RSS
Написать
Карта сайта
Eng

Анонсы

30 марта

Лекция «Образ святого Димитрия Солунского в византийском и древнерусском искусстве», Москва

30 марта

Лекция «Неделя Торжества Православия», Москва

31 марта

Лекция «Земная жизнь Христа», Москва

3 апреля

Лекция «Закат Древней Руси и образ Христа», Москва

6 апреля

Лекция «Святые Великого поста», Москва

13 апреля

Лекция «Середина Великого поста – Крестопоклонная неделя», Москва

13-15 апреля

55-й весенний симпозиум по византийским исследованиям, тема «Правосудие в Византии», Великобритания

14 апреля

Лекция «События Страстной недели», Москва

20 апреля

Онлайн-конференция «Священные дни в раннем и средневековом христианстве», Крит

28 апреля

Лекция «Воскресение и Страшный суд», Москва

18 мая

Лекция «Салоники – город византийских храмов», Москва

3-4 июня

Конференция «Князья, иерархи и люди Древней Руси между властью, повседневностью и храмом», Санкт-Петербург

Россия на карте Востока

Летопись

29 марта 1885 В.Н. Хитрово на заседании Совета ИППО предложил ходатайствовать о вербном сборе в пользу Палестинского Общества

29 марта 1885 решено открыть в Назарете женскую школу ИППО с позволения Иерусалимского Патриарха

29 марта 1898 открыты Енисейский, Подольский, Костромской отделы Палестинского Общества

Соцсети


История «Портрета монахини» из Орловского музея


Портрет великой княгини Елизаветы Федоровны.
И.М. Митрофанов. 1919 г.
Объединённый государственный литературный музей И. С. Тургенева в Орле

В середине 1970-х годов в Орёл приехал на постоянное место жительства Иван Михайлович Митрофанов, художник, всю жизнь отдавший педагогической деятельности.  В то время он был уже очень стар, очень болен и совершенно одинок. Орёл – город, с которым связаны годы его творческой молодости: в 1932 году Митрофанова пригласили на работу в только что созданное Орловское художественное училище, где он начал преподать историю искусства, начертательную геометрию, черчение, технику и технологию живописи. В 1933 г. возглавил училище и в качестве директора работал до 1948 года с трёхлетним перерывом, вызванным участием в Великой Отечественной войне. Когда старческие немощи сделали совершенно невозможным для него пребывание в родной деревне Баранья Гора Калининской области, где он прожил несколько десятилетий, Иван Михайлович обратился за помощью к одному из бывших своих орловских учеников - Игорю Ароновичу Круглому, искусствоведу и художнику. Игорь Аронович горячо откликнулся на просьбу о помощи и при содействии дирекции Орловского художественного училища привёз учителя с его немудрящим скарбом в старинный русский город, разместил в своей мастерской.

Митрофанов стал заново знакомиться с Орлом. Несмотря на почтенный возраст, этот человек не только не утратил интереса к окружающему, но искал новых впечатлений, общения с людьми, мечтал о продолжении творческой работы. В музей И.С. Тургенева он пришёл сразу же, как только обосновался на новом месте. Иван Михайлович считал, что встретился со «старым другом», с которым связь никогда не прерывалась. В фондовой коллекции хранится письмо[1], адресованное художником 4 мая 1966 года сотрудникам музея И.С. Тургенева:

«Дорогие мои друзья!

Сердечно благодарю вас за поздравление с праздником 1 мая. Сообщаю вам, что в 15 км от моего местожительства есть старое дворянское гнездо “Прямухино”. Его владельцем был М. Бакунин, в последствие эмигрант; один из родоначальников анархизма в России. В Прямухине перебывали все великие люди и в их числе Белинский, Толстой, Тургенев, Батюшков, Баратынский.

При ликвидации имения многочисленные дневники и письма были выброшены и сожжены. Уцелела часть дома, где сейчас помещается школа. Кое-что мне попадалось в глаза, т.к. в 1919 году я работал инструктором по внешкольному образованию Торжковского района Калининской области.

В одном из писем очень поэтично говорилось:

“Разговляться мы не торопились
Без гостей, обычай наш такой.
Страхов и Тургенев не явились,
Но зато пожаловал Толстой!”

Впоследствии оказалось, что И.С. Тургенев застрял в дороге и вовремя не попал в Прямухино.

Не откажите в любезности сообщить мне о связях Тургенева с Бакуниным. А я для вашего музея напишу несколько этюдов Прямухинского парка и места, где всегда собирались великие писатели. Преподнесу вам в дар. Для иконографии И.С. Тургенева это будет ведь необходимо. Сейчас надо особенно торопиться, ибо всё приходит в ветхость. И Прямухинский дом и парк уже не навевают тишины и покоя. Усилиями местных властей, малокультурных, усугубляется дальнейшее разрушение.

Желаю всем сотрудникам музея доброго здоровья и благополучия.

Искренне ваш И. Митрофанов».

Эти строки написаны в то время, когда вся страна готовилась отметить знаменательную дату – 150-летие со дня рождения великого писателя. Орловский музей работал тогда над созданием новой тургеневской экспозиции, и письмо Ивана Михайловича, конечно же, было его малой лептой, внесённой в увековечение памяти одного из самых ярких русских литературных талантов.

В круг друзей музея старый художник вошёл легко, сразу же сделался постоянным посетителем музейных мероприятий. Оказалось, что Иван Михайлович – прекрасный рассказчик, живой, эмоциональный. Для сотрудников музея он скоро стал интересным и доброжелательным собеседником, от которого они узнавали много нового и интересного о жизни русской интеллигенции 20-30-х годов XX века. Иван Михайлович прожил долгую, насыщенную событиями жизнь. Он происходил из крестьянской семьи, рано потерял отца. Его воспитанием занялся дядя, Иван Васильевич, служивший в то время преподавателем городского училища при Московском Учительском институте. Он определил питомца в одно из Московских реальных училищ. Иван Васильевич был человеком, способным мыслить и поступать неординарно: видя, что деревенские родственники безуспешно борются с нуждой, познакомился с издателем И.Д. Сытиным и убедил своего отца (деда И.М. Митрофанова) заняться распространением среди крестьян дешёвых сытинских изданий. Продукция бойко раскупалась в ярморочные дни, что «сильно повысило благосостояние семьи», как писал Иван Михайлович в своей «Автобиографии»[2]. Это «благосостояние» чуть не обошлось им весьма дорого в годы революционных потрясений. Иван Михайлович вспоминал: 

«Революция нарушила патриархальный уклад жизни. Начали с кулаков, а затем в ход пошли и середняки. Не уцелеть бы и моему деду-коробейнику, но в то время мой старший брат, Михаил, уже был офицером [Красной] армии. В местный Сельсовет срочно поступила телеграмма за подписью Фрунзе: “Майор М.М. Митрофанов спешно командирован на восточный фронт в г. Симбирск, вследствие чего имущество его семьи в д. Баранья Гора конфискации не подлежит”».[3]

Одно из самых ярких воспоминаний молодости, о котором Митрофанов рассказывал с неизменным восторгом и энтузиазмом, – учёба у Константина Фёдоровича Юона. Студию, основанную К.Ф. Юоном и И.О. Дудиным, он начал посещать ещё будучи учеником Реального училища, затем последовал ВХУТЕМАС [4], который впоследствии Иван Михайлович сурово корил за формализм и необоснованное отрицание русского художественного наследия. Своим истинным учителем Иван Михайлович всю жизнь считал и называл К.Ф. Юона. Их связь не прервалась с окончанием обучения; учителя и ученика связала многолетняя дружба. Иван Михайлович как величайшую святыню хранил живописную кисть Юона, с которой после долгих колебаний решил расстаться, и подарил её музею И.С. Тургенева. Примерно в это же время Иван Михайлович рассказал работникам музея, что у него в мастерской находится портрет монахини, который был им написан много лет назад и у которого удивительная история. Митрофанов говорил, что хотел бы при жизни передать портрет в музей, но на просьбу принести его и показать на заседании Фондово-закупочной комиссии музея ответил отказом, ссылаясь на большие размеры работы. Он пригласил придти и взглянуть на портрет, который именовал не иначе как «моя Лиза», что озадачивало и заинтриговывало тургеневцев. Надо сказать, что чего-либо необычного, неожиданного от этого посещения работники музея не ожидали. Они знали, что Митрофанов больших произведений не писал, кроме того, не был он и портретистом, основным предметом его живописи был натурный пейзажный этюд. Однако не в правилах музейщиков обижать отказом владельца предлагаемого в коллекцию предмета без серьезного обсуждения и обоснованных аргументов.

Визит состоялся. И как только гости вошли в комнату, перед ними оказался большой, почти во всю стену мастерской, написанный в рост портрет молодой женщины в монашеской одежде. Мало сказать, что портрет привлекал внимание, при первом же взгляде на него становилось понятно, почему автор называл его «Лиза»: тонкое, одухотворённое, невыразимо трогательное лицо прекрасной женщины, отрешившейся от земных страстей и суеты. Им, хорошо знающим творчество писателя, немедленно вспомнился эпилог самого орловского романа писателя – «Дворянское гнездо»: «<…> Лаврецкий посетил тот отдалённый монастырь, куда скрылась Лиза, - увидел её. Перебираясь с клироса на клирос, она торопливо прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращённого к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только ещё ниже наклонила она своё исхудалое лицо – и пальцы рук, перевитые чётками, ещё крепче прижались друг к другу»[5].

Двух мнений не было: портрет, разумеется, следовало приобрести. Но возникал естественный вопрос: «Кого писал Митрофанов в 1919 году? (Дата указана художником на полотне). Какова судьба этой женщины?» Иван Михайлович охотно рассказал историю, которая, к сожалению, впоследствии в полной мере не подтвердилась. Человеческая память – несовершенный инструмент, много неточностей было в рассказе художника. По его словам, в годы его ученичества в мастерской К.Ф. Юона к мастеру обратилась жена московского генерал-губернатора, которая по ряду личных обстоятельств ушла в монастырь, и заказала свой портрет, создаваться который должен был по фотографии, т.к. из-за занятости монахиня не могла позировать, правда, один-два сеанса все-таки обещала. У Юона тоже было мало свободного времени, поэтому он, занятый другими заказами, поручил написание портрета любимому ученику, Ивану Михайловичу Митрофанову. Задание было выполнено, Юон одобрил и даже внёс свою лепту: доработал (или полностью переработал) цветы-лилии в левом нижнем углу портрета. Но работа осталась неоплаченной, т.к. заказчица эмигрировала из России после революционных событий. Таким образом, портрет оказался в собственности автора. Митрофанов рассказал, что портретом дорожил, не расставался с ним, куда бы его судьба не забрасывала. Уходя на фронт, не зная, останется ли жив, вернётся ли, старательно упаковал холст и спрятал, закопал в землю. Был счастлив, когда после войны нашёл тайник, и оказалось, что живопись сохранилась почти без повреждений. Сохранил он портрет и в период драматических событий в личной судьбе: в 1948 году Митрофанов был репрессирован, сослан на поселение в Нижний Тагил за то, что открыто выступил на собрании училища в защиту коллеги-фронтовика, который в первый год войны попал в плен, бежал, воевал с фашистами, имел боевые награды, а после войны подвергся преследованиям со стороны известных органов. Приехав в Нижний Тагил, молодой, энергичный специалист оказался востребованным, его как крепкого и опытного профессионала назначили директором Уральского училища прикладного искусства, основанного в сентябре 1945 года. Правда, директорствовал он недолго, всего полгода, затем перебрался в Ярославль, а после двух лет ссылки добился с помощью друзей её отмены, однако, не получил права проживания в больших городах. Тогда-то он поселился на многие годы в деревне Баранья Гора, занялся в местной школе преподаванием рисования и живописи. Теперь же, понимая, что жизнь приближается к концу, хотел бы, чтобы дорогой его сердцу портрет нашёл достойное место, был принят в коллекцию музея И.С. Тургенева. Так в музейной коллекции появился новый предмет, занесённый в Книгу поступлений под названием «Портрет монахини». Он сразу же начал экспонироваться на музейных выставках и всегда вызывал у посетителей ассоциации с орловским Дворянским гнездом и тургеневской героиней - Лизой Калитиной.

Но на этом история не закончилась.

Одна из работников музея[6], перебирая в музейной библиотеке старые журналы за 1913 год, увидела фотографию Великой княгини Елизаветы Фёдоровны Романовой. Сомнений быть не могло: на портрете Митрофанова изображена именно она – у музейного предмета появилось настоящее, а не условное имя.

Но и на этом открытия не прекратились.

В начале 1990-х годов в связи с работой над памятником И.А. Бунину [7] в Орёл приехал скульптор Сергей Михайлович Клыков. За несколько лет до указанных событий он создал скульптурный портрет Великой княгини[8] для возрождённой в Москве Марфо-Мариинской обители, которая ею основана в 1909 году[9]. Узнав о картине И.М. Митрофанова, Клыков пришёл в отдел фондов ОГЛМТ. Он подтвердил, что на портрете, безусловно, изображена Елизавета Фёдоровна, но категорически отверг предположение, что Юон, получив от Великой княгини заказ на портрет, мог перепоручить его своему ученику, даже если и был весьма занят, а ученик талантлив. Это совершенно исключалось, если вспомнить, какое место в русском обществе занимала Великая княгиня Елизавета Фёдоровна Романова, каким вниманием, любовью и почитанием она пользовалась. Уйдя от мира, Елизавета Фёдоровна выбрала особую форму подвижничества – благотворение. Все свои средства она отдала на устройство и обустройство обители, которую возглавила, в которой собрала и объединила подвижниц, вместе с нею творивших добрые дела в духе христианской любви, заботы о бедных и больных. Её неустанная, бескорыстная помощь людям из беднейших слоёв общества сделали Великую княгиню известной на всю Россию. Моральный авторитет этой замечательной женщины был настолько велик, что бывали случаи, когда в Москве за её каретой бежала толпа с криками: «Святая!»[10] Да и дата, указанная Митрофановым на холсте – 1919 г. – настораживала, поскольку после октябрьского переворота Марфо-Мариинская обитель переживала такие потрясения, что вряд ли настоятельница имела возможность и желание заказывать парадный портрет. Скорее всего, предположил Клыков, Юон дал ученику творческое учебное задание: по многочисленным опубликованным фотографиям написать портрет известной личности. С таким предположением трудно было не согласиться.

Однако история портрета и на этом не завершилась.

В 1997 он экспонировался в столице на выставке, посвящённой 850-летию Москвы. Вскоре в музей пришло письмо от московского искусствоведа Людмилы Борисовны Максимовой. Она настоятельно советовала проверить авторство Митрофанова, для чего, по её мнению, следовало обратиться к высоко профессиональным экспертам. Что же дало ей повод усомниться в авторстве? Оказывается, в Государственном научно-исследовательском музее архитектуры им. А. Щусева (Москва) хранятся фотографии интерьеров кабинетов и залов Московской Елисаветинской гимназии[11], сделанные около 1912 года фотографом П.В. Орловым. В большом зале на центральной стене – портрет Елизаветы Фёдоровны. Как выяснилось, этот парадный портрет в 1912 году выполнил К.Ф. Юон, а в 1917 году портрет был из гимназии изъят, возвращён автору и помещён им в собственную творческую мастерскую. Л.Б. Максимова предположила, что каким-то образом работа Юона оказалась у И.М. Митрофанова.

Сотрудники музея И.С. Тургенева испытали настоящее потрясение, когда увидели присланную копию фотографии Орлова: перед ними был хорошо им известный портрет работы И.М. Митрофанова.

Провели исследование, насколько позволяла копия: действительно, никаких расхождений. Стало ясно, что без научной экспертизы не обойтись. Музей И.С. Тургенева обратился во Всесоюзный художественный научно-реставрационный центр им. академика И.Э. Грабаря и получил официальное экспертное заключение, в котором указано, что автором представленной работы («Портрет монахини», коллекция ОГЛМТ), бесспорно, является И.М. Митрофанов. К сожалению, эксперты затруднились определить, принимал ли какое-либо участие в работе К.Ф. Юон. В экспертном заключении сказано, что предположение об участии К.Ф. Юона в создании представленной на экспертизу картины на данный момент «не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто».

И тогда возникла последняя, и пока окончательная версия: И.М. Митрофанов копировал портрет, находившийся в мастерской Юона. Увы, уточнять уже не у кого. Иван Михайлович скончался в Орле в 1987 году. Но если данную версию принять, то становятся понятными его настоятельные уверения, что Юон принимал личное участие в работе: конечно же, Константин Фёдорович мог править и даже частично дописывать работу своего ученика, тем более, что тот копировал его творение. Можно логически объяснить и дату на холсте – «1919», ранее вызывавшую недоумённые вопросы[12]: это дата копирования, а не написания портрета-первоисточника.

Но пока всё ещё без ответа остаётся основной вопрос: где же находится в настоящее время портрет Великой княгини работы К.Ф. Юона? К сожалению, до сих пор поиски исследователей в этом направлении не дали положительных результатов. Не найдены документы, проливающие свет на его дальнейшую судьбу, нет упоминаний о нём и в воспоминаниях современников, друзей художника. Но поиски продолжаются, искусствоведов, историков ждут новые открытия, а картина И.М. Митрофанова, имеющая несомненное музейное значение как художественный документ эпохи, приближает нас к великой женщине, которая, будучи немкой и англичанкой по крови[13], называла и ощущала себя русской по духу, всеми силами искренне и самоотверженно служила России и приняла мученическую кончину, не предав высоких идеалов православия, в последние минуты земной жизни призывая Высший суд не карать своих палачей: «Прости им, Господи, не ведают бо, что творят».

_____________
Примечания

[1] ОГЛМТ. Ф. 49. Ед. хр. 7989 оф.

[2] ОГЛМТ. Ф. 81. Ед. хр. 17982 оф.

[3] Там же.

[4] ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские) — московское учебное заведение, созданное в 1920 в Москве путём объединения первых и вторых Государственных свободных художественных мастерских (образованных ранее на основе Строгановского художественно-промышленного училища и Московского училища живописи, ваяния и зодчества).

[5] Тургенев И.С. Дворянское гнездо. ПСС и писем: в 30 т. Сочинения. Т. 6. С. 158.

[6] Иванова Л.В.

[7] Памятник И.А Бунину в Орле открыт в 1995 г.

[8] Памятник Великой княгини Е.Ф. Романовой открыт в восстановленной Марфо-Мариинской обители (Москва) в 1990 г.

[9] Марфа-Мариинская московская женская обитель начала свою деятельность 10 февраля 1909 г.

[10] В 1992 году Архиерейским собором Русской православной церкви Великая княгиня Елизавета и её келейница, монахиня Варвара причислены к лику святых новомучеников Российских (ранее, в 1981 году они были канонизированы Русской православной церковью за границей).

[11] В 1880г. В Москве, в доме №11(сейчас это дом №10) по улице Маросейке был основан Дом воспитания для детей-сирот воинов, погибших в русско-турецкой войне. При нем в 1884 году для девочек, лишившихся отцов, в старинном особняке Екатерининских времен была образована гимназия-пансион. В 1897 году она получила название Елисаветинской женской гимназии по имени Великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой – «высочайшей» попечительницы гимназии. Гимназия прекратила существование в 1917 г.

[12] 7 мая 1918 г. Е.Ф. Романова была арестована и выслана с группой великих князей в Екатеринбург, откуда их отправили в Алапаевск, где 18 июля 1918 г. живыми сбросили в шахту и забросали гранатами.

[13] Елизавета Фёдоровна Романова родилась в семье немецкого великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и принцессы Алисы, дочери английской королевы Виктории.

Е.М. Шинкова, старший научный сотрудник ОГЛМТ

Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество

Тэги: вел.кнг. Елизавета Федоровна, Романовы и искусство

Пред. Оглавление раздела След.
В основное меню