Двухдневное пребывание на св. Афонской горе его императорского высочества великого князя Алексия Александровича

16 и 17 июля 1845 года доселе еще живы в памяти святогорцев – это дни пребывания на Афоне великого князя Константина Николаевича. Прошло с тех пор 22 года, наступило новое, уже осиянное славою известных всему миру преобразований, царствование. И для Афона повторяется радостное событие и в тех же самых чертах: царский сын, также в весенней поре своей жизни, плавающий по морям для изучения многотрудного и многосложного морского искусства, по чувству благочестия и любознательности не хочет миновать, хотя и стоящую в стороне от его пути, Святую гору, скажем более, желает нарочито посетить ее, дабы ободрить, поддержать и утешить подвизающихся на ней в вере и благочестии присных молитвенников за Россию и ее царствующий дом, как за своих единственных благотворителей и покровителей. Относительно времени посещения то же сходство: настоящий высокий гость подобно первому приезжает на Афон, хотя раньше месяцем (в июне, а не в июле) но, что замечательно, в те же самые числа и также остается здесь два дня, оставляя по себе память и утешение всему Афону и русским его инокам в особенности на многие и многие годы.

Еще в понедельник 12 июня с приходом из Солуня на Афон турецкого военного парохода, на котором прибыли для встречи его высочества бей-помощник солунского паши (губернатора) и русский солунский консул (А.Е.Лаговский) быстро разнеслась по Святой горе благая весть о том, что его высочество благоволил посетить ее по пути из Константинополя в Средиземное море, и монастыри стали, как могли и умели приготовляться к достойному приему русского царевича. У русских афонцев еще были в свежей памяти все подробности первого посещения Афона одним из членов русской царственной семьи великого князя Константина Николаевича, о его приветливом со всеми обращении и любознательности. Русик, зная, что ему первому будет принадлежать честь встречи высокого гостя, готовился с удвоенным усердием и поспешностью. Прошло в ожидании три дня, показавшихся для чувства слишком долгими; не дождавшись гостя и в четверг, начинали уже полагать, не переменилось ли почему-либо благое намерение великого князя, как вдруг в пятницу рано поутру (в 6 часу утра) показался из-за мыса Дафна пароход «Великая княгиня Ольга» (Русского общества пароходства и торговли), на котором находился жданный и желанный гость[1]. После соблюдения неизбежных и на Афоне формальностей относительно карантина, отчалила от берега шлюпка, в которой находились: русский консул А. Е. Лаговский и второй духовник русского монастыря иеросхимонах Макарий, которые были немедленно представлены Его Высочеству и услышали от него самого, что вскоре после чая, он съедет на берег. При сем его высочество изволил знаменательно выразиться Макарию: «исполняю мое искреннее желание видеть Афон». Кроме собственной свиты его высочества состоявшей из 6 человек, его сопровождали из Константинополя: секретарь посольства Хитрово и архимандрит посольской церкви Леонид, последние для ознакомления гостя с церковными древностями Афона и историей его святых обителей.

У выхода на берег (в 7 часу утра) на монастырской пристани Русика была устроена арка и павильон из лавровых дерев, перевитых олеандрами, украшенная вверху вензелевым из неувядаемых цветов именем его высочества. Здесь встретил его иеросхимонах Макарий в облачении с Евангелием в руках, с приветствием в устах: благословен грядый во имя Господне, 5 иеромонахов и 2 иеродиакона с кадилами и ковчегами, в предшествии коих его высочество, при пении певчими тропарей: «Спаси, Господи, люди Твоя...», направился вверх к монастырским святым вратам, по пути устланному красным полотном и осыпанному лавровыми листьями. При движении этой процессии весело гудели монастырские колокола красным звоном, звуки которых гармонически переливались по заоблачным высотам Афона, который как бы сочувствуя нашему торжеству, тоже, псаломски, радостью препоясались. Между тем вся братия, расположившаяся рядами от самой пристани до святых врат, приветствовала его высочество молчаливо, низко почтительным поклоном; многие при этом в душевной радости проливали теплые, сладостные слезы, и молились, полагая на себе крестное знамение. По мере прохождения его высочества и следовавшей за ним свиты его через ряды иночествующих оставшиеся позади присоединялись к шествующим. У святых врат встретил его настоятель обители 93-летний старец игумен Герасим с животворящим крестом и духовник русского братства старец иеросхимонах Иероним со святой водой, с 32 иеромонахами и 10 иеродиаконами в парчовых ризах с хоругвями и кадильницами; от святых врат до дверей соборной церкви было постлано красное сукно[2]. Приложившись к святому кресту, его высочество изволил отсюда шествовать при пении: «Достойно есть...» в соборный храм святого великомученика Пантелеимона, весь горевший огнями, как в светлое Христово Воскресение. По выслушании здесь обычного молитвословия и возглашения многолетия, иеросхимонах Макарий приветствовал высокого гостя следующею речью: «Благоверный государь, великий князь! Сретая тебя в храме древнейшей русской Афонской царской обители, посвященной имени святого великомученика и целителя Пантелеимона, день памяти которого знаменательно для нас совпадает со днем рождения твоей августейшей родительницы, мы – русские афонцы, радостно приветствуем в твоем лице благоцветущую отрасль благочестивого корене царей наших, присных покровителей жребия Божией Матери – святой Афонской горы и смиренно просим тебя засвидетельствовать твоим августейшим родителям одушевляющие нас чувствования любви, благодарения и вседневной молитвенной о них памяти.

При сем молим, да благодать Божия сопутствует тебе в предлежащем дальнем плавании и поможет совершить оное благополучно, во всем по благому намерению твоему и твоего венценосного родителя, ограждая повсюду входы и исходы твои во славу Божию и на пользу нашего любезного отечества. Аминь».

Внимательно выслушав приветствие, его высочество преклонил колена перед честною главою небесного покровителя обители святого великомученика и целителя Пантелеимона – облобызав храмовую икону святого, в предшествии крестного хода при пении: «Спаси, Господи, люди Твоя...», направился в храм Покрова Богородицы, находящейся в русском отделении; при входе его в который певчие пропели: «Господи, силою Твоею возвеселится царь...». Здесь великий князь изволил слушать божественную литургию; стоял он на кафедре, украшенной вверху двуглавым орлом и вензелем с именами их величеств государя императора и государыни императрицы и его высочества Алексия Александровича. Службу совершал иеросхимонах Макарий соборно с 12 иеромонахами и 3 иеродиаконами. Пели русские певчие умилительным пустынным напевом, столь трогательно действующим на душу, сменившимся во время причастного, радостотворным пением пасхальных песен: «Да воскреснет Бог», выражавшим, что русская обитель в этом году точно празднует второй «праздник праздников» – посещение благоверного царевича.

После литургии и краткого благодарного молебна, окончившегося многолетием царствующему дому, его высочество изволил приложиться к кресту, причем старец игумен поднес на благословение ему от обители икону святого великомученика Пантелеимона, а служащий иеросхимонах Макарий просфору. Из церкви великий князь и его свита прошли наверх, в приготовленный для них нарочито архондарик, наверху которого извне торжественно развевался брейд-вымпел его высочества. На пороге этого архондарика его высочество, по русскому обычаю, был встречен хлебом и солью старцем духовником русского братства иеросхимонахом Иеронимом. Здесь его высочество изволил принимать и ласково беседовать с хозяином обители 93-летним старцем Герасимом и его ближайшим помощником духовником отцом Иеронимом за тем представлялись его высочеству игумены всех 20 Афонских монастырей и члены местного синода (Протата) в полном его составе, а также турецкий бей, командир турецкого парохода и Афонский каймакан и другие чиновники. После обычного восточного угощения (глико с водою) его высочество изволил выкушать чашку чаю; за тем со стороны игумена последовало приглашение перейти в столовую, где был приготовлен завтрак для его высочества и свиты, разделить который его высочеством был милостиво взаимно приглашен и сам маститый старец игумен. Во время завтрака певчие, стоя на ближнем балконе, пели избранные псалмы; а когда хозяевами обители был провозглашен тост за здравие дорогого гостя и его августейших родителей [3], то певчие пропели народный гимн: «Боже! Царя храни». Тосты пили сладким вином домашнего приготовления и из своего винограда. Из столовой его высочество снова перешел в свой архондарик, откуда и изволил пройти в фотографию (устроенную внизу на северной стороне обители); здесь монастырские фотографы монахи Леонтий и Геннадий сняли с его высочества два портрета (один в форме визитной карточки), а потом ободренные успехом и целую группу: в эту группу, кроме особ свиты и сопровождавших его из Константинополя: секретаря посольства Хитрово, архимандрита Леонида, и солунского консула, были по особому соизволению его высочества включены и два старца русской обители: духовник иеросхимонах отец Иероним и его ревностный помощник отец Макарий. В промежутках между сеансами его высочество милостиво беседовал с собравшеюся около фотографического павильона братиею, ласково принимая простые и безъискуственные, но полные мысли и чувства выражения их радость и счастья видеть в своей русской иноческой семье столь дорогого гостя.

Здесь же были представлены его высочеству два греческих старца иеродиакон Иларион и схимонах Савва, как поддерживающие своим любвеобильным влиянием мир и согласие между обоими братствами русским и греко-болгарским, и его высочеством милостиво благодарит их за их усердное служение к поддержанию столь полезного для церкви духовного союза. По выходе из фотографии его высочество благоволил посетить келью иеросхимонаха Макария (служащую вместе и архондариком); она была украшена портретами особ царской фамилии и вензелем его высочества искусно сделанным из неувядаемых цветков Божией Матери. Сюда вскоре были принесены для показания его высочеству оба фотографические портрета, из которых один (в форме карточки) вышел весьма удачно и в то же время поднесены его высочеству фотографические виды обители, снимки с некоторых икон и образцы братских рукоделий: четки, кресты и ложечки и тому подобное, как лично для его высочества, так и для всей его свиты. Отсюда по пути к святы вратам его высочество благоволил посетить греческий корпус, где живет старец игумен; в его архондарике изволил принять обычное угощение (глико с водою и чашку кофе) и милостиво выслушал пропетое ему в это время греческими певчими благожелания многолетия. По окончании сего, его высочество изволил выразиться отцу игумену через духовника отца Иеронима: «Благодарю Бога, что я исполнил мое искреннее желание быть на Афоне и молиться вместе с вами о государе императоре России и о себе».

Было уже 11 часов дня, когда великий князь и его свита сели на приготовленных для них монастырских мулов и двинулись от Русика по дороге в Карею. Впереди ехал каймакан (турецкий афонский полицмейстер) с сердарями (афонская внутренняя стража); его высочество ехал на белом статном муле, по сторонам его шли один из сердарей и кавас солунского консула. Через час пути проехали мимо живописных, увитых плющом, развалин «Старого Русика» уступленного Русскому Афонскому братству греками еще в 1169 года, как видно сие из сохранившейся грамоты. Остановясь здесь, его высочество выслушал краткий рассказ архимандрита Леонида о пострижении здесь в конце того же 12 столетия, в церкви еще уцелевшего доселе монастырского пирга (башни), сербского царевича Расткò (в последствии знаменитый сербский архиепископ Савва): как он, усыпив внимание посланных за ним в погоню от отца вельможи, и взяв благословение игумена, взошел на пирг с одним из духовников, где в знак твердости своего произволения, принял от руки его иноческое пострижение, изменив вместе с именем и одежду; когда же посланные, не видя царевича, приступили с угрозами к настоятелю и братии, то юный инок Савва показался на высоте пирга, и, сбросив им оттуда вниз свою царскую одежду и отрезанные при пострижении власы, сказал: «вот мой ответе вам и родителям». Мы знаем, что ближайшим последствием этой решимости Расткò было то, что и сам собиратель сербского народа знаменитый жупан Стефан Неманя, оставив престол старшему сыну своему Стефану, принял иноческое пострижение в основанной им лавре Студеницкой, и, пожив здесь недолгое время, удалился на Святую гору, где в 1199 году вместе с сыном своим «Саввою Умиленным» , основал для иноков сербского языка – сербскую обитель Хиландар, занимающую и доселе 4-е место между всеми Афонскими монастырями.

В первом часу по полудни его высочество прибыл на Карею и остановился для краткого отдыха на русском конаке (подворье). Здесь освежившись стаканом кристальной воды с глико, изволил пойти на встречу, ожидавшей его в ближайшей улице церковной процессии, во главе которой находился живущий на покое греческий архиепископ Каллиник с членами афонского Протата. Приложившись к святому кресту, отсюда шествовал в соборный храм, построенный, по преданию, Константином Великим и еще сохранивший свои фрески, приписываемые знаменитому Панселину, основателю школы афонских иконописцев XII или XIII века. По входе в собор его высочество прикладывался к святыне, для чего чудотворная икона «Достойно есть» заранее была перенесена с горнего места на середину церкви. Когда же архиерей возвел его высочество на свою кафедру, то один из дидаскалов Карейского училища сказал его высочеству от лица собранных здесь представителей всех Афонских обителей приветствие или речь следующего содержания: «Благоверный государь, Великий князь! Благочестивейшая душа вашего богохранимого императорского высочества, имея желание видеть вблизи священные монастыри Афона, исполнила оное сим настоящим высоким посвящением.

Ныне весь в совокупности лик святогорских отцев считает себя счастливым, величается сим и радуется, что удостаивается принять в недра свои благочестивое чадо православной Восточной церкви, славную отрасль благочестивейшего императорского Российского дома.

Радуйся, священная отрасль! Да взыграет благочестивейшая душа твоя, исполненная благодатью божественных святынь, хранящихся в здешних священных обителях! Да дарует Бог, чтобы источник твоей православной веры, наполняемый сею благодатью, доставил мирной твоей душе продолжительное воспоминание, сего посещения, которое для нас есть как бы радуга утешения, явившаяся на горизонте священного нашего места.

Поспешением Божиим, посещая священные обители ваше высочество, видите, что он силою всемощной десницы Вышнего и благочестивою помощью православных во всей вселенной христиан сохранились в продолжении стольких веков и спасены среди столь великих переворотов и доныне величаются как всечтимые предметы благоговения христиан, в которых ежедневно воссылаются славословия и моления к небесному Всецарю о православном народе.

Но в особенности ныне, принимая ваше высочество, предстоящее братство с торжествующею душевною радостью, приступает и с коленопреклонением поет молебную песнь перед сим божественным святилищем о здравии, благоденствии и непоколебимом утверждении его величества державнейшего императора Александра II на престоле необъятной Российской державы, о здравии благочестивейшей императрицы государя наследника вашего высочества, всего царствующего дома и всего русского народа.

Благоволите, ваше высочество, повергнуть к стопам счастливейшего и любимого вашего отца и императора глубокое наше уважение, смиренные благожелания и сердечные поздравительные приветствия со спасением, по Божественному заступлению, драгоценной его жизни, и примите засвидетельствование благодарности и признательности нашей за благосклонное сие посещение ваше, вместе с тем и смиренные наши молитвы ко Всевышнему, да осеняет, охраняет и ущедряет Он ваше высочество всяким дарованием совершенным и спасительным. Аминь».

Благородная дикция и симпатический голос проповедника обратили на себя общее внимание присутствующих, напомнив им, что дар красноречия есть как бы наследственное достояние Еллинов.

Из собора, теснимые толпою, в которой кроме иноков и обитателей Карей виднелось и немало Греков-островитян, в предшествии той же духовной процессии его высочество направился в Карейское Богословское училище, находящееся на противоположной собору стороне Афонской столице. Улицы ее приняли, на сей раз, вполне праздничный вид: через них были перекинуты, в нескольких местах, триумфальны арки из лавровых деревьев, украшенные цветами, флагами, вензелями и цветными фонарями; все карейское население высыпало на улицу и приветствовало гостя; по-монашески – молчаливо, почтительными поклонами. В училище высокий гость тоже был встречен приветственною речью; здесь вторично были представлены его высочеству господином солунским консулом члены местного Афонского синода (Протата). Его высочество с любопытством осведомлялся об устройстве и порядках этого правительственного места у хиландарского и зографского антипросопов, с которыми мог беседовать без переводчика, как со славянами (болгарами), говорящими изрядно по-русски. Во время краткого отдыха в училище, певчие пропели гостю приветствие и многолетие.

По выходе из училища отправились пешком же в близлежащий Русский Андреевский скит. У святых врат его высочество был встречен игуменом Феодоритом в мантии с крестом и святой водою; тут же был поднесен его высочеству хлеб и соль. Из церкви, после обычного молитвословия и многолетия, его высочество изволил милостиво изъявить согласие присутствовать при закладке соборного храма во имя святого апостола Андрея Первозванного с приделами во имя святого Александра Невского и святой равноапостольной Марии Магдалины, которые созидаются при нем в память чудесного избавления государя императора от угрожавшей ему опасности 4 апреля. Предшествуемые игуменом с подъятыми на главу святыми мощами, при пении тропарей, шествие направилось к месту закладки. Здесь, по совершении малого освящения воды и окроплении его места, после чтения Евангелия и положенных по чину молитв, его высочество благоволил собственноручно положить основной камень новосозидаемого храма, а под него, по обычаю, золотую монету (в пользу каменщиков); примеру его высочества последовали и другие лица его свиты. По окончании церемонии закладки, его высочество прошел в скитский архондарик, где изволил принять угощение русским чаем с сухарями; план новосозидаемого храма взял с собою и подписал собственноручно, имеющий служить документом и памятью счастливого события, акт о закладке храма в его личном присутствии, милостиво принял поднесенные ему братские рукоделия скитян, послушал певчих, полюбовался с балкона действительно очаровательным видом на окрестную пустыню Капсалу, усеянную отшельническими кельями, живописно раскинутыми среда виноградников, орешника и других плодовых деревьев и занятую преимущественно русскими келлиотами; потом отправился в дальнейший путь, в Ильинский малороссийский скит, с которым соединено воспоминание о двух незабвенных в истории русского монашества деятелях: старце Паисии Величковском (переводчик главных святоотеческих аксетических творений на славянский язык) и отце иеросхимонахе Аниките из князей Ширинских-Шихматовых. В Ильинский скит его высочество прибыл в четыре с половиной часа по полудни. После обычной церковной встречи, гостеприимный игумен (Паисий – из болгар) предложил высокому гостю скромную трапезу. Его высочество ласково принял радушное предложение и, посадив возле себя старца игумена, милостиво беседовал с ним о его ските. После трапезы, приправленной вином домашнего приготовления, хозяин пригласил гостей пить кофе на балкон, с которого открывается живописный вид на удолье, в коем расположен греческий монастырь Пантократор. Ильинский скит понравился высоким посетителям тем, чем он нравится и всем посетителям Афона: своим живописно уютным местоположением извне и малороссийскою опрятностью внутри, и радушием приема. Здесь в 1845 году великий князь Константин Николаевич изволил иметь ночлег, в память чего сделана на монастырском дворе колонка с надписью.

В пять с половиной часов уже снова все были на мулах, спеша совершить засветло обратный путь до Русика (3 часа ходу). Проехали через Болгарский скит «Богородица», древний Ксилургу (Древоделя) первоначальный посел русских иноков на святой Афонской горе, названный может быть так потому, что русские иноки, поселяясь здесь, сразу занялись своим родным мастерством – плотничаньем и деланием с помощью топора и долота разных деревянных изделий, за что и посел их был назван обителью древоделей (Ксилургу). Узнав о значении скита «Богородица», его высочество пожелал осмотреть его, и, будучи встречен у святых врат настоятелем старцем Никифором, вошел в убогую церковь, видимо древней архитектуры (не позже XII столетия), напоминающей русские храмы древнейшего периода нашего церковного зодчества; выслушав литию и многолетие, зашел в архондарик, где милостиво беседовал с известным по своей богомудрой простоте старцем, о котором справедливо заметил автор «Писем с Востока», что он равно принадлежит IX и XIX столетиям. Вторую половину пути его высочество изволил совершать всю пешком; в Русик прибыли за сорок пять минут до захождения солнца, то есть в 7 часов; прошли через малую северную дверь прямо в русский архондарик, где его высочество изволил пить чай, беседовал со старцами и рассматривал одну из приготовленных (ретушированных) групп; после чего отправился ночевать на пароход. На пароходе был ужин, на который, по желанию его высочества, был приглашен из Русика иеросхимонах Макарий, как сопровождавший его в поездке этого дня. Едва закатилось солнце, Русский монастырь иллюминовался; все линии его многоэтажных зданий, расположенных уступами, и многочисленные висячие балконы загорались огнями, а на монастырской колокольне красовался прозрачный транспарант с вензелевым именем его высочества. Турецкий пароход, как бы соревнуя монастырю, жег фальшфееры и пускал ракеты. Тихая погода вполне благоприятствовала успеху иллюминации. Его высочество после ужина изволил выйти на палубу и милостиво благодарил обитель в лице иеросхимонаха Макария за усердие [4]. Слышно было, что и русский Андреевский скит в тот же вечер сделал у себя иллюминацию в честь высокого гостя.

Во второй день (суббота 17 июня) предположено было осмотреть, сколько позволит время и обстоятельства, монастыри, лежащие на северной стороне Афонского полуострова. В 6 часов утра пароход «Великая княгиня Ольга», продержавшись, целую ночь под парами в виду Русика, тронулся в путь мимо монастырей, лежавших между Русиком и оконечности Афонского полуострова. При повороте за крайний мыс подул довольно свежий ветер и развел волнение. Возникло сомнение, съезжать ли в лавру святого Афанасия, с которой предполагалось начать обозрение обителей северо-восточной стороны. При съезде с парохода велено было капитану, в случае, если ветер сделается еще свежее, выкинуть условный флаг; внизу у пристани ждали гостей монастырские мулы для подъема на гору и издали приветствовал звон колоколов. После обычной встречи у святых врат, его высочество вошел под священную сень древнейшей Афонской обители, основанной, как известно в Х веке иждивением греческих императоров Никифора, Фоки и Иоанна Цимисхия, из которых первый был другом преподобного Афанасия и даже намеревался разделить с ним аскетические труды.

На монастырском дворе особое внимание великого князя обратили на себя громадные кипарисы, по преданию, посаженные здесь святым основателем обители и мраморный фиал (для освящения воды), а внутри храма: гробница преподобного Афанасия, жезл и крест его, а также мощи великих святителей и учителей церкви: часть руки святого Иоанна Златоуста и глава Василия Великого. Как это, так и другие святыни монастыря предварительно принесены из других храмов, в соборный, дабы не утруждать его высочество переходом из одного храма в другой. Рассматривая стенную живопись, великий князь узнал двух ангелов, виденных им в Московском музее в фотографических снимках покойного Севастьянова. Едва успели, осмотреть храм, войти в архондарик, как один из свиты его высочества заметил, что на пароходе выкинули условный синий флаг, означающий, что ветер начал свежеть, почему, и вынуждены были поспешить к берегу. По той же самой причине не решились высадиться в Ивере [5], тем более, что монастырь этот не имеет особой бухты, и поспешили в Ватопед, желая видеть эту самую богатую и в вещественном и в археологически-церковном отношении греческую обитель, по роду жизни – идиоритм (в роде русских штатных монастырей). Известно, что иноки этой обители никогда славились своею классическою ученостью, почему она и была в деятельных сношениях с русской церковью. Отсюда был вызван для исправления книг знаменитый своею ученостью преподобный Максим Грек; здесь же жили некоторое время и сербские царственные иноки Симеон и Савва (впоследствии сербский архиепископ) до основания своей собственной сербской лавры – Хиландар. По прибытии великого князя в Ватопед, после обычной встречи и молитвословия, его высочество изволил со вниманием осматривать древний храм: при самом входе обратили особое его внимание мозаичные иконы, далее местные иконы времен императора Алексия Комнина; потом, поклоняясь местной святыне, рассматривал особо каждую: крест с большою частью животворящего древа – дар сербских царей, иконы называемые, по соединенному с ними преданию от времен иконоборства, «игрушками царицы Феодоры», пояс Богоматери и наконец, ясписовую чашу... По выходе из храма, на пути в архондарик зашли в библиотеку, где, между прочим, его высочество рассматривал рукопись Птолемеевой «Географии», известной ему по фотографическому снимку Севастьянова. В архондарике во время обычного угощения (глико с водою и кофе) представили его высочеству присланные от Протата иконы довольно хорошей местной резьбы, которые его высочество принял с благоговением. Проходя через монастырский двор к пристани, великий князь остановился под огромным тутовым деревом, покрытым сочными и зрелыми ягодами, и ласково принял две тарелки этих вкусных ягод и ветку с лимонами, срезанную в монастырском саду. По возвращении на пароход, довольно долго ожидали прибытия монастырской шлюпки, везшей, остальных членов свиты его высочество, и тот час по приезде их направились в Хиландарский залив [6]. Здесь, пока шлюпка шла от парохода к пристани, имели довольно времени полюбоваться видом живописных развалин укрепленного старого хиландарского монастырька с церковью Вознесения Господня. У пристани, усыпанной лавровым листом, встретили его высочество несколько старцев и ждали монастырские мулы; отсюда по веселой равнине, разительно напоминающей русские сельские виды, направились к Хиландарю. У святых врат, ожидая высокого гостя, старец игумен (Герасим) с братиею. При пении «Достойно есть» великий князь вошел в святолепный соборный храм Хиландарский, где доселе еще все дышит столь любезной русскому сердцу славянской стариною. Выслушав молитвословов, великий князь поклонился гробу преподобного Симеона, облобызал богато украшенный крест царя Стефана Душана, рассматривал игуменский жезл, данный преподобному Савве императором Алексеем Комниным, и чудодействующую доселе виноградную лозу, прозябшую из гроба преподобного Симеона. В монастырском архондарике его высочество изволил кушать чай; здесь же рассматривал златописанное Евангелие (от святого Иоанна Богослова) и жалованные грамоты Хиландарю от русских государей, которые после падения Сербского царства приняли эту обитель под свое особое покровительство. Беседуя со старцем игуменом, его высочество выразил свое сожаление о несогласии между двумя соседними (поземельный спор) славянскими обителями (Хиландарем и Зографом), истощающем непроизводительно средства обоих, и высказал желание и надежду, что они поспешат примириться между собою. Оставляя обитель, его высочество пожелал видеть одну из братских рядовых келий в ее ежедневной обстановке, и, осмотрев таковую в верхнем этаже, направился к святым вратам, где ожидали мулы из Русика.

В болгарском монастыре, Зографе, после встречи у святых врат, литии и многолетия в храме, игумен Анфим приветствовал высокого гостя приличной случаю речью; после сего великий князь изволил прикладываться к святым мощам и выслушал объяснение игумена касательно трех древних чудотворных икон великомученика Георгия. В архондарике во время обычного угощения его высочество обратил внимание на висевшую здесь в рамке благодарственную грамоту Святейшего Синода настоятелю с братией за поднесение ныне царствующему государю императору редчайшей из известных глаголических рукописей – Четвероевангелия. Затем его высочество изволил милостиво принять приглашение отца игумена вкусить нарочито приготовленной трапезы: стол состоял из народных болгарских кушаний и вина домашнего приготовления. Простившись с радушным игуменом, по широкой и удобной дороге направились к Зографской пристани, где должны были ожидать его высочество Русиковские и Зографкие катера (для доставления в Русик), но по свежему ветру не могли воспользоваться их услугою и рассудили доехать до Русика берегом.

Прибыли в Русик уже в девять с половиной часов, то есть через час после захода солнца (в конце первого часа здешней ночи) и когда смерклось, последнюю треть пути освещали фонарями. По неимению времени, его высочество не мог посетить лежавшее на пути греческие монастыри Дохиар и Ксенофонт, издали приветствовавшие высокого путешественника колокольным звоном и ожидавшие его у своих святых врат. На пути между Зографом и Дохиаром, где дорога идет по самому берегу, в прибрежной скале находится искусно высеченная пещера (из 2-х отделений), занимаемая одним русским пустынножителем (из отставных солдат) отцом Феоклитом, живущим здесь уединенно около 8 лет. Его высочество проезжая мимо изволил обратить внимание на эту пещеру и пожелал осмотреть ее; но, к сожалению, на этот раз хозяина ее не было дома – он ушел за сухарями в Русик, а келья была замкнута. На встречу поезду, направившемуся, как и накануне к северной калитке, вышли из русского корпуса братия с бумажными разноцветными фонарями в руках и составили живую аллею, а по проезде его высочества оставляли фонари на деревьях и перилах. В нижнем архондарике было предложено обычное угощение (глико с водою), потом, к великой радости гостеприимных хозяев Русика, его высочество благосклонно принял просьбу старцев откушать и у них хлеба-соли перед отъездом. За ужином великий князь, посадив возле себя старца-духовника иеросхимонаха Иеронима, расспрашивал его об уставе обители долго со вниманием и любознательностью, оставив самое приятное впечатление в вопрошаемом и слушателях. Вставши из-за стола, его высочество изволил пройти прямо в русскую (Покровскую) церковь, где уже началось воскресное бдение всем Афонским Святым (коим празднуется местно в первое воскресенье); постояв несколько, изволил приложиться к чудотворной иконе Иерусалимской Божией Матери, спускаемой сверху над царскими вратами на лентионе подобно чудотворной иконе Киево-Печерской; отсюда пришел в новоустроенный в память избавления государя императора от опасности 4 апреля придел во имя святого Александра Невского, где приложился к иконам Божией Матери «Избавительницы» и Усекновения главы Иоанна Предтечи. Из Покровской церкви, спустившись вниз, прошел (предшествуемый духовною процессией) в греческий собор святого Пантелеимона, где также шло бдение; постояв и здесь, приложился к иконе святого великомученика Пантелеимона и всех преподобных Афонских отцев, и предшествуемый крестным ходом, составившимся из священнослужителей обоих братств (в облачениях), направился к святым вратам обители, у коих окончательно простился со старцами: отцом игуменом Герасимом и духовником иеросхимонахом Иеронимом и, еще раз милостиво поблагодарив в лице их обитель за радушный «русский» прием, продолжал путь к пристани в предшествии крестного хода и сопровождении множества монахов; здесь, напутствуемый благожеланиями, молитвами и благословениями иноков, стекшихся со всего Афона, сел на шлюпку и отбыл на пароход, уже готовый к выступлению в дальнейший путь... И в этот вечер монастырь был иллюминован; но поднявшийся с моря ветер не благоприятствовал иллюминации. Через несколько времени, по соизволению его высочество, прибыл на пароход иеросхимонах Макарий с двумя иеромонахами, иеродиаконом и певчими, и совершил на пароходе молебное последование «хотящим по водам плыти» [7], оконченное многолетием; после чего поднес его высочеству икону святого великомученика Пантелеимона, выразив усердное желание, чтобы оная была представлена ее императорскому величеству государыне императрице в день рождения, коей 27 июля, как известно, совпадает с храмовым праздником русской Афонской обители, и празднуется здесь с таким церковным торжеством, подобного которому трудно представить не бывшему очевидным свидетелем. Довольно заметить, что всенощное бдение этого дня (с литургиею и молебном) продолжается не меньше 17 часов, служба архиерейская. После литургии поставляется несколько трапез сряду, на которых радушно угощаются все присутствующие на празднике посетители. Его высочество благосклонно принял икону, милостиво обещал исполнить просимое и пригласил иеросхимонаха Макария к вечернему чаю, после которого простился милостиво с ним, сказав ему на прощание: «надеюсь и еще взглянуть на Святую гору, и передам его императорскому величеству о вашем радушном приеме и об искренних русских чувствах». Теперь же его высочество простился и со своими константинопольскими спутниками – секретарем посольства Хитрово и архимандритом посольской церкви Леонидом, также с солунским консулом Лаговским, которому тогда же его высочеством было поручено отправить телеграммы и почту по назначению.

А между тем собиравшиеся с вечера тучи разразились грозою: было совершенно темно; молнии, прорезывая по временам эту темноту, живописно освещали монастырь; наконец, полился обильный дождь. Около 12 часов пароход «Великая княгиня Ольга» вышел в море, провожаемый колокольным звоном Русика. Проливной дождь, начавшийся с 11 часов вечера, продолжался не только через всю ночь, но и весь следующий день, то есть столь продолжительно, что подобного явления не запомнят и Афонские старожилы. Старцы, справедливо называя подобный обильный дождь, по его полезности для освежения знойного воздуха и для произрастаний, «благословением Божиим», прибавляли к сему своеобразное замечание: «вот и небесное знамение благоволения Божия к посещению великим князем Афонской святыни на землю нашу, пролился обильный благодатный дождь, как и на землю сердец наших приездом царевича пролилось обильное утешение, извлекши у многих родостворные слезы». Много подобных замечаний и сравнений мог бы собрать и подслушать желающий в эти торжественно-праздничные дни на Святой Горе. Проводив пароход молитвами и благожеланиями, все терпеливо желали узнать поскорее что-либо о дальнейшем его плавании, и уже впоследствии из частных известий узнали следующее: в 3 часа ночи (пишет с парохода корреспондент «Одесского Вестника») дождь был так силен, что в нескольких шагах ничего нельзя было рассмотреть; убедившись в невозможности продолжать путь между множеством подводных камней, пароход повернул назад и к 11 часам вечера (18 числа воскресенье) снова подошел к Афону; погода прояснилась, но ветер не стих, а потому повернули назад в Сиру. 20 июня в восемь тридцать часов стали на якорь против Сиры за островом Гайдера, а 21 утром перешли в Сиру. Прочтя это краткое газетное известие, афонцы от души пожалели, что дорогие гости, как видно из сего, потерявшие даром первый день по уходе с Афона (воскресенье), не провели его на Святой Горе. А между тем в Русском монастыре в этот день после литургии в Покровском храме было совершено благодарственное молебствие, архимандритом посольской церкви отцом Леонидом со всеми наличными священнослужителями, окончившееся многолетием царствующему дому; целый день продолжался колокольный звон, а на трапезе в предложенной братии и пришельцам праздничное угощение и весь день прошел в радостном воспоминании о высоком госте, его милостивом внимание к Святой горе, о его благочестии и любознательности. Я сам видел, как некоторые из старцев русских и греческих, передавая друг другу разные подробности, касавшиеся пребывания царевича, от избытка чувства проливали радостные слезы, повторяя священные слова старца Симеона. Мы были бы несправедливы, если бы из ложной скромности прошли молчанием общее замечание святогорских старцев касательно членов свиты его высочества. Видя их благоговейное отношение к местной святыне, равное и ласковое со всеми обращение и благородную любознательность, старцы остались весьма довольными; каждый выражал свое впечатление по своему, но общий смысл был таков: приятно видеть, как хорошо окружен великий князь! Но не одним этим замечанием ограничилось дело; мы знаем, что много сердечных пожеланий и теплых молитв пролилось за них ко Господу: «да поможет Он всеблагий и всесильный также успешно докончить, как начато, великое дело, порученное им царским доверием». Достопамятное посещение обители нашей 1867 года. Июня 16 и 17 его императорским высочеством великим князем Александром Александровичем монастырь наш счел совершенно благоуместным записать в своей монастырской летописи на память пустынным своим потомкам. Но и его высочество был так к нам милостив и благосклонен, что и сам соизволил оставить свое высокое имя в книге, заведенной в монастыре для записи посетителей, написав оное в ней собственноручно. Примеру его последовала и вся его свита. Да живет же богохранимый единственный православный царь на благо своих, обогащающих его, подданных! да живут и его столь славные сыны, которыми наградил его верховный Управитель наших судеб! Это не только наше задушевное желание, но и постоянный сердечный наш молитвенный вопль ко Господу Богу.

_________________
Примечания

[1] С получением известия о приезде на Афон великого князя в обители нашей тот час же началось особое молебствие о благополучном его путешествии, которое и продолжалось до самого прибытия на Афон его высочества. Слух о сем редком и вожделенном событии почти молнию разнесся по всему Афону, и потряс сердца всех, и потому к встрече его высочества собрались к нам не только игумены всех монастырей и весь местный синод, появились даже и обитатели скитов, ущелий и расселин земных – все, чтобы взглянуть на сына единственного православного царя и обще помолиться о нем. С явлением парохода к мона­стырской пристани начался благовест, чтобы оповестить всех – и домаш­нюю братию и пришельцев о прибытии на Афон сего желанного высокого гостя.
[2] В отношении внешнего украшения вообще нужно сказать, что все пути, по которым предполагалось шествовать его высочеству, были усыпаны древесными листьями; случающиеся же на путях этих арки были украшены вензелями, а коридоры, по которым он должен был проходить, так же и помещение, приготовленное ему для отдохновения, были уставлены лавровыми деревьями, перемешанными с олеандрами.
[3] В это время иеросхимонахом Макарием от лица всего братства были вы­ражены его высочеству чувства невыразимой любви и преданности императорскому дому и всецелой радости о счастливом избавлении 25-го мая обожаемого монарха от покушения на драгоценную его жизнь. Теперь же им его высочеству было передано, что в память сего чудесного спасения государя императора обителью установлено в находящемся у них хра­ме Вознесенья Господня (которое случилось в 1867 г. 25 мая) в четвер­том еженедельно совершать божественную литургию с приложением благодарного молебствия вперемежку по седмицам Иоанну Предтечи (3-е обретение его главы 25 мая); святому Александру Невскому, святым Апостолам и святому Николаю Чудотворцу (праздновать которым святой Церковью положено по четверткам). После же молебна сего поется: «Тебе Бога хвалим...» и обычное многолетие царскому дому.
[4] В это время один из скитов великого князя спросил иеромонаха Макария:
– Часто у вас бывает такая иллюминация?
Отец Макарий:
– В столетие, может быть, однажды или дважды.
– Так на что же у вас находится столько плошек?
– Да у нас нет ни одной.
– А что же тут?
Тогда отец Макарий, испросив позволения на откровенность, сказал:
– Усердие и чувства сердечной радости при настоящем столь счастливом и из редких редком событий заставили нас обратиться к изобретательности и употребить вместо плошек блюдца, обычно поставляемые братии на трапезе нашей.
[5] Как, в этом, так и в другом монастыри, мимо которых про­ходит только пароход, приветствовали высокого афонского гостя колокольным звоном. С парохода отвечали на такой радушный привет флагом.
[6] Отсюда пароход был отпущен, обратно к Русику и поездка про­должалась на мулах.
[7] Отселе даже до получения известия о благополучном возвращении его высочества из путешествия его в обители нашей на обычных ектеньях о плавающих и путешествующих прилагались особые моления еще о сем высоком путнике и путешествующих с ним.

Русский Святогорец
Святая Гора Афонская, Русский монастырь