в письме своему бывшему воспитателю, адмиралу Д. С. Арсеньеву: «Как прежде я Вам это говорил, так и теперь повторяю – если люди в чём-либо убеждены, то я их не разубежу, а если у меня совесть спокойная, то мне (passez moi ce mot [простите мне это слово]) плевать на все людские qu’es qu’a-t-on [пересуды]… я так привык ко всем камням в мой огород, что уж и не замечаю их. Но Вы хоть раз заступитесь за меня. Мне всё это надоело, и я махнул рукой, ибо всё это так пошло, и куда ни посмотришь, всюду одни подлости и гадости!»[15].

Под воздействием порочащих слухов великий князь замыкался в себе, принимая внешне всё более строгий и холодный вид.

Хотя в последнее время возрос интерес к подлинной личности великого князя Сергея Александровича (особенно в связи со столетним юбилеем со дня его гибели и 150-летием со дня его рождения), тем не менее, в наше время мифологема Сергея Александровича не только не отвергается, но и довольно активно поддерживается. Современным гомосексуалистам лестно числить в своих рядах великого князя. А нынешним деятелям фашистско-большевистского толка также важно поддерживать эту мифологему как символ «порочности правящих кругов». Есть у них и другой интерес. Сергей Александрович пал жертвой террористического акта, а радикалам необходим пантеон революционных мучеников. «Канонизируя» убийцу великого князя Сергея Александровича, террориста Каляева, им, естественно (в силу любимого всеми радикалами принципа «цель оправдывает средства»), необходимо как можно более принизить личность его жертвы.

На великом князе Сергее Александровиче был поставлен эксперимент по дискредитации российской императорской власти и ее десакрализации. Этот опыт дал блестящие результаты для тех, кто его производил – образ Сергея Александровича и в тогдашнее общественное мнение, и в историю прочно вошёл с жирным знаком «минус». Более того, на долгое время великий князь стал одной из наиболее одиозных фигур. Лишь позднейшие исследования позволяют отделить его самого от мифологемы, которая в массовом сознании до сих пор подменяет собой реального Сергея Александровича. Главным же в этом эксперименте стал удар по традиционной власти в целом. Созданная мифологема великого князя дискредитировала и подрывала российский миф и его стабилизирующую функцию. Опыт десакрализации власти путём создания негативной мифологемы одного из наиболее ярких её представителей осуществила элита, но плодами воспользовались революционеры.

Следующей, более масштабной и уже роковой для всей Российской империи PR-акцией по дискредитации власти стал проект «Распутин». В создании распутинской мифологемы можно проследить много общих черт с процессом формирования мифологемы Сергея Александровича. «Популярность» распутинского мифа и его роковой для России характер затмили в сознании общества и историков прешествующий опыт дискредитации и десакрализации власти. А между тем, по моему мнению, без опыта с мифологемой великого князя не могла в таком стройном и убийственном виде возникнуть мифологема Григория Распутина.
___________
Примечания

[1]. Воспоминания великой княгини Марии Павловны. – М., 2003. – С. 18–19.
[2]. Из дневника сенатора В. П. Безобразова // Былое. – 1907. – Сент. – С. 21.
[3]. Воспоминания великой княгини Марии Павловны… – С. 19.
[4]. Боханов А. Н. Великий князь Сергей Александрович // Российские консерваторы. – М., 1997. – С. 339.
[5]. Воспоминания великого князя Александра Михайловича. – М., 2001. – С. 135.
[6]. Юсупов Ф., кн. Мемуары. – М., [2004]. – С. 85–86.
[7]. Витте С. Ю. Воспоминания. – Таллинн; М., 1994. – Т. 1. – С. 202.
[8]. Богданович А. В. Три последних самодержца: дневник. – М., 1990. – С. 80. – Запись от 27 января 1888 г.
[9]. Цит. по: Боханов А. Н. Великий князь Сергей Александрович… – С. 356.
[10]. Воспоминания великого князя Александра Михайловича… – С. 167.
[11]. Там же. – С. 168.
[12]. Богданович А. В. Великий князь Сергей Александрович… – С. 212.
[13]. Там же. – С. 214.
[14]. Там же. – С. 511.
[15]. Цит. по: Волгин И. Л. Колеблясь над бездной: Достоевский и русский императорский дом. – М., 1998. – С. 293–294.