RSS
Написать
Карта сайта
Eng

Россия на карте Востока

Летопись

20 апреля 1841 в день Пасхи в Иерусалиме приведен к присяге консул в Бейруте К.М. Базили по случаю возведения его в чин титулярного советника

20 апреля 1911 скончался почетный член ИППО, основатель и председатель Черниговского отдела ИППО епископ Антоний

20 апреля 1915 в Санкт-Петербурге был представлен проект ИППО о создании Русского Археологического института в Иерусалиме

Соцсети


Как начиналась Русская Палестина. Иерусалим в письмах Б.П. Мансурова и В.И. Доргобужинова. 1858-1860 гг.

Иерусалимский проект: исторический акцент

Дипломатический и одновременно инфраструктурный проект России в Иерусалиме мог появиться только с началом и только в начале нового царствования Александра II. Именно с такого краткого утверждения нам кажется необходимым начать наше небольшое введение к публикуемым документам. Действительно, Иерусалимский проект (1857–1864) был порождением своего времени. Он содержал в себе все противоречивые зерна эпохи Великих реформ в России: энтузиазм, здоровый авантюризм, уверенность в возможности перемен, широта в суждениях профессиональных чиновников, открытость и публичность при обсуждении новых идей. Но и интриги, которые опутали его с момента своего возникновения, и то, как быстро он стал частью бюрократической системы империи. 

Сказанное касается также и людей, которые участвовали в Иерусалимском проекте (на своих служебных местах они оказались именно в силу произошедших в стране изменений после кончины императора Николая I), и того духа, которым они руководствовались в повседневной работе. Эту романтическую и вместе трагическую часть истории возникновения Русской Палестины проясняет настоящая публикация.

Война закончилась, но страсти не улеглись

После завершения Крымской войны российский истеблишмент почувствовал искренний интерес к Иерусалиму. Кто только не высказывался о том, какие способы следует употребить для разрешения Восточного вопроса. В конечном итоге вечный Восточный вопрос сделался вечной общественно-политической повесткой царствования Александра II. Ни Персия, ни Средняя Азия, ни Китай не волновали так русское общество. Православная Церковь на Востоке и Иерусалим — вот главный предмет таких обсуждений. Правительство само задавало тон общественного настроения, именуя в публичном пространстве недавние бои в Крыму «войной за Святые Места Палестины».

Национальная общественно-политическая бюрократия

С восшествием на престол Александра II в российском общественно-политическом пространстве впервые появилось понятие «партий». По выражению исследователя, в отличие от современного значения под этим термином «подразумевались группировки чиновников в правительстве».1 Нужно добавить: и группировки придворных, которые не всегда были чиновниками и не всегда — мужчинами.2 До настоящего времени история российских бюрократических и придворных партий, как и история женских придворных партий империи в пореформенный период, исследована недостаточно, хотя именно их деятельность часто становилась определяющей в судьбе того или иного государственного проекта тех лет.

_______________
1 Шевырев А.П. Во главе «константиновцев»: Великий князь Константин Николаевич и А.В. Головнин // Александр II. Трагедия реформатора: Люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей. СПб., 2012. С. 51.
2 Например, как «партийная» может рассматриваться деятельность в указанный период императрицы Марии Александровны, графини А.Д. Блудовой, княгини Т.Б. Потемкиной, графини Н.Д. Протасовой, княгини Т. В. Васильчиковой и др.

Иерусалимский проект был разработан и продвигался членами «партии» великого князя Константина Николаевича, но, изменяясь в продолжении времени и по названию и по содержанию, он никогда не выпадал из поля зрения конфликтующих бюрократических и придворных партий. Питательной почвой тому служил положенный в основу проекта межведомственный характер управления, который как раз должен был бы способствовать консолидации. Важнейшие ветви российской власти — такие, как МИД и Синод с их собственными чиновниками и добровольными экспертами, Императорский Дом с его дворцовыми конторами, фрейлинами и царедворцами постоянно вмешивались в обсуждение иерусалимской программы. Личные амбиции порой выносились на уровень функционирования институтов власти.

В тени великого князя

«Партия прогресса» великого князя Константина Николаевича в пер-вые два года царствования Александра II формировала ядро будущих реформаторов. Их имена не раз встречаются на страницах публикуемых нами писем. Созданием «партии» занимался ближайший помощник и секретарь великого князя А.В. Головнин, привлекавший под крыло Константина Николаевича наиболее способных (молодых и не очень молодых) чиновников. Среди основных критериев отбора было хорошее образование, природные способности и умение находить верные решения самостоятельно. Августейшее покровительство открывало им путь наверх по карьерной лестнице, а доверие и сочувствие императора давало возможности для реализации собственных программ.

Чтобы представить масштаб того, что делал Головнин, достаточно упомянуть имена привлеченных им людей: М.Х. Рейтерна (будущий министр финансов), Д.А. Толстого (будущий министр народного просвещения и обер-прокурор Синода), П.А. Валуева (будущий министр внутренних дел), Д.Н. Набокова (будущий министр юстиции). Не стоит отбрасывать и самого А.В. Головнина (будущий министр народного просвещения). Д.А. Оболенский, Б.П. Мансуров и В.И. Доргобужинов, хотя и с разным «удельным весом», входили во второй эшелон все той же «партии», формировавшейся А.В. Головниным.

Из крупных и уже состоявшихся чиновников к «константиновцам» в тот период несомненно примыкали и Н.А. Милютин, и В.Е. Путятин, и А.М. Горчаков. Хотя они уже достигли вершины в бюрократической иерархии, но нуждались в административной поддержке. А великий князь Константин и собравшиеся вокруг него чиновники были альтернативным центром силы в правительстве и ограничивали влияние старых николаевских министров на императора, в продолжении своего царствования ни разу четко не обозначавшего собственной политической программы.3

______________
3 Когда, после официального запуска Крестьянской реформы, в государственном поле обозначился запрос на отстранение ее наиболее активных участников, по иронии судьбы, борьбу с ними повели именно бывшие «константиновцы» П.А. Валуев и Д.А. Толстой. Д.А. Оболенский демонстративно отстранился от всех дел великого князя. Ключевую роль в деле удаления Константина Николаевича с политической сцены сыграл А.М. Горчаков. Убедившись, что Константин Николаевич не будет вступать в борьбу после возвращения в Петербург из Варшавы, А.В. Головнин в 1864 г. закрыл проект «константиновской партии» и вместе с ним закрыл и Иерусалимский проект великого князя, передав Палестинский комитет в ведение МИД и А.М. Горчакова. Тем самым оставшийся верным своему патрону Головнин разом вывел Константина Николаевича из опасной для него иерусалимской игры, грозившей столкновениями с императрицей, Синодом и МИД. См.: Вах К.А. Из предыстории ИППО: Кризис Палестинского Комитета, рождение Палестинской Комиссии // Православный палестинский сборник.Вып. 107. М., 2011. С. 115–134.

В случае с А.М. Горчаковым, поддержка великого князя нужна была ему лишь в первый год его деятельности на посту министра иностранных дел. Заняв возле царя прочное положение и убедившись, что его влияние на самодержца достаточно велико, Горчаков стал предпринимать шаги для возвращения в свою ведомственную юрисдикцию всех вопросов, которые как ему казалось, были незаконно выведены за стены МИД. Одним из первых в этом списке министра стоял Иерусалимский проект, предполагавший создание на Православном Востоке национальной паломнической инфраструктуры с центром в Иерусалиме. Работа новой российской коммерческой структуры вне церковно-дипломатического или политического контекста за рубежом видимо сужала необходимость партнерства ее с МИД и оставляла за дипломатическим ведомством скорее служебную функцию по обеспечению зависящей от министерства дипломатической поддержки в разрешении вопросов повседневной деятельности. Намерение велико-го князя Константина развивать на Православном Востоке собственный политический проект, пусть даже облеченный в гуманитарную оболочку, должно было вызвать противодействие со стороны Горчакова. Ответом стало решение МИД о возобновлении деятельности Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Это был упреждающий ход, попытка занять ключевые позиции в гуманитарном по своей сути проекте великого князя Константина Николаевича. К этому сюжету мы еще вернемся.

Бизнес и политика

В Петербурге понимали, что для серьезной деятельности на Востоке в стране в тот момент не было денег. Очевидно, что без указания на источник финансирования любой проект оставался бы просто мечтой. Поэтому при серьезном обсуждении любого предложения требовалось предъявить средства для его реализации, не связанные с нагрузкой для бюджета.

Брат императора, генерал-адмирал, глава Морского министерства и созданное под его патронажем частное Русское Общество Пароходство и Торговли первыми озвучили желание представлять Россию на Православном Востоке в новом для нее гуманитарном и коммерческом формате. Коммерческая деятельность, перевозка паломников и грузов из России на Православный Восток и обратно, должна была стать основой финансового обеспечения и Иерусалимского проекта. Указание на источник финансирования стало едва ли не главным аргументом в пользу предложения великого князя. 

И один чиновник в поле воин 

О том, что Иерусалимский проект, по внешним признакам задекларированный как коммерческий, был именно политическим проектом, знали, наверное, все. Об этом прямо писал и говорил его разработчик, сотрудник Морского министерства — Борис Павлович Мансуров. Основные положения были сформулированы им еще во время первого путешествия в Сирию и Палестину в 1857 году. В основу были положены наработки дипломатов, с которыми Мансуров познакомился в архивах российского посольства в Константинополе и консульства в Бейруте и личные впечатления от обнажившихся противоречий между незначительными реальными возможностями России после Крымской войны и достоинством великой державы. Мансуров страстно искал новые пути к возрождению российского влияния в регионе в обход ограничений, наложенных Парижским трактатом. Дабы избежать обвинений России в нарушениях духа Парижского договора, он предложил действовать опосредованно через частную не государственную структуру, только что созданную по инициативе его начальника великого князя Константина Николаевича. Критическая записка Мансурова о положении Православной Церкви и упадке русского влияния на Востоке, напечатанная по распоряжению великого князя в типографии Морского министерства, произвела сильное впечатление в Петербурге. Император санкционировал подготовку практических шагов в Святой Земле в контексте предложений Мансурова. 

Дипломаты на пароходах 

Акционерная компания «Русское Общество Пароходства и Торговли» (РОПиТ) была первым опытом коммерческого партнерства между государством и бизнесом. Акционеры вкладывали средства для ведения коммерческой деятельности и получения прибыли, а государство предоставляло компании существенные льготы и преференции, чтобы самому решать с помощью компании свои стратегические и политические задачи. В число таковых задач входило создание видимого присутствия российского флота во всех портах Православного Востока, включая Палестину и Афон. 

В упомянутой Записке Мансурова предлагалось перевозить паломников из России к святым местам Востока на пароходах РОПиТ. Одновременно с этим, на средства РОПиТ создавалась собственная российская инфраструктура в местах массового православного паломничества. В Записке Мансуров постарался обосновать и коммерческие выгоды для РОПиТ от участия компании в паломническом проекте. Расчеты его и на бумаге и на словах выглядели довольно убедительно. Уже летом 1857 года, во время посещения Афона совместно с учредителями и главными руководителями РОПиТ Н.А. Арксом и Н.А. Новосельцевым, Мансуров получил от них принципиальное согласие на участие РОПиТ в паломническом проекте. 

Личные симпатии 

Н.А. Новосельский, директор-распорядитель РОПиТ, стал даже наиболее последовательным сторонником проекта Мансурова. Этому способствовали и личные взаимные симпатии, и то, что ход мысли и предположения Мансурова были близки великому князю Константину Николаевичу. Мансуров дважды путешествовал на Восток совместно с Новосельским: в 1857 и 1859 годах. В 1858 году, будучи в Одессе и дожидаясь там Доргобужинова, назначенного на должность иерусалимского консула, о чем не раз упоминается в публикуемых письмах, Мансуров жил в одесской квартире Новосельского, затем на его даче. В конце концов, он задержался в Одессе дольше обычного специально по просьбе Новосельского, так как местное одесское общество принимало Фердинанда Лессепса, прибывшего в Россию для поиска партнеров в проекте строительства Суэцкого канала. 

К сожалению, среди учредителей РОПиТ позиция Новосельского не имела поддержки. Компания выделила Мансурову по протекции Новосельского значительную сумму денег: как на проезд и обустройство представительств РОПиТ на Востоке, так и на организацию паломнической инфраструктуры в Палестине, и даже на обустройство русского консульства в Иерусалиме. Несмотря на то, что для РОПиТ Мансуров выполнил, кажется, все что от него требовалось, его явно и не явно обвиняли в том, что он втянул компанию в невыгодную сделку с правительством. Реакцией Мансурова стало решение никогда больше не ездить на Восток за счет общества и не пользоваться его кредитом в будущем. 

Образы Севастополя 

Тем не менее, пребывание Мансурова в Одессе летом 1858 года не было бесполезным сидением. Он посетил места сражений в Крыму, в особенности памятный ему Севастополь, Алупку, заводы князя Воронцова. Исполнил поручение императрицы Марии Александровны и великой княгини Елены Павловны, полученное еще перед отъездом из Петербурга зимой 1858 года, а именно переговорил с княгиней Воронцовой, которая управляла в Одессе отделением сестер милосердия, о приискании нескольких сестер для работы в Иерусалиме. 

Предложение использовать для помощи паломникам в Иерусалиме русских сестер милосердия было озвучено еще в записке Мансурова, написанной по результатам его первой прошлогодней поездки на Восток. Такая аллюзия с минувшей войной и Севастопольской обороной, участником которой был и Мансуров, не случайна. В письмах встречаются и другие аналогичные отсылки к опыту севастопольской обороны, когда и Мансуров, и Доргобужинов, и Оболенский, и Головнин были единой командой, работавшей сообща под покровительством и с одобрения великого князя Константина Николаевича. Именно на это обстоятельство ссылается Мансуров в письме к Оболенскому. 4 Позднее Мансуров вновь упоминает о планах «просить» трех сестер милосердия из бывшей севастопольской Крестовоздвиженской общины. 5 Иными словами внутри «партии константиновцев» была своя «севастопольская» фракция, действовавшая наиболее радикально и наиболее активно. 

______________
4 Письмо к Д.А. Оболенскому от 9 июля 1858 г.
5 Письмо к Д.А. Оболенскому от 7/19 октября 1858 г.

И Мансуров, и Доргобужинов чувствовали в Иерусалимском проекте знакомый им севастопольский воздух свободы действий и выбора средств, и, кажется, они искренне обрадовались возможности вновь поработать как прежде. Но обустройство Русского Иерусалима было не похоже на оборону Севастополя. За несколько лет жизни Иерусалимского проекта история взаимоотношений «севастопольцев» представляется следующей: Головнин увлек идеей Мансурова и Оболенского. Мансуров написал и в декабре 1857 года опубликовал свой проект по личному распоряжению Константина Николаевича. Он же привлек к участию и В.И. Доргобужинова, у которого Мансуров останавливался в Николаеве при возвращении с Востока в 1857 году. 

Вся конструкция русского присутствия на Православном Востоке, предложенная Мансуровым, была настолько необычна для российской действительности, что лишь прямое покровительство великого князя Константина Николаевича и лично императора создали условия для перехода от теории к ее практическому воплощению в жизнь. В дальнейшем, как только положение великого князя пошатнулось, Оболенский счел для себя возможным выйти из игры «по-английски», т.е. не попрощавшись, Головнин был вынужден прикрывать Константина Николаевича, а Доргобужинов и Мансуров остались без необходимой поддержки. Первый в 1860 году подал в отставку с поста иерусалимского консула, а второй, внезапно для самого себя, стал нештатным сотрудником Азиатского департамента МИД по должности управляющего Палестинской комиссией. 

Снова А.М. Горчаков 

Собственно Горчаков никогда не поддерживал Иерусалимский проект в том виде, в каком он вышел из под пера Мансурова, и в том виде, в каком его принял под свое покровительство великий князь и одобрил император. Менее чем за полтора года с момента публикации проекта в книге Б.П. Мансурова (в декабре 1857 года), Горчакову удалось полностью лишить его внутреннего политического содержания. Когда в мае 1859 года было объявлено о решении царя учредить особый Палестинский комитет, который возглавил вернувшийся из Иерусалима великий князь Константин Николаевич, мало кто обратил внимание на то, что задачи, ради которых учреждался Комитет, были сведены к минимуму. От проекта Мансурова как комплексной системы политического воз- действия не осталось и следа. Палестинскому комитету поручалось только построить и в дальнейшем обслуживать паломническую инфраструктуру в Палестине. 

В первое время Горчаков действовал осторожно. Не спорил с великим князем, но настаивал на соблюдении установленного законного порядка при проведении в жизнь принятых решений, журил, но не критиковал Мансурова открыто. Его позицию не понимали даже дипломаты на местах: в первую очередь, в посольстве в Константинополе, затем — в генеральном консульстве в Бейруте. После эпохи Николая I и Нессельроде старым дипломатам трудно было даже представить, что МИД может иметь свою линию, отличную от ясно выраженной воли императора. Горчаков был иного мнения. Этот диссонанс особенно заметен в случае с решением об открытии первого русского консульства в Иерусалиме. 

Консул от РОПиТ, духовенство от МИД 

Когда вопрос о возобновлении русского присутствия в Иерусалиме встал перед Министерством иностранных дел, А.М. Горчаков вынужден был сделать выбор между открытием нового консульства в Иерусалиме и возобновлением там Русской Духовной Миссии. И то и другое вместе он просто не мог себе позволить. Горчаков выбрал Миссию. Это решение, а точнее — отказ МИД от дипломатического учреждения и предпочтение ему структуры церковной, имело далеко идущие последствия. 

Сделав ставку на Миссию, Горчаков постарался создать из нее универсальную церковно-дипломатическую структуру. Иерархический статус ее начальника был повышен с архимандрита до епископа, ему фактически придавалось положение представителя российского правительства в Палестине и начальственное значение по отношению ко всем другим русским официальным лицам, могущим появиться в Иерусалиме в будущем. 

Среди некоторых довольно необычных для начальника Миссии поручений было и поручение покупать в Иерусалиме земли и недвижимости для устройства паломнических приютов. Об этом не раз писали и дипломаты, и русские путешественники еще до Крымской войны. Иными словами, потребность давно назрела, а идея попросту лежала на поверхности. Министр спешил, потому что надеялся упредить появление в Иерусалиме других деятелей с аналогичными задачами и поручениями. 

Единственной проблемой, которую Горчаков не мог решить самостоятельно, было отсутствие у министерства денег для исполнения всех поставленных задач. Первый кандидат министра на должность начальника Миссии, епископ Поликарп (Радкевич), хорошо знавший реалии жизни на Православном Востоке6 и отличавшийся серьезным отношением к порученному делу, ознакомившись с инструкцией Горчакова, отказался выезжать к месту своей службы до того момента, пока ему не укажут источники средств, которых будет достаточно для решения поставленных министерством задач. В итоге торжественно назначенный на должность начальника Миссии 24 марта 1857 года епископ Поликарп был возвращен к месту прежнего служения 30 сентября того же года. 

_____________
6 В 1843–1850 гг. он служил настоятелем русской посольской церкви в Афинах в сане архимандрита.

Неудача с несговорчивым епископом обозначила перед Горчаковым две задачи: найти нового, менее опытного и более сговорчивого и озаботиться увеличением финансирования Миссии. Новым кандидатом стал молодой и амбициозный инспектор Санкт-Петербургской духовной семинарии архимандрит Кирилл (Наумов). Ему предложили епископский сан, полную свободу действий в рамках инструкции и безусловное покровительство со стороны МИД и Двора. Не трудно представить, как быстро архимандрит Кирилл дал Горчакову свое согласие.

Помощь императрицы 

Второй вопрос об увеличении финансирования был решен лишь частично. На помощь МИД пришла императрица Мария Александровна. Убедившись на примере епископа Поликарпа, что наличие свободных средств для деятельности на Востоке — вещь необходимая, и понимая, что увеличить содержание РДМ через бюджет невозможно, она взяла Миссию на личное обеспечение. Перед выездом в Иерусалим императрица передала епископу Кириллу единовременно 25 000 рублей. Очень важные сведения по этой части сообщает Б.П. Мансуров. Из публикуемой ниже Записки, датированной октябрем 1859 г., мы узнаем, что за прошедший год Мария Александровна лично собрала от жертвователей в России около 40 000 руб. в качестве разовой меры. Еще 8 000 руб. она планировала отсылать в Миссию ежегодно. На деле сумма ежегодной помощи вышла немногим меньше. До самой кончины императрицы в 1880 году она жертвовала в пользу РДМ личные средства — от трех до пяти тысяч рублей в год. 

Под иерусалимским солнцем 

Через год, в 1858 году, в Святом Граде впервые открывается российское консульство; деньги на его обзаведение, проезд персонала и со- держание на первое время существования выделяет Русское Общество Пароходства и Торговли. Еще через год, решением царя Александра II, в Петербурге учреждается специальный межведомственный Палестинский комитет — филантропическая правительственная организация для помощи русским православным паломникам в Святой Земле. Возглавил ее брат царя — великий князь Константин Николаевич, а основной капитал для строительства русских паломнических приютов в Иерусалиме — 500 000 руб. — выделил из личных средств Александр II. Оставалось лишь наблюдать, как новое русское дело на Востоке пустит глубокие корни и начнет приносить свои плоды. На деле вышло совсем не то, чего ожидали. 

Необыкновенно быстрое для российской государственной системы создание этих различных учреждений и почти одновременное появление их представителей в тесном пространстве Иерусалима произвело неожиданный негативный эффект. Несмотря на кажущиеся близкие задачи, все российские структуры в Иерусалиме имели разные модели управления и разные центры, из которых это управление осуществлялось. Вместе с тем, Иерусалимский проект, как зеркало, отражал все сложные общественно-политические процессы, происходившие в тот же период в Петербурге. 

Каждый за себя 

Иерусалимский проект был использован во внутриполитической борьбе, развернувшейся в России в пореформенный период. Интриги, борьба за власть и влияние среди небольших, но влиятельных групп петербургской аристократии, оказывали прямое воздействие на все происходившее в Иерусалиме. Вспыхнувшая при этом неприкрытая вражда между представителями российских властей в Иерусалиме — консулом В.И. Доргобужиновым и начальником РДМ епископом Кириллом (Наумовым) — искусно подогревалась из Петербурга и служила прекрасной почвой для запуска различных интриг. 

Публикуемые ниже документы хорошо показывают динамику внутреннего выгорания основных деятелей Иерусалимского проекта. Мансуров и Доргобужинов к 1860 году утратили свой альтруизм. Д.А. Оболенский испугался возможных проблем с карьерой, А.В. Головнин выгораживал своего патрона великого князя Константина Николаевича, которого пытались поссорить с императрицей Марией Александровной. Головнин берег его для более серьезных дел и считал, что русскую жизнь в Иерусалиме можно принести в жертву будущим реформам русской жизни в России. 

Первый итог 

К работам по возведению Русских построек в 1860 году главные деятели проекта приступили совсем не с тем чувством, с каким обсуждали их еще в 1858 и 1859 гг. В этот момент главной скрепляющей силой стала формальная институализация проекта по форме Палестинского комитета, все решения которой утверждал лично император. Вероятно, единственным наивным альтруистом до завершения построек оставался их главный строитель, русский немец, архитектор М.И. Эппингер. 


Иерусалим в письмах Б.П. Мансурова и В.И. Доргобужинова. 1858–1860 гг.
Составление и подготовка текстов Кирилла Ваха

1
Б.П. Мансуров — Д.А. Оболенскому
1
Константинополь/Буюк-дере,
1/13 и 2/14 июля 1858 г.

Любезный друг, я прибыл сюда 31 мая/12 июня в 9 часов утра, сутками раньше, чем думал, потому что морской переход от Марселя сюда был уди- вительно удачен; море было совершенно тихо и погода нежаркая, так что ничего лучшего нельзя было желать. Мы останавливались только в Мессине и в Пирее; я был несколько часов в Афинах, но, к большому сожалению, не застал там Озерова, бывшего en excursion 2 за городом. 

______________
1 Текст писем публикуется по копиям и оригиналам, отобранным в одно дело Б.П. Мансуровым: ГАТО. Ф. 972. Оп. 1. Д. 322. Письма на французском языке приводятся в переводе. Отдельные французские фразы даны в оригинале с переводом. При публикации последовательность писем была приведена в соответствии с хронологией их написания.
2 На экскурсии ( франц.).

Я здесь немедленно поселился в Буюк-дере, чтобы быть под рукою у посольства и в сношении с какими-нибудь живыми и знакомыми существами. Первое вступление мое на почву Востока дало мне почувствовать, что, действительно, принятие поручения в этих краях и в это время года составляет некоторое самопожертвование. Ты не можешь себе представить ничего скучнейшего, как жизнь, даже кратковременная, на берегах очаровательного Босфора. Полное стеснение в условиях материальной жизни, отвратительная среда, в которой находишься, одиночество и деловые хлопоты, трудности исполнения начатого мною дела — вот незавидная картина моего бытия. Предполагаю завтра на русском пароходе отправиться в Одессу для свидания с Доргобужиновым и прочими лицами, меня там, вероятно, ожидающими; не знаю, найду ли я там Новосельского; от этого будут зависеть дальнейшие мои планы. 

Не раз случалось мне в Петербурге выражать уверенность, что в Константинопольском посольстве я не найду тех мелочных препятствий и дрязг самолюбия, которыми так богато Министерство иностранных дел. Не знаю, чтó обо всем деле посольство, т.е. Лобанов, думает в душе, но в отношении ко мне не обнаруживается ничего неприятного; напротив того, со мной говорят и действуют очень симпатически и радушно. Здесь живут лицом к лицу с настоящим делом, и потому является сознание в полной неэгоистической благонамеренности моих действий; я предлагал и предлагаю единственное возможное средство достичь того, что всякий, как и я, рассматривает как насущную необходимость; здесь не может быть и спора о том, прав ли я или нет. Министерству легко издали и свысока рассуждать о том, годятся ли те орудия, которые нами были предложены; здесь совсем не то; посольство лучше министерства понимает, что выгода всего его политического положения зависит от нашего успеха, радуется тому, что сделано, и готово помогать в чем может. К сожалению, оно так бедно ради скупости Министерства иностранных дел, и так боязливо и недоверчиво ради слабости характера А.П. Бутенева и высокомерной пустоты министерства, что немногого можно ожидать от его содействия. Инициативы оно, вероятно, на себя не примет, но по скромности своих сил будет помогать. Я встречаю ныне затруднение только в том отношении, что, хотя по высочайшему повелению, положением бывшего комитета и по духу всех переговоров, происходивших с князем Горчаковым, все дело приобретения земель и домов и построек и пр. возложено на меня, потому что я агент не политический и не религиозный, а коммерческий — однако Преосвященному Кириллу почти ничего не было сообщено из министерства о том новом и гораздо обширнейшем обороте, который дан всему делу после отбытия его из Санкт-Петербурга, и он оставлен в тех тесных понятиях, которые созданы в нем собственным положением Миссии. Кирилл по-своему совершенно прав и сам с своей стороны спешит покупкою земли в Иерусалиме; в самый день приезда моего сюда получено здесь его письмо, в котором он просит позволения сделать покупку немедленно, не ожидая моего прибытия, опасаясь, чтобы до того времени цены не поднялись или не отбили у него дела. Кажется, что Кирилл рассчитывает купить землю собственно на те деньги, которые посланы к нему от императрицы Марии Александровны. Князь Горчаков писал Бутеневу, что он не вмешивается во все предоставленные мне дела покупок и пр. и поручает посольству: а) помогать только во всех формальностях, и б) передать Преосвященному Кириллу, чтобы он приостановился своими распоряжениями до свидания со мною. 

Вследствие этого и письма Кирилла о желании купить землю немедленно — сейчас возникло сомнение и от меня потребовали разрешения, которым посольство будет руководствоваться. Очень естественно, что я могу только радоваться тому, чтó может сделать Кирилл, для меня вдвое лучше найти в Иерусалиме конченное дело; мне же меньше хлопот, — следовательно, я очень рад развязать руки Кириллу; но вопрос в том а) что едва ли можно совершить покупку на имя нашего Правительства — это целый дипломатический узел и трудный, хотя Лобанов считал бы это возможным; б) следует покупать явно для Миссии, т.е. во имя Русской Церкви, потому, что это средство точно также мало удобно, как и первое, и, сверх того, выказывает явное желание раздела собственности между нами и греками; сии последние будут в претензии и найдут в этом повод к ссорам с Кириллом, а Запад восстанет на отдельное воцарение Русской Церкви на Востоке; в) Кирилл сам может покупать только во имя правительства или Церкви, — а на приобретения на имя Общества он полномочия не имеет и иметь не может; г) можно, конечно, купить на имя подставного лица — турецкого подданного, но такая операция есть только первоначальная форма, при которой нельзя оставить дела, ибо мы остались бы всегда при риске даром потерять землю по произволу Паши; следовательно, непременно нужно, чтобы Посольство просило у Порты именного фирмана на приобретение в Иерусалиме земли для х? That is the question; 3 д) для того по мнению и вставляется Пароходное Общество, за которое нам можно открыто и явно хлопотать в Порте без опасения слышать упреки в начатии огромной религиозной пропаганды во вред туркам и грекам

Вот где начинается и объясняется мораль: я могу действовать за Общество по его полномочию; если бы мне отказали или если бы я сделал промах или возбудил толки и пр., — меня можно désavouer,4 в чем наша дипломация так искусна, — мне можно сделать форменный выговор, — тем дело и кончается. Тут не пострадает ни положение, ни достоинство Миссии и ее начальника.

______________
3 Вот в чем вопрос (англ.).
4 Дезавуировать (франц.).

Я нужен Кириллу как исполнитель, ибо ему сия роль не подобает, ибо он стоит выше сего и должен являться всегда в качестве духовного владыки, а не покупщика торгующегося, хотя бы и для богоугодного учреждения. 

Я так понимаю свою роль и роль Кирилла, но едва ли могу высказать это прямо и ему, и Министерству иностранных дел. Обоим, а в особенности последнему, покажется (в Петербурге уже мне это прямо высказали), что я хочу посягать на права Кирилла, перебивать у него честь основывать и учреждать на Востоке достойные России богоугодные заведения, — вообще, что я движим вопросами самолюбия и честолюбивой ревности. 

В настоящем обстоятельстве, принимая во внимание, что смешно останавливать возможный успех вопросами формы и рисковать убытком потерею времени, что никак не должно охлаждать усердия Преосвященного Кирилла разными затруднениями, которые ему покажутся излишними, что все дело покупки найденной им земли само собою продлится, вероятно, до моего прибытия в Иерусалим, — что Кирилл располагает сам достаточными суммами и не заявлял, что он рассчитывает на мои суммы для той покупки, в совершении которой он желает спешить, — что хотя я ничего не могу высказать о мнении моем насчет удобства места и годности оного для утвержденной цели, ибо Преосвященный Кирилл не доставил в Константинополь никаких указаний даже о местности и размере, — однако на Преосвященного и можно и должно полагаться вполне как на дельного и главного судью дела, — я по всем сим соображениям просил посольство отвечать Преосвященному Кириллу, что я не встречаю никакого препятствия к немедленному приобретению сговоренной им земли, что если эту покупку предполагается сделать на имя Русского Правительства на основании тех прав, коими пользуется сам Преосвященный, то мне остается только радоваться и пока не вмешиваться в это дело, но что, если этой покупке предполагается дать тот общий характер, в который будут облечены все другие приобретения и устройства в Иерусалиме и других местах, — то я, не имея права и повода выходить из характера неофициального и коммерческого, прошу только дать покупке такую форму, которая дала бы мне возможность по приезде в Палестину перевести акты и всю операцию на имя Общества так, чтобы сохранялось единство во всех распоряжениях. 

Таким образом, мы не останавливаем порывов Преосвященного Кирилла, не оспариваем его воззрения насчет удобства места и необходимости немедленного приобретения оного, но стараемся избегнуть путаницы в форме дела и сохранить нужное единство. Для большей осторожности посольство просит Преосвященного Кирилла вести все дело при посредничестве генерального консула Мухина, не выставляя себя за покупщика ради высокого сана епископа. 

Одним словом, все дело улажено хорошо, — и в Петербург от посольства об этом не пишется. 

Я сообщаю тебе, любезный друг, все это только к сведению, а отнюдь не для сообщения Министерству иностранных дел, и прошу на основании сего не писать ничего ни Кириллу, ни кому-либо. Об этом прошу безусловно; чем меньше мы будем успеть хлопотать, тем лучше. Покажи это письмо Набокову для доклада Его Императорскому Высочеству, если хочешь и если это нужно. Обнимаю тебя искренно. 

Б. Мансуров 

P.S. Я видел в Ницце великую княгиню Елену Павловну и подробно условился с Ее Высочеством, что касается сестер милосердия. Она согласилась во всем со мною и готова действовать, когда нужно будет. Пока еще дело в обеспечении учреждения сестер деньгами. 

Мне непременно нужно иметь постоянные сведения о мере возрастания сумм сборов и о всех финансовых распоряжениях дела. Что сталось с делом о займе в Кред. Уст.5 под обеспечение сборами? 

Пиши мне в Константинополь на имя посольства. 

Я узнал сегодня, что в Одессе нет ни Новосельского, ни Доргобужинова. Напрасно я спешил, но честность avant tout; je suis en règle.6 

Получил ли Доргобужинов консульские инструкции в Петербурге или нет? Это очень важно; если нет, то мы потеряем здесь много времени. 

_____________
5 Возможно, «Кредитный Устав»?
6 Превыше всего, я соблюдаю правила (франц.).

***

2
Б.П. Мансуров — Д.А. Оболенскому

Одесса 9 июля 1858 г.
№ 2

Вот уже почти неделя что я здесь, любезный друг Оболенский, и сижу здесь даром, потому что Новосельский не будет сюда ранее 20 числа. 

Мое присутствие имеет в Одессе только ту пользу: 

а) что я виделся с княгиней Воронцовой, как желала того государыня императрица Мария Александровна; я сообщил ей о главных чертах предпринятого дела и о том, что Ее Величество была бы рада найти в княгине содействие по устройству дела о сестрах милосердия и по заведыванию оным на юге. Великая княгиня Елена Павловна совершенно разделяет мысли о пользе, которую принесла бы княгиня Воронцова, и предоставила мне сказать ей об этом. Княгиня Воронцова предполагает съездить в Иерусалим, не определяя, однако, когда ей можно будет это исполнить; это будет очень полезно. Кроме того, располагая поселиться навсегда в Одессе, княгиня Воронцова, действительно, может быть посредником между Палестиною и Петербургом. Впрочем, мы до сих пор говорили только в самых общих выражениях и даже не вдавались в подробности, а тем менее проекты. 

Управляемое здесь княгинею Воронцовою заведение сестер милосердия состоит только из 7 или 9 лиц; ожидаются еще 5, — но княгиня не предполагает, чтобы из сих сестер были действительно годные для Востока. Впрочем, так как теперь неизвестны еще и требования, какие будут предстоять, то нельзя и судить о том, соответствуют ли оным нынешние лица, составляющие общину. 

б) я убедился здесь в справедливости того, что я предполагал, т.е. что сборы, руководствуемые Синодом без прямого вмешательства великого князя или императрицы, совершенно педализируются мертвенностью духа нашего духовенства. До сих пор указ Синода о произведении сборов оставляется консисторию без всякого исполнения; о сборах нет и помину, в церквах нет ни особых кружек, ничего; и это так в главном городе края, под глазами хорошего архиерея, участие коего возбуждено княгиней Воронцовою и его собственным характером. Чего же ожидать от далеких углов и таких епархий, в которых находятся архиереи мелкоумные или дурно расположенные ко всякому начинанию, не имеющему предметом собственный карман местных клиров?

Очевидно, что мысль великого князя о послании всем архиереям писем от него и за его подписью была правильна, и что без этого средства дело о церковных сборах может кончиться нулем.

Если создадутся другие источники и дело обеспечится, то беда от сего нуля была бы еще не так велика. Но это дело имеет теперь уже другую сторону: публикации о сборах сделались известными на Востоке везде; Кирилл писал об этом в Константинополь, в Греции мне говорили тоже; все греческое духовенство об этом знает. Все ожидают, что вызов правительства нашего к Церкви и народу по священному делу произведет достойную денежную манифестацию.

Мы покроемся срамом и стыдом пред всеми, если дело кончится ничтожным результатом и обнаружится, что Церковь наша и народ не ответили вызову. Посылая публикации — nous avons brȗlé nos vaisseaux;7 назад идти теперь уже нельзя; следовательно, во что бы то ни стало, надобно сделать, чтобы сборы имели результат.

Когда делали публикацию, приготовлены были разные средства, между прочим письма Его Императорского Высочества к архиереям, призвание Кокорева и др. лиц подобно Яковлеву, коих результатом было бы окружением сборов нужною обстановкою. Уже после публикации разные обстоятельства, т.е. des ballons entre les jambes jetés par les malveillants, 8 заставили устранить означенные средства; публикация пошла в ход без нужной поддержки, как объявление войны без войска. Вот и причина возможного пуффа.

______________
7 Мы сожгли свои корабли (франц.).
8 Проcкочившие между ног мячи, пущенные недоброжелателями (франц.).

Спешу с самого начала обратить твое внимание на эту сторону дела; теперь еще время поправить дело, а бросить оное уже нельзя потому, что оно огласилось везде. От тебя зависит выдумать разные средства и представить о том Его Высочеству, как было во времена севастопольские; результат будет тот же, т.е. чудный.

Мне, во всяком случае, нужно в нынешнем году располагать 150 000 рублями на обзаведение всего в Иерусалиме, Назарете, Бей руте и Константинополе. Менее нельзя; а обеспечение дела на будущее время — особая статья. 

Жду письма от тебя с нетерпением.

Душевно преданный тебе
Б. Мансуров

P.S. № 1. К письму из Одессы от 9 и 10 июня.

Бог знает, когда еще мы будем с Доргобужиновым в Иерусалиме. 

Ранее июля мы из Одессы никак не уйдем, ибо Новосельский не будет сюда ранее 20 июня, а нам нужно здесь и поработать вместе, переговорить и решить о многом. 

В Константинополе пойдет довольно долгое дело об исходатайствовании у Порты берата и фирманов для нового иерусалимского консульства; а посольство до 5 июня не имело от Министерства иностранных дел никакого официального уведомления об учреждении иерусалимского консульства. Были только частные письма князя Горчакова к Бутеневу. Посольство до того дня не знало, откуда и какие Доргобужинов должен получить инструкции. Порте до сих пор вследствие сего и не предъявлено о намерении России иметь консула в Иерусалиме.

Вот много причин остановки, а сверх того Доргобужинову нужно будет в Константинополе многое читать и изучать прежде вступления в должность. 

Мне в Константинополе нужно будет заняться делом о перестройке дома бывшей Коммерческой канцелярии; я возьму туда с собою архитектора Эппингера, взятого Обществом на службу для Востока. 

Три недели уйдут в Царьграде как ничего. Путь от Константинополя чрез Афон, может быть, Афины, Смирну, Родос и разные места, где мне нужно устраивать или осматривать агенции, опять возьмет недели две, если не больше, до Бейрута. 

Здесь надо будет остановиться Доргобужинову для ознакомления с Мухиным и делами генерального консульства, что еще важнее, чем в Константинополе. Остановка в Бейруте нужна и для меня. 

Надо будет остановиться и в Кайфе, и в Назарете, потому что назад заезжать будет не время и трудно. 

Все это будет исполняться нами среди страшнейших жаров; половина суток такова, что человек не годен ни на какое употребление, а силы надо беречь. 

Таким образом, я не думаю, чтобы нам удалось прибыть в Иерусалим ранее сентября. 

Беды во всем этом промедлении не может быть никакой, ибо ничего от нас не убежит, а лучше не оставлять за собою темных задов. Я с сожалением предвижу только то, что Преосвященный Кирилл, при известной и похвальной его ревности, будет сетовать на отсрочки и жаловаться на то, что ему мало известно, чтó предполагается. 

Мы на это должны быть готовы и успокаивать Преосвященного тем, что мы сами не знаем еще, чтó можно будет исполнить, ибо неизвестно еще, сколько будет денег. Для изучения дела-то мы и отправляемся, а всего разом начать нельзя. От того-то я и развязал руки Преосвященному Кириллу из Константинополя насчет покупки земли, как я писал из Буюк-дере от 3 или 4 июля.

Б. Мансуров

Р.S. № 2. К письму из Одессы от 9 и 10 июня.

11 июня 

Сейчас я узнал, что от здешней духовной консистории послано теперь 700 указов по числу церквей в епархии; будут выставлены в церквах особые кружки, но разносить их во время службы не предполагается. Если кружки попадут в невидимые углы, соберут очень немного; от внешней обстановки сборов зависит результат. 

В духовенстве, даже между образованными лицами, ходят смешные толки о цели сборов; одни говорят, что с неправдою хотят посредством Церкви доставать денег для Коммерческого предприятия, другие — что хотят привлекать всех бродяг России к поклонничеству в Палестину и содержать их за счет сборов, третьи — что собирают на освобождение крестьян. 

Наша Церковь, во славу и для пользы коей мы работаем, даже не хочет понять высокой цели и необходимости выставить Пароходное Общество как видимую цель для обезопасения существа дела. 

Я понимаю, что Синоду, при существовании его бюрократизма, нельзя сообщать высших политико-религиозных соображений, но я полагал бы необходимым испросить у Его Высочества разрешения, чтобы им ОН сам, или, если это нельзя, граф Толстой (обер-прокурор) разъяснил циркуляром к архиереям, что начатое дело вполне религиозное и чисто от побуждений спекулятивных. Надобно бы дать почувствовать Синоду и всему духовенству, что от результата порученного им сбора будет зависеть суждение о степени душевного их участия к священному делу и степень доверия, коим духовенство пользуется пред народом.

Хорошо то, что сборам дан характер постоянный и ежегодный. Не мешало бы и необходимо потребовать из канцелярии Синода копии с указов, данных Синодом архиереям и самими9 последними по приходам.

Б. Мансуров

____________
9 В тексте «сами».

***

3
Б.П. Мансуров — Д.А. Оболенскому

Одесса 23 июля 1858 г.
№ 12 

Любезный друг Оболенский, озабоченный судьбою наших денежных средств, я обрадован был нечаянно слухом о том, что будто бы государь и императрица Мария Александровна предполагают от- правиться в нынешнем году на Нижегородскую ярмарку. Немедленно родилось во мне соображение о том, чтó могло бы выйти чудного для нашего дела, если бы государыне императрице, принимающей, действительно, весьма живое и милостивое участие в нашем иерусалимском деле, угодно было вспомнить о наших сборах в Нижнем и приложить малейшее старание к созданию денежного фонда среди огромного обилия капиталов. 

Я не слышал о том, чтобы государь великий князь Константин Николаевич должен был сопровождать государя и даже не полагал, что бы это было вероятно. Не знаю я и того, кто может быть в свите государя, и не желаю заявлять ходатайства официального. Однако, боясь упустить счастливый, может быть, судьбой желанный случай и основываясь на отношениях, развитых моими хлопотами в Санкт- Петербурге, я решился написать письмо к фрейлине А.Ф. Тютчевой в надежде, что ей можно будет вследствие сего намекнуть государыне императрице о предмете моих стараний. Завлеченный предметом, я воспользовался случаем, чтобы изложить на письме то, чтó у меня давно было на душе, для откровенного объяснения, почему обстановка нашего дела является не столь выгодною, сколь того можно было ожидать, и почему я сам отвергаю обвинение в излишнем увлечении и пристрастном взгляде на дело. Прошу тебя прочитать мое письмо, посылаемое при сем к тебе без печати. 

Не решаясь ничего делать без ведома великого князя и одобрения Его Высочества, точно так же желая действовать в полном согласии с твоим мнением, основанным на знании местного расположения умов и местных тонкостях, я полагаю тебе письмо мое на имя А.Ф. Тютчевой с просьбою прочитать оное и передать по принадлежности, если ты не найдешь, что оно, наверное, наделает только путаницу и пользы не принесет. Если ты будешь сего последнего мнения, то разрешаю тебе делать из письма, что хочешь, и показать только Его Высочеству для сведения.

Если слух о путешествии Их Величеств в Нижний неоснователен, а вреда от письма ты не ожидаешь, то все-таки передай оное фрейлине Тютчевой, ибо все равно, какой бы ни был предлог, который побудил меня высказаться. Одним словом, не бракуй моего письма только по причине неосновательности слуха о путешествии в Нижний. Вообще прошу тебя предоставить риску и возможности удачи ту долю, без которой нельзя решиться ни на что серьезное. Я риска не боюсь, но желаю только не действовать прямо противно твоему мнению и, конечно, противно воззрению Его Высочества. 

Если ты благословишь мое письмо, запечатай его и отправь скорее, узнав, впрочем, не находится ли фрейлина Тютчева в отпуску. Но и в этом случае отправь к ней, потому что она, может быть, догадается послать кому-нибудь выписки для осторожного доклада государыне. Фрейлина Тютчева выказывала мне самое горячее и умное участие в деле и во многом помогала пред государыней; она положительно про- сила меня писать ей, когда будет нужно. 

Благодарю тебя за спрос по телеграфу о моем здоровье. Если действительно спрашивал о том и великий князь, то вырази Его Высочеству мою глубочайшую благодарность. Я и не знал, что Новосельский телеграфировал тебе о моей болезни. Я был болен очень сильно, на краю горячки, и ни доктор, ни я не могли ожидать столь скорого выздоровления. Поправление произошло почти внезапно; мне уже почти совсем хорошо, но от лечения и сильных средств я так ослабел, что хожу еще с трудом. У меня было воспаление во всем правом боку от плеча до ног. Слава Богу, теперь благополучно. 

Я надеюсь 26-го или 27-го числа отправиться в путь, зайду на Афон и буду в Иерусалиме, вероятно, в первых числах сентября. По уважению этих отсрочек во времени свидания моего с Преосвященным Кириллом я уже недели с три и во время болезни просил князя Лобанова (в Константинополе советник посольства) передать преосвященному, что я развязываю ему совершенно руки на приобретение земель, если его собственные суммы для того достаточны, если в деле покупки не будет являться форма Русской Церкви, и если от замедления может последовать неудача или передержка сумм. 

Напрасно ты оставляешь меня вовсе без всяких извещений, мне бы было и нужно, и полезно иметь ответ твой на мои письма и сведения о твоем воззрении и о положении дел в Петербурге. Надеюсь, однако, иметь от тебя письмо.

Будь здоров и не забывай искренно преданного тебе

Б. Мансурова 

[P.S.] Когда будет на месте своем Головнин?
Мне очень нужно это знать. 

Читать далее в формате PDF >>>

Кирилл Вах/ Как начиналась Русская Палестина. Иерусалим в письмах Б.П. Мансурова и В.И. Доргобужинова. 1858-1860 гг. // Иерусалимский Православный Семинар. Вып. 7. Москва, 2017. С. 111-256 / HOW THE RUSSIAN PALESTINE WAS STARTED. JERUSALEM IN EPISTLES BY B.P. MANSUROV AND V.I. DORGOBUZHINOV. 1858-1860 Cyril Vakh // Jerusalem Orthodox Seminar Academia ©2017

Тэги: вел.кн. Константин Николаевич, Мансуров Б.П., Доргобужинов В.И., РОПиТ, Палестинский комитет

Ещё по теме:

Пред. Оглавление раздела След.
В основное меню