Русская благотворительность Синайской обители в XVI, XVII и XVIII столетиях

Между многочисленными и славными обителями православного Востока едва ли какая другая пользуется в целом христианском мире такой общей известностью, уважением и вниманием, как обитель Синайская. Основанная Юстинианом в 527 году и окончательно им устроенная в 557 году, она постоянно находилась под покровительством греческих императоров и благодаря, между прочим, этому обстоятельству была цветущей, богатой, почитаемой всеми. Погромы арабов, крестоносцев и турок, сопровождавшиеся запустением и окончательным уничтожением многих других православных монастырей, не коснулись, однако, обители Синайской - она уцелела и приобрела в глазах христиан еще большее значение, еще большее право на внимание и уважение, как обитель, твердо и крепко державшая знамя христианства среди враждебного, окружающего ее отовсюду магометанского мира. Жизнь ее иноков в бесплодной пустыне, среди всевозможных лишений, в вечной тревоге от окружающих монастырь разбойничьих арабских племен, вдали от остального христианского мира, вечные опасения иноков за обитель и за свою жизнь невольно располагали всех христолюбцев в пользу синаитов и их обители. Удержать за собой "богошественную" гору - те места, которые столь прославлены были и в Ветхом, и в Новом Заветах и так близки и дороги сердцу каждого христианина, не отдавать их в руки неверных или иноверных - было, конечно, делом долга всех православных христиан, а единственный способ достигнуть этого - оказывать необходимую материальную поддержку знаменитой обители. Сами синаиты, конечно, отлично понимали выгоды своего положения и постарались как нельзя лучше воспользоваться ими для своих целей: они стали жить исключительно на счет подаяний христолюбцев, усиленно стараясь о сборе обильной милостыни и о приобретении, где возможно, недвижимых имуществ. Как искусные милостынесобиратели, умевшие найти себе доступ везде и повсюду, как великие мастера приобретать себе новых милостивцев и благодетелей синаиты славились на всем Востоке и едва ли в этом отношении уступят даже афонцам. Их метохи, или подворья, были рассеяны по всему православному Востоку и везде доставляли им порядочный доход; десятки и даже сотни милостынесобирателей-иноков ежегодно оставляли обитель и рассыпались по всему православному Востоку, и даже иногда по иноверному Западу, повсюду собирая обильные подаяния на поддержание знаменитой обители. И в то время, когда пустели и закрывались другие восточные монастыри, не находившие средств к поддержанию своего существования, когда закрылись многие православные кафедры и обнищали самые патриархии, Синайская обитель продолжала быть богатой, сильной и цветущей. Она всегда умела ладить и с арабами, и с турками, всегда умела сохранить свои источники доходов и даже при случае открывать новые, ибо ее агенты или сборщики проникали везде, куда только можно было проникнуть. Поэтому вполне было естественно, что синаиты рано обратили свое внимание на богатую и тороватую, во мнении Востока, Россию, которая с конца XV века сделалась вполне самостоятельным и вместе сильным государством, единственным православным на целом Востоке.

Россию как тороватую покровительницу православным, особенно знаменитым восточным обителям, первые открыли Востоку иноки-афонцы. Они уже при Иоанне III проникли в Россию в качестве милостынесобирателей, а при Василии Ивановиче завязали правильные и постоянные сношения с Москвой, продолжающиеся до настоящего времени. Успех афонских милостынесобирателей в Москве не мог не обратить на себя внимания синаитов и не вызвать с их стороны попытки вступить в сношение с Москвой.

Вид на Синай и монастырь. Миниатюра 1508 года из путеводителя для паломников доминиканского монаха Феликса Фабера

Действительно, еще при Василии Ивановиче в 1519 году является в Москве первое посольство от Синайской горы с просьбою о милостыне*. В Москву приехал старец Климент, человек знатного происхождения - из рода Палеологов - и с ним другой старец - Лаврентий. Они привезли великому князю две грамоты: одну - просительную от синайского игумена Даниила, другую - рекомендательную от родственника великого князя Карла, деспота Артского**. В первой из них синайский игумен Даниил после титула великого князя и пожеланий ему победы над врагами, распространения державы сообщает о своей Синайской обители, что она пустеет, находясь в столь глубокой пустыне и во всяких бедах, как овца среди волков, даже описать он не может всего, что они терпят от безбожных агарян. Особенно ныне нищета конечная и нужда внезапная пришла от султана Селима - суровейшего сыроядца, который наложил на их обитель дани две тысячи золотых. И если нам не будет помощи, то придется оставить и святую богоходимую гору, не простую, но ту, в коей благоволил вселиться Бог, по слову Давидову, и где явился боговидцу Моисею во гласе и облаке и дал написанные Своею рукою скрижали, и, что еще дивнее, где горела пред ним и не сгорала купина, в коей, по смотрению Божию, от века утаенное изобразилось таинство. "Кто же, - взывают иноки, - до такой степени окаменел и ожесточился, чтобы без слез расстаться захотел с такою святою обителью, бежать от горы сей, которая есть похвала и слава всех христиан? Но мы не в силах были превозмочь беспрестаннаго гонения; пришедши в Египет, вспомнили о твоем царствии и, окрыляемые надеждою, решились на такой дальний путь и издержки". В заключение просят принять и ущедрить посланных иноков, быть для обители вторым ктитором, каковы были прежние цари, и обещают Василию за это, что его имя будет вписано в книге живота. Со своей стороны, деспот Карл писал Василию, что он уже несколько раз собирался ему писать, но не имел к тому удобного случая. Теперь же этот случай представился в лице синайских иноков, которых он, особенно Климента, как из рода Палеологов, рекомендует князю, чтобы он призрил его милостивым оком ради его добродетели, как мужа благородного и разумного и ради нашей любви, поелику мы возлюбили его от всей души своей, по его благим делам. Подпись на грамоте: сестрич и сын царствия твоего, Карл, деспот Артский и Сербский.

______________________

* "В 6884 году в Ростове прииде некоторый митрополит, именем Марко, от Пресвятыя Богородицы из Синайский горы милостыни ради" ( Кар. Т. V. Прим. 127). Что это был за синайский митрополит, сказать трудно, так как настоятели синайские никогда не назывались митрополитами, а или просто игуменами, или игуменами-епископами, или игуменами-архиепископами. Вероятно, это был какой-нибудь отставной митрополит, поселившийся на Синае и отправившийся собирать милостыню. Впоследствии и Иеремия, оставивший Родосскую кафедру и поселившийся на Синае, у нас назывался синайским митрополитом. См. ниже.
** В статейных греческих списках этот первый приезд к Москву синаитов обозначен так: "Лета 7027 сентября приехал к великому князю из Синайские горы от Данила от игумена старец Клементей, а привез к великому князю от Данила от игумена грамоту, а другую грамоту привез от короля-деспота Артскаго O. великия княгини Софьина сестрича. И князь великий тому старцу Клементу велел быти в монастыре Михайлова чуда".

______________________

Это первое посольство синаитов в Москву, послужившее началом дальнейших вековых сношений России с Синаем, имело полный успех. Великий князь радушно принял посланных синаитов, одарил их и вручил им милостыню вместе с грамотами к игумену Синайской горы и к родичу своему, деспоту Карлу. В первой из них, к игумену Даниилу, великий князь писал: "Послали есте до нас святыа горы Синайскиа старца Клемента, да с ним старца Лаврентия, и велели есть им нам изъявити, что святыа Синайскиа горы монастырю велики беды и нужи безпрестанно съставаются от востаниа неверных и нахожением их войска и иными многими нужами - и нам бы вам послать во святый монастырь Синайскиа горы своя милостыня. И мы к тебе с братьею послали в монастырь Синайскиа горы с братом вашим Климентом свою милостыню шесть сот золотых вещми, соболми, и белкою, и зубом рыбьим, и лисицами - и вы б с братьею молили Бога и Пречистую Его Матерь и святых чудотворцев о нашем здравии, да и о чадородии, чтобы Господь Бог послал нам плод чрева, и о устроение всего православнаго крестианства, чтоб и Господь Бог избавил все христианство от врагов, да и помощь бы Господь Бог и крепость нам дал православным хрестианским государям на хрестианских врагов. А иже в блаженной памяти преже отшедших прародителей наших отца бы еси нашего великаго государя Ивана Божиею (милостию?) царя и государя всеа Русии и великаго князя, и матерь нашу, благоверную царицу и великую княгиню Софью - написали в синодик, да их бы есте поминали, а которые наши прародители имена, и ми тому послали к вам запись с старцем с Климентом, и вы б тех написали в синодик и их бы есте поминали". В грамоте к деспоту Карлу великий князь писал, что если он, деспот Карл, захочет к нему приехать и поклониться его царствию, то будет принят с честью и любовью как присный сродник и будет отпущен добровольно без всякой зацепки. Касательно же синайского старца Климента, которого деспот особенно рекомендовал великому князю, извещал, что ради его челобитья принял его честно и любезно и, пожаловав, отпустил, а игумену его на Синай послал с ним милостыню*.

______________________

* Греческие статейные списки. № 1, л. 22-30 (в Московском архиве Министерства иностранных дел).

______________________

Второе посольство синаитов встречается уже при Грозном в 1558 году, когда в Москву прибыли два синайских старца и привезли царю грамоту от знаменитого своим долголетием и святостью своей жизни Александрийского патриарха Иоакима и вместе от синайского архиепископа Макария. В своей грамоте патриарх Иоаким вместе с боголю-бивым архиепископом Макарием богоследимой горы Синайской воссылал теплые молитвы к Богу о победе царя над супостатами, радовался духовно при слухе о его громких победах над нечестивыми, ибо царь являлся им как бы второе солнце, утешая их надеждою благих времен, "дабы и им когда-либо избавиться его рукою от руки злочестивых. Итак, да возрастет и укрепится царская его десница, и да смятутся и умалятся враги; как после студеной области земной, когда возвращается лето, все птицы небесныя, парящия по воздуху, подъемлют радостный глас, так и святители восточные, гнетаемые под хладом и мерзостию студеной зимы неверных, ожидают сладчайшаго лета и усмирения себе от кроткаго его царства. Проповедуя отраду, уже воображают в сердце надежды свои, взирая на него как на основание и начаток благодатнаго воинства, имеющаго их освободить". Про Синайскую собственно обитель Иоаким писал царю, что ныне царская его Синайская обитель уже не имеет из среды их, кто бы ей помог, и, рыдая, к нему вопиет: "Не презри, державный самодержец, немощи нашей, ибо во власти твоей то, чего желаешь; на тебя после Бога возлагаю всю мою надежду; помоги дому Божию, да не вконец раззориться, и покажи нам царскую свою благодать и усердие великое. Мы же записали царския имена приснопамятных твоих родителей на божественной трапезе Неопалимой Купины, для ежедневнаго их поминовения. Яви нам в нынешния времена новаго кормителя и промыслителя о нас, добра-го поборника, избраннаго и Богом наставляемаго ктитора святой обители сей, каков был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин, ибо он положил основание обители вначале, потом же Иустиниан, великий царь, совершил ея стены; ныне же все обветшало и к концу приходит, и боимся, чтобы сей преславный и великий дом Божий не опустел совершенно и не был поруган при нашествии нечестивых... Посети гору сию милостынею своею, ибо кровь наша проливается здесь с яростию убийственно, и злые звери насыщаются сею кровию. Ты же, по примеру праотцев твоих, помоги нам, да не в конец опустеет славное жительство наше. Здесь преобразовалась чудная тайна воплощения Бога нашего; на сей горе и богописанный закон дан был Моисею от Бога; здесь же и все прообразования Матери Божией совершились: жезл Аарона прозябший и кивот завета, трапеза, свещник, и манна, и Неопалимая Купина; поистине, святая гора сия была местом селения славы, где проявились Божественныя наши тайны; в последния же времена богочестная гора сия сокрушается до основания и падает в преисподнюю от насилия нечестивых: Святыя Места опустели, жертвенники рассыпались от беззаконных рук, и ныне кто нам явится вместо Иеремии-пророка, да восплачет о нас рыданием великим, как некогда плакал о Иерусалиме! Ныне осталась обитель как малая искра в пустыне сей, поругаемая и гаснущая ради грех наших. Долгу на ней более трех тысяч золотых, а надежды жизненной ниоткуда не имеем; возлагаем ее только на Бога и на твою царскую милость" (на грамоте подписался Иоаким, патриарх Александрийский, и смиренный архиепископ Макарий святой и богоследимой горы Синайския и Раифы. 1557 г. октября 20-го).

Паломничество царского посла Василия Познякова и святителя Иоакима, Александрийского Патриарха, в Синайский монастырь в XVI веке
Худ. И.Г. Машков. 2005 г.

В ответ на эту совместную просьбу о милостыне Синаю от Александрийского патриарха и синайского архиепископа Грозный послал вместе с милостынею грамоты и к патриарху, и к архиепископу. В грамоте к Иоакиму, восхваляя и ублажая его, он изъявлял желание сподобиться видеть честное и многолюбезное лицо его и, как некий дар, с усердием целовать его руки и насладиться паче меда и сота словесами уст его, ибо жаждал, подобно еленю, слышать глас его. Извещал затем патриарха о посланной милостыне ему и, по его ходатайству, Синайской обители. Синайскому же архиепископу Грозный послал особую грамоту, в которой писал: "Писал еси нам с Иоакимом, папою и патриархом Александрейским вместе, что святую богоследимую гору Синайскую обдержит велия скорбь от зловерных аравлян, и нам бы вам на пропитанье и на устроенье монастырю вашему прислать вам своя милостыня; и мы прошеньем Иоакима-патриарха и ваших для скорбей и трудов на строенье монастырское и на пропитанье вам послали к вам свою милостыню с софейским архидиаконом с Геннадием рухляди на восемь сот золотых угорских, а сверх того послал есми тебе шубу соболью под бархатом, и вы б наше послание к вам приняли любезне, и молили б Господа Бога и Пречистую Его Матерь и всех святых о нашем здравье и о наших детех, царевичех Иоанне и Феодоре, и о всем православном христианстве, и чтоб Господь Бог сохранил царство наше от враг непоколебимо, а во блаженную жизнь отшедших отца нашего блаженныя памяти великаго государя Василия и матерь нашу великую княгиню Елену, вели написать в синодик и вели их поминать во всядневных службах, и к нам бы еси благословение свое отписал с нашим архидьяконом Геннадьем" (7067 г. сентября). Но синайского архиепископа, к которому обращался Грозный, более уже не существовало, и вместо него за синаитов отвечал Александрийский патриарх Иоаким: "В богонаследимой горе обретаеми священноиноки и иноки со игуменом едино вси вкупе, молят царствию твоему, просят милости у Бога о здравии твоем, восприяли ж они и мы милостыню твою целою, как пишет и глаголет Божественная твоя Писания, пели есмя литургию все, и тут есмя молили Бога о царствии твоем, и написали есмя в животный памянник тебя царя и со царицею Анастасиею и со благородными чады с Иваном и Феодором; Варлаама-инока и Елену родивша тя, поминают убо всегда, яко новых соорудителей и ктиторов во дни и в нощи, и всех окрест тебя князей и крестиан и о всем твоем царствии всегда поминаем велегласно и тайно имяна"*. В 1571 году Грозный писал синайскому архиепископу Евгению, что посылает к нему на помин Анастасии 100 рублей, да на помин брата 50 рублей, и просит записать их в синодик и поминать, также просит молиться за него, за детей его и о победе над врагами - "а послали есмя ныне к тебе по них милостыню не сполна для нынешняго путнаго дальняго шествия и аж даст Господь Бог вперед для вечнаго поминания большую свою милостыню к вам по них пришлем" (7079 г. марта)**. Но Грозному не пришлось исполнить своего обещания послать на Синай большую милостыню: это выполнил уже его сын Феодор, который послал на Синай милостыни 850 рублей, при грамоте к архиепископу Евгению, в которой он просил поминать его отца, мать Анастасию, брата и молиться о его здравии и победе над врагами. В другой грамоте Феодор просит устроить две неугасаемые кандилы, одну - у Неопалимой Купины, другую - над мощами великомученицы Екатерины, на что особо посылает 54 рубля: "И те б кандила, пока место тех денег на масло станет, горели день и нощь непрестанно за наше здравие и нашей царицы и о чадородии нашем в наследие царствия нашего" (7094 г.). В это же время Феодором дана была на Синай проезжая грамота, по которой синайские старцы всегда могли без всяких препятствий приезжать в Москву за милостыней, срок для приезда и количество приезжих лиц в грамоте не было означено и предоставлялось, значит, усмотрению самих синаитов***. В 1593 году, когда по поводу учреждения в России патриаршества на Восток была послана большая милостыня, Синай получил 430 золотых****. В 1605 году прибыл в Москву синайский архимандрит Иоасаф и привез рекомендательные грамоты от патриархов Александрийского Кирилла Лукариса (впоследствии патриарх Константинопольский), Иерусалимского Софрония, от волошского воеводы Иеремии Могилы и просительную от синайского архиепископа Лаврентия. Последний между прочим писал в своей грамоте: "Множество благодеяний и милостыни принимали мы от блаженного и приснопамятного царя Феодора Иоанновича, и потом от державной твоей десницы, сколько присылал к нам с нашим духовником и архимандритом чрез посланнаго от тебя господина Трифона (Карабейникова): и мы, с благодарностию возвещая о том боговенчанному царю, никогда не престаем благодарить и воспоминать бывшую нам милостыню. Сего ради положили опять послать к великому твоему благоутробию от Собора нашего священноинока Иоасафа, со старцем келарем, да восприимут святую твою милостыню по обычаю, ибо мы впали в долг и в нужду великую от дани, которую на нас накинули, и заплатили четыре тысящи золотых, и те заняли у жидов и турок, и положили сосуды монастырские в заклад у них. И о сем молим великое твое благоутробие, покажи богатую свою милость богомольцам своим и заплати тот долг, чтобы выкупить священные сосуды". Грамоты патриархов и воеводы подтверждали справедливость этих жалоб архиепископа на бедствия, постигшие Синайскую обитель, и просили царя помочь ей*****.

______________________

* Там же, л. 144-145 и 165-169; см. еще: Муравьев А. Н. Сношения России с Востоком по делам церковным. Т. I. СПб., 1858. С. 89-97.
** Там же, л. 225 - 226.
*** Там же, л. 259.
**** Муравьев. Сношения России с Востоком. Т. I. С. 276.
***** Там же. Т. I. С. 308-313.

______________________

Митра. Вклад царя Михаила Федоровича Романова для монастыря вмц. Екатерины на Синае.
Москва. 1642 г.

Но добрые отношения, установившиеся между Москвой и Синаем, едва было не нарушились по следующему обстоятельству: в 1623 году прибыл в Москву за милостыней так называемый синайский митрополит Иеремия с просительной грамотой от братии Синайской горы и всего Собора Палестины и с рекомендательной от Иерусалимского патриарха Феофана. Последний писал государю: "Святые монастыри терпят великую нужду - и более всех других Синайская Богоявленная обитель, и не имеет где главы преклонить и к кому прибегнуть, чтобы милость обрести. Прибегаем к тебе, милостивому и милосердному царю, потому что ведаем царствие твое; и так мы послали сего преосвященного митрополита, брата и сослужебника нашего смирения, господина Иеремию, который был прежде сего в Радосе, мужа вернаго и любезнаго. Он послан из Святыя Горы Синайския, от епископа боголюбиваго и от всего собора к тебе, государю, для милостыни и помощи, и мы равномерно молим тебя, да приимешь его". Точно так же Феофан рекомендовал Иеремию и Филарету Никитичу как мужа верного и любезного и просил с честью принять его. Благодаря этой рекомендации Феофана, особенно уважаемого в Москве, Иеремия был принят Филаретом Никитичем с особенной честью и на представлении патриарху был одарен им щедрее, чем другие митрополиты, бывшие тогда в Москве. Поощренный этим первым успехом, Иеремия захотел получить больше и подал Филарету Никитичу интересную челобитную, в которой между другими напыщенными восхвалениями и пожеланиями говорится и следующее: "Молим Богу и весь порабощенный род греческой, чтобы нам сподобил Бог видеть на Вселенском Константинопольском престоле царя царей, великаго государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Русии самодержца, да и мы обрящем покой и легкость". Затем, благодаря патриарха за его милостыню ему, митрополиту, просит еще пожаловать ему три образа, "да отвезу их к трем патриархам: Константинопольскому, Александрийскому и Иерусалимскому, занеже путное наше шествие будет мимо их, и им буду разсказывать, что те иконы на них выпросил". Далее Иеремия повествует, что будто бы он, грешник, еще будучи на Синае, сновидение видел, в котором явился ему прп. Сергий: "Да в месяце в октябре в сновидении видел я, смиренный грешник: явился мне святой Сергий, как бы я с ним был на горе Хориве, ид еже видяше Илья-пророк Божие видение, и рек ми и указуя пещеру: тут-де был Стефан (чудо) творец, занеже тут пустынничал, и аз, грешный и недостойный, не возмог есми с святителем (здесь Иеремия сильно ошибся: очевидно, он не позаботился навести более точные справки о прп. Сергии и потому неудачно назвал его святителем) поговорити, зряще величество его и страшное зрение только пал на землю безгласен. Посему молю много-много для любви Христовой и для любви святителевой отпустите меня, да облобызаю и поклонюсь святому сему Сергию, да ми простит согрешение мое, а большая мзда да будет на святительстве твоем". Очевидно, Иеремия был ловкий, бывалый человек и смело пустил в ход все средства, чтобы только побольше нажиться на счет русского благочестия и легковерия. Испрашивая иконы для поднесения восточным патриархам, он основательно рассчитывал, что эти иконы должны быть, как царский подарок, очень ценны, так что от продажи их он может выручить себе порядочную сумму. Его рассказ о видении ему прп. Сергия был также рассчитан на хорошую получку уже от Лавры. Дело в том, что разные восточные просители милостыни обыкновенно с разрешения царя посещали Сергиеву Лавру, где получали подарки, смотря по рангу посетителя. Иеремия, как удостоившийся видения прп. Сергия, конечно, рассчитывал ввиду этого обстоятельства на особую щедрость к себе лаврских иноков, которые по необходимости должны были оказать ему особый, чрезвычайный прием, так как сам прп. Сергий явил к нему небывалую в отношении гречан милость - удостоил его еще на Синае своего видения. Но все это так смело и, по-видимому, удачно веденное Иеремией дело совершенно неожиданно рушилось. На Иеремию вдруг последовал донос со стороны сопровождавших его архидиакона Неофита и старца-келаря Паисия, которые заявили, что Иеремия патриаршим Собором был лишен митрополитства и ему запрещено служить, что после запрещения он был в Риме, служил с папою, целовал его в ногу и вообще отпал от Православия, но потом вернулся из Рима в Синайскую обитель, которой он был постриженником, и слезно просил архиепископа и братию снова принять его в монастырь. Архиепископ и братия, желая сделать доброе дело для заблудшего и думая, что он вполне раскаялся, приняли его. Он успел тогда заверить, что желает добра монастырю и хочет послужить ему сбором милостыни; ему поверили и послали в Россию, придав к нему их старцев для наблюдения над ним. Дорогою они сбирали милостыню, но Иеремия скрывал ее от них и обращал в свою пользу. Получив в Москве милостыни, он не хочет теперь возвращаться в монастырь и задумал убить их в Литовской земле. Поэтому они просят отпустить их из Москвы отдельно от митрополита и отобрать у него все принадлежащее монастырю.

Донос должен был произвести в высшей степени сильное впечатление на царя и патриарха. Митрополит, которого Иерусалимский патриарх Феофан называл своим сослужебником, мужем верным и любезным, которого приняли в Москве ради этой рекомендации с особой честью, который, конечно, за свою добродетельную и святую жизнь удостоился видения прп. Сергия, в действительности оказывается лишенным сана, папежником, пройдохой. Кому же и чему после этого верить? За митрополита говорили патриаршая и синайская грамоты, против него - его собственные спутники. Прибегли к опросу духовных особ гречан, приехавших в это время в Москву за милостыней, и они единогласно подтвердили донос; митрополит, со своей стороны, решительно отрицал его. Тогда Филарет Никитич велел митрополита и его обвинителей поставить с очей на очи. На очной ставке с обвинителями Иеремия показал: 19 лет назад он был поставлен митрополитом в Родос Константинопольским патриархом Рафаилом. В Родосе митрополитом был три года и, оставив престол по своей воле, удалился в Синайскую гору, где продолжал отправлять все архиерейские обязанности. Затем митрополит заявил: просил-де у меня Константинопольский патриарх Рафаил три тысячи золотых, если-де я их дам ему, то буду митрополитом в Родосе, а если не дам, то он лишит меня кафедры.

Митрополит ответил на требование патриарха письмом, в котором заявил, что он, митрополит, сам-де ест одну капусту с солью и дать ему, патриарху, нечего, да и не за что, и оттого-де он из Родоса ушел в Синайскую гору, а если сыщется, что он от митрополитства отставлен, то он уже не будет у государя и патриарха просить пощады. А из Синая он ездил в Индию, потому что португальская королева Екатерина оставила в Индии для Синайской горы на помин своего мужа 500 золотых; кроме же его, послать в Индию было некого. Эти золотые и еще значительную собранную им в Индии милостыню он привез в Синайский монастырь и затем был послан в Испанию. В Риме он действительно был по следующему случаю: дает-де испанский король в Синайскую гору по 500 золотых, и так как те золотые он не присылал, то Собор синайских отцов послал его и еще четырех старцев с ним в Испанию за теми золотыми. В Испанию они отправились через Рим и были у тогдашнего папы Павла V, но от греческой веры не отставали, и с папою он, как его ложно обвиняют, не служил, тем более что папа со властями никогда не служит, а всегда один. Папа писал к королю испанскому о выдаче тех золотых, да и сам послал от себя в Синайскую гору 500 золотых, на что есть у него лист. Были затем они во французской земле, а французский король посылает в Синайскую гору ежегодно 1000 золотых - эти присылки от французского короля начались уже лет с двадцать. Из французской земли отправились на острова, которые были даны ему от Константинопольского патриарха, и всего ходил за милостыней лет с пять. Это любопытное для русских показание Иеремии о милостыне Синаю со стороны папы и католических королей оспаривалось бывшим тогда в Москве силистрийским митрополитом и обвинителями-синаитами, которые заявляли, что папа и короли испанские и французские в греческую землю ни в какие места никогда ничего не присылали, от всех греческих патриархов то заклято, чтобы не только от папы, но даже и от всякого простого человека папежской веры милостыни ни одной деньги не принимать и ни в чем с ними не сообщаться. Но Иеремия в доказательство справедливости своего показания представил листы: один от папы Римского в Синайскую гору, другой - от английского короля, а третий - от испанского*. Чтобы привести Иеремию к сознанию, велено было поговорить с ним силистрийскому митрополиту Иоакиму, но тот, "шумно и долго поговоря с Иеремиею по-гречески", объявил, что Иеремия не сознается, но что он, Иоаким, за справедливость извета ручается головою, причем выразительно провел пальцем по своей шее. Донос на Иеремию со стороны его спутников невольно возбуждал вопрос: если они и другие гречане так хорошо все знали относительно митрополита, то почему они молчали до последнего времени, так долго поддерживали заведомый обман и не обличили его в самом начале? Очевидно, что между Иеремией и его спутниками уже в Москве произошло нечто вызвавшее донос. Эту причину выяснили жившие в Москве греческие переводчики, которые показали следующее: Филарет Никитич дал митрополиту за то, что он привез грамоту от Иерусалимского патриарха Феофана, лишних сорок соболей, и те соболи положены были у них в общую коробку, которую держали под замком, а ключей от нее было двое: один - у митрополита, другой - у старца-келаря Паисия. Да митрополиту-де прислал боярин князь Иван Михайлович Воротынский милостыни пять рублей за мощи, послал-де к нему митрополит двое мощей, и митрополит-де те соболи - жалованье патриарха и те пять рублей у чал называть своими, архидиакон-де и келарь за то с ним бранились и говорили, что-де патриарх пожаловал те соболи на монастырь, а не одному ему, ведь-де Иерусалимский патриарх Феофан писал грамоту не об нем одном, а о всем монастыре и потому те соболи монастырские. Равно и мощи он послал князю монастырские, и потому деньги за них должны, как и соболи, поступить не ему, а в монастырь, и за то-де меж ними брани было много, и после того, как митрополит, рассердясь, бросил им ключ, они уступили ему наконец соболи и деньги, но укоряли его в том, зачем-де он так много накупил образов, которые, по дальности, вести будет неудобно. Таким образом донос на Иеремию появился вследствие того, что синайские просители не поладили между собой при разделе полученной в Москве милостыни - обычный повод к ссорам и кляузам между гречанами просителями милостыни.

______________________

* Показание митрополита Иеремии, что Синай получает милостыню от папы и латинских королей, приводит к заключению, что синайский архиепископ Лаврентий действительно обращался за покровительством к папе, в чем его прямо обвинял известный Александрийский патриарх конца XVI века Мелетий Пигас в письме к Константинопольскому патриарху Матфею: "Рукоположенный двумя синайский епископ, надевший теперь уже и корону как патриарх, отправлял послов к папе старого Рима и лобзал его, выторговал себе награду за свое отступничество по триста сребреников ежегодно". А в другом письме в Венецию к друзьям своим Гавриилу Северу и Максиму Маргунию Мелетий пишет: "Незаконно епископствующий в Синае Лаврентий, прилагая беззаконие к беззаконию, к злочинию - большее злочиние, в ту пору, когда мы должны были оставить Египет и Александрию и отправились в Константинополь и замедлили там, чтобы подать некоторое утешение тамошнему престолу, колеблемому неустройствами, - в ту пору он, послав в Вавилон, преклонил Православие пред Ваалом ради трехсот золотых. А я не счел возможным оставить без внимания отступничество Лаврентия, поревновавшего уподобиться доброму учителю Искариоту" (Малышевский И. И. Александрийский патриарх Мелетий Пигас и его участие в делах Русской Церкви. Т. 1. Киев, 1872. С. 635 и 637). Этот синайский архиепископ Лаврентий был низложен (см. ниже).

______________________

Разъяснить окончательно это соблазнительное дело ввиду упорства обеих сторон оказалось невозможным, но когда Иеремия обратился к патриарху с просьбою дозволить ему приобщаться по архиерейскому сану, то Филарет Никитич ввиду согласного подтверждения извета всеми гречанами велел выставить ему на вид эти обвинения и отказал Иеремии в его просьбе: "Для этого-де он должен обратиться к Константинопольскому патриарху, для чего-де его теперь отпускают в Константинополь, чтобы он там очистился от всего пред тамошнею властию. А здесь, на Москве, государь и патриарх неволи ему никоторые учинити не велели, и до того времени, когда он побудет на Москве, ему велено стоять на старом подворье и корм ему давать по-прежнему. А в Рим к папе, и в аглицкую, и во французскую землю не ездить; а буде он в те неверныя государства поедет, и он будет проклят в сем веце и будущем"*.

______________________

* Греческие дела, св. 2, № 5, 7131 г. (в Московском архиве Министерства иностранных дел).

______________________

Таким образом, лично для Иеремии донос кончился вполне благополучно, он ничего не потерял и спокойно уехал из Москвы, где ему "никакия неволи не было". Но это дело могло дурно отозваться на дальнейших сношениях не только с Синаем, но и на других просителях с Востока и даже повлиять на доверие русских к самому Иерусалимскому патриарху, рекомендовавшему Иеремию как своего сослужебника, мужа верного и любезного. Ибо невольно возникал вопрос: каким образом патриарх Иерусалимский мог рекомендовать отступника от Православия, лишенного сана, своим сослужителем, мужем верным и любезным? Было ли это следствием незнания личности митрополита, что очень странно, или следствием подкупа его канцелярии, которая за известный гонорар выдавала от имени патриарха рекомендательные грамоты решительно всякому, кто только хорошо платил за них, вовсе не справляясь о рекомендуемой личности? Каким образом могло случиться, что Синайская обитель наделила своим полномочием такого сомнительного человека, которого, однако, она знала хорошо? Можно ли было теперь ввиду этого обстоятельства доверять рекомендательным патриаршим грамотам и всем вообще просителям с Востока? Как сильно это дело огорчило царя и Филарета Никитича, видно из того, что последний решился написать о нем Вселенскому Константинопольскому патриарху. "Буди ведомо вашему святительству, - говорит он в грамоте, - из давних лет с тех пор, как греческую власть захватили измаильские внуки, обычай имеют приходить к благочестивым и христолюбивым царям российским греческой области святейшие патриархи, и митрополиты, и архиепископы, и прочие освященные иноки милостыни ради и искупления Святых Мест, захваченных турками, и доныне приходят. Мы таковых принимать привыкли, и дарами, и милостынею не только их обогащать, но и Святым Местам потребное посылать, и тем плачущих и оскорбляемых утешать и, таким образом почтивши приходящих к нам, отпускали восвояси. Ныне же пришел к нам от святой горы Синайской митрополит Иеремия, объявляя, что прежде был родосского острова митрополит, милостыни ради, с ним же вместе и другие пришли; мы, по обычаю нашему, человеколюбиво приняли их, ибо они принесли с собою грамоты от блаженного Феофана, патриарха Иерусалимского, которого, как говорят, встретили в Константинограде. Потом, не знаю какой ради вины, Иеремия начал враждовать с пришедшими с ним, называя их чуждыми христианского звания и жития недостойного, истинного же свидетельства о том против них привести не мог. Они же, видя его злые поступки, восстали против него и во многом его обвинили: первое, что он собранное и дарованное от христолюбцев во обитель Святой Горы Синайской все себе взял; второе, что он святительства одежду неправо носит, ибо прежде, чем поставлен был митрополитом в городе Родосе, некоторых ради преткновений, от Вселенского патриарха Неофита изгнан был, и святительски действовать ему воспрещено. Потом же пошел он, митрополит, к папе Римскому Павлу V и от него благословение принял, чего делать не подобало, ибо сие противно Православию". Далее Филарет Никитич приводит показания свидетелей против Иеремии и вообще подробно передает все следственное дело о нем*. Это была формальная жалоба Вселенскому патриарху, в которой слышится сдержанный укор, грубо обманутое доверие, так что восточные патриархи необходимо должны были постараться загладить то дурное впечатление, которое произвел в Москве Иеремия. Действительно, уже в 1627 году прибыло в Москву новое синайское посольство с рекомендательными грамотами от трех патриархов, из которых каждый по необходимости должен был коснуться предшествующего посольства Иеремии. Иерусалимский патриарх Феофан в грамоте к царю просит милостиво принять синаитов как верных избранных монастыря: "А прежде сего присылали к вашему святительству из Синайския горы некотораго бывшаго родосскаго митрополита и с иными монастырскими людьми, не знаючи его дела ни разума, что он за свой злой разум отставлен от патриарха", ныне же посланы уже верные богомольцы. При этом Феофан счел нужным заявить, что "Синайская гора под нашею Иерусалимскою областию и архиепископ того монастыря поставляется у нас в Иерусалиме и ныне архиепископ Иоасаф". В грамоте к Филарету Никитичу Феофан повторяет о Иеремии то же самое, что его-де не знали, и просит не обращать на это дело внимания. Александрийский патриарх, ходатайствуя за посланных в Москву синаитов, говорит, что прежние послы "дьявольским искушением поссорились между собою" и царь законно отпустил их порожними без милостыни. Константинопольский патриарх Кирилл Лукарис также просит за синаитов и о прежних послах говорит: "И по грехам меж ними вражим искушением объявилася рознь и безчинство". Наконец, сам синайский архиепископ Иоасаф в грамоте к царю так говорит о предшествующем посольстве: "В прошлом времени видя мы блаженную любовь, яко держиши к святым местам и к нам, убогим богомольцам своим, посылали есмя к царствию твоему родосскаго митрополита Иеремея, который был у нас в монастыре, не зная дел ево, и дали ему товарищей священномонахов келаря Паисия и архидиакона Неофита. "И дьявол, ненавистник роду хрестьянскому, видя их, что они пришли к великому твоему царствию для милостыни, которого милостынею хотела свободиться святая и великая обитель наша от великаго долгу, вложил в них смуту, и меж их учало быть презорство и ненависть, и они только объявились в твоем царствии безумием и всяким безчинием, а нам от твоей царския милости помочи никоторые не учинили, а хто у них был первой смут заводчик, и тому здесь от нас было великое наказание". Таким образом, все дело Иеремии объяснялось, с одной стороны, просто незнанием Феофаном и синаитами личности Иеремии - его злого разума, хотя это незнание и не помешало Феофану рекомендовать его, как мужа верного и любезного; с другой стороны, во всем этом деле, по объяснению восточных иерархов, сказалась обычная проделка ненавистника роду христианскому - диавола. Пришлось русскому правительству удовольствоваться и таким объяснением. Желая показать, что оно вполне удовлетворено присланными объяснениями и что оно уже не придает более никакого значения делу Иеремии, русское правительство не только радушно приняло новое синайское посольство, но и одарило его членов с большей щедростью, чем обычно**, так что нормальные отношения с Синаем опять были восстановлены. В 1630. году снова прибыл в Москву за милостыней синайский архимандрит Исайя с рекомендательными грамотами от патриархов: Константинопольского Кирилла и Александрийского Герасима и с просительной грамотой от синайского архиепископа Иоасафа, в которой он заявлял, что долгу на обители 6000 золотых червонных и что все церковные сосуды в закладе. "Если не будет милосердия царствия твоего, не возможет стоять сей святой монастырь и вся Святая Гора от многих налогов, нужд и скорбей, от араплян, которых кормим по пяти сот человек ежедневно". В то же время Иоасаф писал еще к веррийскому митрополиту Аверкию, который жил в Москве, пользовался расположением царя и патриарха и имел большое влияние на дачу милостыни приезжим гречанам. Он просил Аверкия ходатайствовать, чтобы в Синайский монастырь дана была жалованная грамота, ибо прежняя, данная Феодором, тогда же пропала. Вследствие челобитья Аверкия в Синайский монастырь дана была жалованная грамота на приезд в Москву для монастырского строения и милостыни в четвертый год; но собственно милостыни на этот раз было немного, только 50 рублей деньгами***. Синайские иноки воспользовались данной им жалованной грамотой и в 1636 году прибыли в Москву за милостыней. По обычаю, они заручились рекомендательными грамотами патриархов Александрийского и Иерусалимского и привезли просительную грамоту от своего архиепископа. Последний между прочим пишет царю: "Даруй милостыню, чтобы нам было возможно заплатить долг свой, и сему святому месту стоять в той великой пустыни и славить Бога, и воспоминать имя царствия твоего и всех православных христиан. А если не будет милостыни царствия твоего, то не возможет стоять сей святой монастырь от многия обиды арабския, ибо кормим их по три ста на день и больше (в предшествующее посольство архиепископ заявлял, что кормят арабов ежедневно по 500 человек, а теперь говорит - по 300, разница значительная). Еще с прежним архимандритом Исаиею приказывали мы поклониться царствию твоему и возвестить о шапке властительской, что надобна монастырю, потому что сие было бы святому царствию твоему украшением, а прехвальной Церкви слава и честь великая. Царство твое приняло его челобитие со всею радостию и допрашивали: будет ли носить архиепископ Синайский шапку властительскую? Подлинно, благочестивый царь, сначала повелено было носить шапку, как видно из жалованной грамоты соорудителя нашей обители царя Иустиниана, но утратили сие от частых полонов агарян и потому просили блаженныя памяти у царя Феодора; он обещал сделать, когда приедет братия с Синая; но судом Божиим его не стало и монастырь остался, так и мы больше не спрашивали. И ныне припадаем к великому благосердому твоему царствию, да почтишь и возвеличишь сей святой монастырь; молим со слезами не отлучить нашего сего прошения"****. В особой грамоте к царице Евдокии Лукьяновне Иоасаф просил ее походатайствовать у государя о даровании щедрой милостыни посланному от него архимандриту. И на этот раз милостыни послано было на Синай 50 рублей деньгами, да 200 рублей на вечное поминовение Филарета Никитича*****. В 1640 году приезжал в Москву за милостыней синайский архимандрит Иоаким по жалованной грамоте и привез просительный лист от своего архиепископа Иоасафа******. В 1648 году приезжал за милостыней по жалованной грамоте архимандрит Меркурий, который получил на милостыню соболями на 100 рублей; в то же время синайским старцам возобновлена была жалованная грамота, но срок для приезда назначен был не четырехлетний, как прежде, а шестилетний. В бытность свою в Москве архимандрит Меркурий подал царю челобитную, в которой заявлял, что в жалованной царской грамоте повелевается пропускать из Путивля в Москву без задержания, а между тем подьячий съезжей путивльской избы Петр Жагрин "своим начальством без воеводскаго ведома держал нас многое время в Путивле для своей бездельной корысти и взял у нас семь рублев денег, да с толмача нашего два рубли, да он же сверх того хотел у нас монастырскую лошадь взять", - поэтому просит государя возвратить ему отнятые у него подьячим деньги. Царским указом велено было воеводе произвести розыск "безволокитно" и возвратить архимандриту деньги*******. В 1667 году вместе с патриархами приехал в Москву и синайский архиепископ Анания, принимавший участие в соборных заседаниях; на отпуске ему дано было соболями на 1000 рублей********. С 1667 году синаиты приезжали в Москву за милостыней до конца 1682 года, когда в сентябре прибыл в Москву ранее в ней бывший синайский архиепископ Анания. В ноябре он представлялся государям и поднес царю Ивану часть мощей святого Григория Афраганского, образ Неопалимой Купины, манну и страусиные яйца, царю Петру часть мощей святого Иоанна Нового Мученика и образ святой Екатерины. Получил он на представлении от царей обычную архиепископскую дачу: две камки, сорок соболей в 40 рублей и 20 рублей денег. Он ездил в Троицкую Лавру, был одарен там по обычаю. Архиепископ подал царям челобитную, в которой заявлял: "Житие наше, богомольцев ваших, в самой пустыне между арабами. Собрано в нашей обители братии 400 человек, а крестьян не имеем, ни пашни около монастыря, нет никаких и промыслов, живем исключительно милостынею, для чего ежегодно разсылаем по всему христианству до 300 братии, и на выпрошенное ими имеем пищу и одежду, из этого же даем ежегодно дань туркам и арабам, и выходит на дань по 10 000 и больше ефимков в год, да сверх сего сии арабы всякий день в монастыре пьют, и едят, и запас берут своею рукою, сколько хотят. А в нынешних временах между христианами, от которых мы, богомольцы, милостынею питались, великое стало оскудение и подаяние ныне бывает весьма малое, которых старцев посылаем для милостыни, многие без нея возвращаются, а иные и с долгом. Мы, богомольцы ваши, не имея ниоткуда помощи себе, только надеясь на вашу государскую милость и наипаче слыша о богоподражательном житии, милосердии и ревности к святым обителям, божественныя памяти брата вашего великого государя царя Феодора Алексеевича, по совету всех братии, поволокся я нарочно к Москве для вспоможения святой нашей обители и ехал немного не с год, и ради грехов наших и несчастия Господь Бог брата вашего государскаго благоволил от временнаго царствия переселить в вечное, и ныне мы, богомольцы ваши, о тех нуждах к вам прибегая со слезами, царское ваше величество просим: пожалуйте, излейте на нас милосердие, благоволите нашу святую обитель взять в свое государское попечение и не дайте той святой и преславной обители от скудости прийти в римския руки, потому если, государи, мы от великия скудости то святое место оставим, то римляне всячески о том потщатся, чтоб им тем святым местом завладеть, и буде вашия царския милости не будет, не изволите святыя наши обители взять в ваше попечение, то конечно папа Римский потщится тем местом завладеть. Великие государи-цари, смилуйтеся!" Кроме того, архиепископ заявил, что имеет свою епархию над всею Синайскою горой и живет он в том монастыре Пречистой Богородицы Неопалимой Купины сверх архимандрита, и хотя по жалованной грамоте велено приезжать в Москву архимандриту, но он, ради великой нужды, приехал сам, потому что ту гору хотят купить у султана римляне; настоящего архимандрита он оставил на Синае, а нареченного взял с собою, потому что ему без архимандрита ехать никуда нельзя.

______________________

* Греческие дела, св. 2, 7132 г. № 3.
** Малахии-архимандриту, стоявшему во главе синайского посольства, дано было от царя: камка смирная добрая, сорок соболей в 25 рублей, денег 25 же рублей, и в приказ ("в приказ" значит особая, чрезвычайная прибавка из уважения к ходатайству патриархов) 15 рублей. От патриарха дано: камка смирная, сорок соболей в 20 рублей, денег 12 рублей, да в приказ 15 рублей. Келарю да архимандриту Неофиту от царя: тафта широкая, по сороку куниц, по 10 рублей денег, да в приказ келарю 5 рублей, архидиакону 4 рубля. От патриарха: тафты и куниц, что от государя, да по 13 рублей денег человеку, да в приказ келарю 5 рублей, архидиакону 4 рубля. Черному попу Малахии да черному дьякону Евфимию от царя: по сороку куниц; черному попу денег 10 рублей, да в приказ 3 рубля; дьякону 6 рублей, да в приказ 2 рубля. От патриарха черному попу сорок куниц, 11 рублей, да 3 рубля; дьякону 7 рублей, да 2 рубля. Служкам от государя: по сукну доброму, да 3 рубля денег. От патриарха: по среднему сукну, да 2 рубля денег. На Москве поденного корму давали архимандриту Малахии: 2 алтына на день; келарю, черному попу, архидьякону по 7 денег на день. Служкам, двум человекам: одному по 6, другому по 5 денег надень. Питья: архимандриту 2 чарки вина, 2 кружки пива, 2 кружки меду. Всем другим старцам по одной чарке вина, по кружке меду и пива. Служкам по чарке вина и по кружке пива. То же приблизительно давалось им во время пути в Москву и обратно при казенных подводах.
*** Муравьев. Сношения России с Востоком. Т. II. С. 91-95.
**** Настоятельная просьба к царю архиепископа Иоасафа прислать ему властительскую шапку на первый взгляд кажется довольно странною, так как греческие епископы, кроме патриархов, шапок или митр вовсе не носили, а между тем и другие приезжавшие в Москву за милостыней греческие архиереи точно так же старались выпросить себе у государя властелинскую шапку. Дело объясняется просто тем, что эти шапки были очень ценны - иногда делались из золота, обсыпались различными драгоценными камнями, унизывались дорогим жемчугом, так что получить властелинскую богатую шапку составляло заветное желание каждого приехавшего в Москву греческого архиерея, хотя эти шапки немедленно по выезде из России продавались ими, как ненужные. Впрочем, просьба синаиского архиепископа могла иметь в данном случае и особый смысл. Дело в том, что синайские архиепископы с конца XVI века, о чем подробнее скажем ниже, открыто начали стремиться к автокефальности. Предшественник Иоасафа Лаврентий уже возлагал на себя при богослужении патриаршее облачение и митру, но был за это низложен. Иоасаф принужден был признать свою зависимость от Иерусалимского патриарха, но при этом не отказался от мысли о приобретении полной независимости. Присылка царем шапки могла дать ему благовидный повод облачаться по-патриаршески и на этом основывать свои честолюбивые притязания.
***** Муравьев. Сношения России с Востоком. Т. II. С. 181-186.
****** Там же. С. 216.
******* Греческие дела, св. 26. 7156 г. № 4.
******** Там же, св. 45. 7175 г. № 4.

______________________

Государи велели переписать жалованную грамоту на Синай с шестилетним сроком, и, ввиду того что синаиты не приезжали за милостыней с 1667 года, велено было дать на монастырь соболями на 300 рублей, о взятии же монастыря на особое государское попечение, как просил архиепископ, пока не дано было никакого ответа. Но таким окончанием дела Анания не удовлетворился, он подал царям новую челобитную, в которой просил, "ради царскаго здравия и поминовения их родителей не оставить во дни свои царскую их богозданную обитель и не дать ей впасть в руки еретиков на поругание православным, ибо сии святыя места многие западные государи желают присвоить себе и назвать своим молением, и если бы возможно было и с великими даяниями, не потому, чтобы у них не было своих обителей и церквей, но потому, что гора сия называется богоходною многих ради бывших и бывающих на ней от Бога пророками и святыми его страшных бесчисленных чудес, а воистину и ныне благодать Божия живет в ней. Примите, государи, ту обитель в свое царское попечение, как новые строители, вместо первостроителя Юстиниана, царя благочестиваго, дабы вашим царским призрением и помощию могла та святая обитель с прочими святыми местами держаться за православными христианами, ибо такая царская обитель только и может держаться царским вспоможением".

Далее архиепископ определяет, в чем должно состоять царское вспоможение обителей: "Вспоможение же, которое мочно вам, великим государем, чинить их святыя места к себе присвоить, се есть: дабы, по своему царскому милосердию, указал дать нам, богомольцам вашим, к той святой обители здесь из вотчинных монастырей и на Москве подворье для приезду и жития иноков ваших, и которое б дело совершив, великое б облегчение нам было, и имеете воздаяние от мздовоздателя Господа нашего". Но на этот раз домогательства синаитов о призрении царями их обители не имели никакого успеха, им было отказано и в монастыре, и в подворье, ибо ранее "не было тому примера"*.

______________________

* Греческие дела, св. 61. 7491 г. № 1.

______________________

Дело о подчинении синайской обители России, начатое Ананией, не было, однако, только его личным делом, и потому за него скоро взялись другие и привели его к желанному концу. В 1687 году прибыл в Москву синайский архимандрит Кирилл с особыми полномочиями от синайского архиепископа Иоанникия и синайских иноков. Будучи принят царями, Кирилл обратился к ним с приветственной витиеватой речью: "Благословен и препрославлен Господь наш Иисус Христос, Царь царствующих, иже не остави никогда от крепкой Своей руки род христианский, но аще некия ветви пресече ради неплодия, и корень сохрани паки неподвижен, насажден в догматах благочестия, напоен и возрастен от живыя воды, се есть благодать Всесвятаго Духа - недоумеваю, что достиже души моей, воистинну ли есть сегодняшняя радость и веселие, которыми и нижайший днесь сподобился предстояти пред славою всех христиан, пред каменем Православия, сподобишася очеса моя видеть похвалу благочестивых златовидных венцев благочестия, преблагодарю в сем царствующую Троицу, понеже видех благочестивую и царскую двоицу, и поистинне благородного корене царя Алексея благороднейшие веторосли, ветви, покрывающие словесныя овцы, цветы благовонные, вздыхающие благочестие во всей земли, стены две пресущественныя троицы, сохраняющие бисеры веры, башни, на которых сокрушаются волны нечестивостей, - мог бы глаголати, яко днесь вижу иное солнце и иной месяц, но оные многажды затемняют свет наш, а преславные ваши престолы день и нощь просвещают утверждение Церкви Христовы сияниями Православия, поистинне мочно рещи инаго Иоанна и Петра не изначала ловцов, но изначала царей. Петр и Иоанн, которые непокровены бяше светлым облаком, но всем Христом одеяни бяше от младых ногтей, Иоанн, иже возлюби паче соцарствовати. Петр - Петру подражатель и безбожных догматов разрушитель, Петр и Иоанн преблагая двоица, посреди которых предстоит Сам Бог - Всесвятая Троица, сице рече нам всесвятыя его уста идеже суть два или три собрани во имя мое, тамо и аз посреде их. Радуйся, убо святая и царская двоица, с которыми есть всегда Всесвятая Троица, тая да сохранит и покрыет божественную и преславную державу вашу победы дати на варвар, яко древле благочестивому царю Константину; тая да благословит входы и исходы ваши и всех благочестивыя палаты вашея царствия; тая да соблюдет весь ваш царский синклит, да укрепит христолюбивое воинство, - наляцайте, и успевайте, и царствуйте от востока даже до запада и от севера даже до полудня, силою Честнаго и Животворящаго Креста. Аминь".

Блеснув перед царями и всем синклитом синайским красноречием, Кирилл вручил царям грамоту от архиепископа и синайских иноков. В этой грамоте архиепископ Иоанникий писал: тихое и безмятежное житие было на Святой Горе Синайской, где Господь Бог явил Моисею Неопалимую Купину, назнаменуя тем образ Пресвятой Богородицы и своего изволения явиться человеком; потом Моисей принял на верху горы скрижали Завета и пророк Илия в Хориве видел Господа. Архиепископ прославлял затем все достоинства соборной лавры синайской, сооруженной царем Юстинианом, всегда обитаемой только православными, где почивают и мощи святой Екатерины. Царь Юстиниан дал обители многие доходы в Египте, Сирии и Кипре и в земле волошской, но с давнего времени их не стало от турского темного величества, и до сего времени труждаясь по дальним странам, держали ту обитель царскою милостынею и православных христиан; "ныне же в сию последнюю годину (имайте к нам веру, как к самому Христу) во всех странах державы турской от раззорения войска и податей дошли христиане до нищеты, и не только ничего не могут дать на обитель, но и их самих с женами и детьми продают в неволю. Ныне воистину последния времена в наших пределах, и безбожные арабы наступают на гору Синайскую, и невозможно описать на хартии, каково наше жительство в пустыне, какова наша беда и скудость; арабы требуют доходов, а мы не имеем запаса и как только можем держимся в том славном месте; нас изгоняют, бьют, режут и всякую пакость нам творят, и не имеем ниоткуда доходов для укрепления той святой лавры, но взираем только на Бога и на вас, пресветлых монархов. Посему обще и единомысленно с нашим смирением собор святыя и богопроходныя горы Синайския и вси братия от первых даже до последних приходим к высокому маестату (величеству) христианнейшему и право-славнейшему пресветлыя державы царствия вашего, и много иже во смирении поклонение сотворяем, и припадаем до лица земли с плачем великим, и многими слезами челом бьем, и приносим и отдаем тую знаменитую и убогую обитель горы Синайския вам, великим государем и великодержавным и пресветлым монархам, да будете, великие государи, тому святому и богопроходному месту строители и обладатели, яко новии и блаженнии вместо царя Юстиниана ктиторы". Далее архиепископ вместе со всеми иноками продолжает писать: "Пришлите от себя иноков в святую обитель (разумеется - иноков из русских монастырей), да будут они молиться вместе с нами за вас, а другие опять придут к вам и лучше известят то, что видели сами в нашей пустыне, каково наше житие, зло или добро. Хотя и повсюду милостыня приятна Богу, но наипаче к нам прострите свои руки, смилуйтесь ради Господа и Пресвятой Матери Его над тем божественным и убогим местом и вместо тленнаго получите нетленное; не отриньте нашего моления и посланных наших, примите обитель под державу своего царствия и имейте к ней ревность, ибо мы не имеем, где главы подклонить, да не опустеет сие поклонение всех православных христиан". Под этой грамотой находились собственноручные подписи синайского архиепископа Иоанникия и 72 синайских иноков. Подобные же просительные грамоты были присланы к царице Наталье Кирилловне и к царевне Софье Алексеевне. В грамоте к последней заключались еще следующие строки: "Благоуханная и пресветлая, благородная царевна, государыня моя благословенная, сие тебе да будет известно: оного времени за деда твоего царя Михаила и блаженныя памяти родителя вашего и брата, нужды великой нам не было, и столько докуки не творили; ныне же в ваше царское время такое смотрение Божие постигло; смилуйтесь, примите ту богославную обитель, дабы и мы, богомольцы ваши царские, пребывали, скитаясь по всей той пустыне и земле святой". Писал архиепископ и к оберегателю посольских дел князю Голицыну, чтобы принята была обитель под царскую державную руку и чтобы посылалось ежегодно надлежащее прокормление для братии и на строение монастыря, "дабы не запустел". Наконец, синаиты представили грамоту гетмана Ивана Самойловича, который также просил со своей стороны принять Синайскую обитель под высочайшее покровительство, чтобы она осталась православною и не превратилась в костел. В заключение Кирилл представил повесть о мощах святой великомученицы Екатерины и записку с кратким изложением истории Синайского монастыря. Последняя была написана с целью показать, что Синайская обитель была основана царями, постоянно находилась под покровительством царей и всегда считалась царскою, что поэтому и теперь, как и древле, ей прилично быть обителью специально царской, находиться под непосредственным ведением русских царей как наследников Константина и Юстиниана. На этот раз домогательства синаитов имели полный успех. От государей велено было изготовить грамоту к синайскому архиепископу с извещением, что они по челобитью его Синайскую гору в призрение свое принять изволили, из русских монастырей монахов по два человека послать туда указали, жалованья им посылается на полтораста рублей соболями, не в пример прежних трехсот рублей, которые даны были в приезд Анании собственно потому, что от них давно перед этим не приезжали за милостыней. К этим полуторастам рублям потом прибавлено было еще 100 золотых червонных, да сверх того велено было устроить серебряную раку для мощей великомученицы Екатерины, и, наконец, синаитам дозволяется приезжать в Москву для милостыни через два года. Но этого мало: русское правительство захотело немедленно заявить еще чем-нибудь свое покровительство или свою заботливость о Синайской обители, и нужно сознаться, заявило очень даже неудачно. Принимая посольство от синаитов чуть не в течение целых двухсотлет, наше правительство, как оказывается, по крайней мере в данное время, имело о географическом положении Синая самое смутное и неправильное представление, оно почему-то вообразило, что Синай находится где-то на самом берегу Средиземного моря, так что ему в случае удачной войны венециан с турками грозила серьезная опасность быть захваченным венецианами и разоренным от них. Желая немедленно отклонить от Синая грозившую ему опасность со стороны мореходцев-венециан, государи указали "послать к венетам своих великих государей грамоту: буде оружия их Господь Бог против неприятелей креста Христова благословит, и тамошние места у неприятеля овладеют, и они на той святой Синайской богопроходной горе монастыри и церкви Божий и святые места оберегли, и раззорять никого не допустили и не поволили, а наипаче для их царского велитчества и бережение тем святым местам учинили, и монахам, и мирским людем греческого благочестия никаких обид не чинили, и из мест их не выгоняли, потому что тамошним святым местам они, великие государи, блюстители и ктиторы, яко ревнители христианского благачестия". На такую совершенно излишнюю внимательность к безопасности Синайской обители и ее обитателей архимандрит Кирилл мог только ответить объяснением, что тот монастырь стоит не близ веницейского рубежа, что от Египта до монастыря езды 12 дней, а от Египта все водным путем - Нил-рекою и Белым морем до рубежа веницейского 2500 миль, и от Царьграда тем же путем 2500 миль, а сухим путем - три месяца езды*.

______________________

* Греческие дела, св. 65. 7195 г. № 6. Ср.: Статейные греческие списки № 8, л. 88-89 и 109 об.

______________________

Серебряная рака для мощей вмц. Екатерины.
Вклад в Синайский монастырь, сделанный от имени царей Иоанна и Петра Алексеевичей, а также их сестры царевны Софьи Алексеевны. Царские мастерские Серебряной палаты, 1687—1688 гг.

Итак, в 1687 году Синай официально был принят под особое русское покровительство и сделался русским царским монастырем - факт довольно любопытный и вызывающий собою не один вопрос. Во-первых, какими побуждениями руководились синаиты, отдавая свой монастырь во владение русских царей, вследствие чего они необходимо подчиняли его власти московского патриарха? Чем руководились русские, принимая в свое ведение крайне отдаленный и в то же время подчиненный другому патриарху монастырь, присвоить который себе без его формального согласия они не имели никакого права? Как посмотрели на это дело на Востоке или, точнее, Иерусалимский патриарх, в зависимости от которого доселе находился Синай?

Отвечая на первый вопрос - о побуждениях, заставивших синаитов отдать свой монастырь русским царям, - мы необходимо должны обратить внимание на некоторые явления предшествующей жизни Синайского монастыря. Синайский монастырь в разное время управлялся различно: то просто игуменами, то игуменами-епископами, то игуменами-архиепископами; они поставлялись и иерархически зависели, смотря по обстоятельствам, то от патриархов Иерусалимских, то Александрийских, не будучи строго приурочены до самого конца XVI века ни к тому, ни к другому. Следствием этой неопределенности было то, что каждый из этих двух патриархов стремился утвердить свое исключительное влияние над богатым и всеми чтимым монастырем и вытеснить влияние другого, - борьба, принимавшая иногда довольно острый характер, была естественным результатом взаимного соперничества двух патриархов из-за власти над Синаем, что крайне неблагоприятно отражалось на положении монастыря. Тогда синаиты около 1435 года решились уничтожить епископское достоинство своего настоятеля и стали управляться просто игуменами, думая этим отнять повод к соперничеству между патриархами. Но это не только не помогло делу, но даже еще более ухудшило его. Одни из иноков для получения священного сана стали обращаться к Иерусалимскому патриарху, другие - к Александрийскому. Иерусалимский патриарх не признавал посвященных Александрийским, Александрийский - посвященных Иерусалимским, борьба все более обострялась, все более делалась соблазнительною, в самом монастыре появились партии, вражда, нестроения. "С 1521 года, - говорит преосвященный Порфирий, - Синайская обитель сделалась предметом продолжительного и разорительного спора между патриархами Александрийским и Иерусалимским. Те и другие усиливались подчинить ее своей власти. По случаю этого спора составлялись Соборы, гремели анафемы, мирволили угровлахийские князья, наживались турецкие судьи"*. Наконец, дело по просьбе самих синаитов в 1575 году было перенесено в Константинополь на Собор, на котором решено было опять сделать синайского игумена епископом с тем, чтобы он исключительно избирался самими синаитами и из синаитов же, ими же контролировался во всех своих действиях относительно монастыря, был во всем независим ни от какого патриарха, только бы рукополагался от Иерусалимского. Этим соборным определением создано было для синайского епископа совершенно не зависимое ни от какого патриарха положение, он делался как бы автокефальным, ни один патриарх не мог более вмешиваться в его управление монастырем. Естественным последствием такого решения синайского дела было то, что синайский архиепископ, опираясь на признанную Собором независимость своей кафедры, на силу и значение своего монастыря, стал действовать как автокефальный епископ, стал открыто стремиться поставить себя в положение, равное патриархам, не обращая никакого внимания на их протесты, синодальные постановления и даже права, как епархиальных архиереев. Так, синайский архиепископ Лаврентий, посвященный в 1593 году вопреки канонам и правам Александрийского патриарха, освятил своевольно церковь в синайском метохе в Каире - в Джувании - и стал в ней открыто совершать богослужение, не спрашивая разрешения патриарха. Этого мало: Лаврентий стал облекаться в патриаршее облачение, при богослужении носил митру, которую на Востоке носили одни только патриархи, и не снимал ее, вопреки уставу, при освящении Святых Даров на литургии. Долго пришлось бороться с Лаврентием тогдашнему Александрийскому патриарху Кириллу Лукарису, и только в 1620 году Лаврентий был осужден и низложен. Низложение Лаврентия не остановило, однако, последующих епископов от попыток так или иначе сделаться автокефальными. Так, Иоасаф, преемник Лаврентия, хотя и отказался при своем поставлении от притязаний на совершение богослужения синаитами в церкви в Джувании, однако впоследствии не сдержал своего обещания, пока, наконец, не был осужден и низложен Собором в Константинополе в 1646 году**.

______________________

* Архимандрит Порфирий (Успенский). Первое путешествие в Синайский монастырь в 1845 году. СПб., 1856. С. 145.
** Желающих ближе познакомиться с историей Синайского монастыря мы отсылаем к следующим сочинениям: первое и второе путешествие в Синайский монастырь преосвященного Порфирия Успенского; Воронов А.Д. Синайское дело // Труды Киевской Духовной Академии 5 (1871). С. 330-401; 2 (1872). С. 273-315; 7 (1872). С. 594-668; Малышевский. Александрийский патриарх Мелетий Пигас. Т. I. Из рукописных материалов сюда относятся: соборное деяние по делу Анании, присланное Иерусалимским патриархом Досифеем, - в рукописях патриаршей Московской библиотеки, и грамота Досифея к московскому патриарху Адриану в 1699 г. - о ней смотри ниже.

______________________

Но дело Лаврентия и Иоасафа нашло себе самого энергичного представителя в лице преемника Иоасафа, архиепископа Анании. Опираясь на подложную грамоту Юстиниана, которая, однако, была признана подлинною Собором 1575 года, Анания смело и открыто признал себя автокефальным, отменил возношение имени патриарха Иерусалимского на литургии, в письменных актах и при богослужении стал величать себя, подобно патриархам, титулом "блаженнейший", а не "боголюбезнейший" и "мерность наша", а не "смирение наше", как титулуются епископы, и т.п. Узнав о поступках Анании, Иерусалимский патриарх Нектарий пытался было вразумить его, но Анания не обратил на его увещания никакого внимания. Тогда по просьбе Нектария в дело вступился Константинопольский патриарх, и так как Анания упорствовал в своих домогательствах, то в 1670 году в Константинополе собрался Собор, на котором присутствовали патриархи: Константинопольский, Иерусалимский Досифей, девять митрополитов и епископов и др. На этом Соборе Анания был объявлен лишенным сана и прав, о чем и составлена была синодальная грамота. Тогда Анания, по-видимому, смирился: по его просьбе синаиты выпросили ему у патриархов прощение - соборное определение о нем было отменено, но он скоро сам подал отречение от игуменства на Синае и был уволен.

Таким образом, попытка Анании, как и его предшественников, добиться полной автокефальности для Синая решительно не удалась, даже более: она повела к соборному определению о подчиненности Синая Иерусалимскому патриарху. Собор, низложивший Ананию, не только отверг и обличил все его притязания, но и постановил между прочим, что епископ Синайский должен состоять в подчинении престолу Иерусалимскому, должен возносить при богослужении имя Иерусалимского патриарха, должен быть подсуден ему, без ущерба, однако ж, правам монастыря, который по-прежнему должен остаться автокефальным. Ввиду такого решения синайского дела Собором Анания, однако, не отказался ни от своих притязаний, ни от намерения так или иначе достигнуть своей цели. Он отправился путешествовать по разным странам Востока и наконец прибыл в Москву. Здесь он выдал себя за действительного архиепископа Синая и предложил русскому правительству взять в свое распоряжение и ведение Синайский монастырь, но это предложение на первый раз было отклонено. Мысль Анании подчинить Синай Москве, однако, нашла себе полное сочувствие в преемнике Анании, архиепископе Иоанникии и у многих синаитов - они решились привести мысль Анании в исполнение, и им, как мы видели, вполне удалось это - Синай формально сделался русским царским монастырем.

Побуждения, руководившие в данном случае синайским архиепископом и синаитами, были очевидны: подчинением Синайской обители далекой Москве они имели в виду окончательно освободиться от всех притязаний на них Иерусалимских патриархов, от всякой им подчиненности, думали, как перешедшие в ведение другого патриарха, власть которого над Синаем по необходимости была бы только номинальной, сделаться этим путем действительно вполне самостоятельными и независимыми, тем более что при случае порвать и эту фиктивную зависимость от Москвы им было, конечно, гораздо легче, нежели порвать традиционную, признанную Соборами и притом постоянно близкую власть Иерусалимского патриарха. С другой стороны, синаитами руководили в этом деле и чисто материальные расчеты: желание поживиться за счет русских. Уже Анания, отдавая Синай царям, в то же время просил дать синаитам какой-либо русский монастырь с землею и крестьянами и еще подворье в Москве. Иоанникий просит царей при передаче им монастыря ежегодно присылать надлежащее прокормление для братии и на строение монастыря, чтобы не запустел. Дальнейшие требования и запросы синаитов в Москве еще резче обрисовывают те материальные расчеты, которыми они руководились при отдаче своего монастыря русским царям, тем более что с Иерусалимским патриархом они очень скоро помирились, и, значит, побуждения, заставившие их отдать свой монастырь русским и вытекавшие из указанных выше отношений их к Иерусалимскому патриарху, теперь уже потеряли всякое значение. Менее ясны и понятны те мотивы, которыми руководствовалось русское правительство, принимая столь отдаленный монастырь в свое ведение и распоряжение. Если оно думало сделать Синай действительно русским, поселив в нем русских монахов, набранных из русских монастырей, то это была неисполнимая, бесцельная, ни к чему не ведущая затея, так что обещание царей прислать на Синай русских монахов так и осталось одним обещанием. Нельзя было допустить и того, чтобы русские, принимая в свое ведение Синай, действительно могли держать в своих руках управление и надзор за монастырем, ибо он был слишком далек от Москвы и всякое сообщение с ним было крайне затруднительно. Да и какой бы смысл имело управление русским правительством Синаем, когда оно о Синае-то думало, что он находится где-то на море рядом с венецианскими владениями... Наконец, полное подчинение Синая царям, а следовательно, и Московскому патриарху, было ничем не оправдываемым захватом владений другого патриарха, что строго осуждается канонами, так как Синай, по крайней мере де-юре, принадлежал к Иерусалимскому патриархату и самовольно не имел никакого права переходить в ведение другого патриарха. Правда, московское правительство в некоторых случаях, где затрагивались его интересы, не считало нужным особенно церемониться с восточными патриархатами: так, оно сначала отобрало у Константинопольского патриарха принадлежавшую ему дотоле Киевскую митрополию, а потом уже позаботилось оформить это дело как совершившийся факт. И не только Киевскую митрополию, но, говорят, патриарх Иоаким серьезно подумывал отобрать от Константинопольского патриарха всех православных славян и подчинить их ведению Московского патриарха - дело со стороны Иоакима возможное, имевшее за себя серьезные основания. Несмотря, однако, на все это, завладеть ни к чему не нужным для русских Синайским монастырем, открыто попирая при этом вековые, всеми признанные права Иерусалимского патриарха над Синаем, являлось делом уже чересчур насильственным и соблазнительным, это было бы ничем не оправдываемое хищничество сильного, и притом хищничество совершенно бессмысленное. Поэтому вероятнее всего думать, что русское правительство серьезно и не думало сделать Синайский монастырь русским, изъять его из подчиненности Иерусалимскому патриарху и передать его в ведение патриарха Московского - как это сгоряча на первых порах вообразил было тогдашний Иерусалимский патриарх Досифей. Принятие Синая под покровительство России было делом Софьи, которая в это время царила в Москве, - она хотела покровительством знаменитой обители явить себя Востоку действительной православной царицей, пекущейся о поддержании и процветании Святых Мест, столь дорогих для каждого христианина, она хотела сделать свое имя славным или, как ныне говорят, популярным среди восточных христиан, поэтому она принимала в Москве всех просителей милостыни с Востока особенно радушно и одаряла их щедрою милостыней, между тем как ее брат Феодор по вступлении на престол повыгнал из Москвы всех гречан. Дорожа славой покровительницы православного Востока, Софья не задумалась принять Синайский монастырь под свое особое ведение, но свое покровительство Синаю она вовсе не думала выражать иначе, как только в виде более или менее обильной милостыни, предъявлять же какие-либо особые права на Синай, на вмешательство во внутреннюю жизнь и управление этого монастыря, изъять его из-под ведомства Иерусалимского патриарха и подчинить его Московскому в Москве вовсе и не думали; и ни в жалованной грамоте, ни во всей переписке по этому делу, ни в последующих отношениях к Синаю на что-либо подобное нет и намека.

Не так посмотрел на передачу Синайского монастыря России Иерусалимский патриарх Досифей. Так как он хорошо понимал те задние мысли, которые руководили синаитами при передаче ими своего монастыря России, то во всем этом деле он и увидал прежде всего прямое посягательство на права Иерусалимского патриарха, ведению которого доселе принадлежал Синай, и потому без боя не хотел уступить своих верховных прав над Синаем Московскому патриарху.

В то время когда синаиты уже успели отдать свой монастырь под покровительство России, в Константинополе по инициативе Досифея созван был Собор для нового пересмотра дела над Ананией, не отказавшимся до конца от прежних притязаний. Этот Собор не только осудил все притязания Анании на автокефальность и патриаршие титулы, но и определил, в силу канонических постановлений и древних документов, чтобы синайский игумен носил титул только епископа, а не архиепископа, как было перед сим; вместе с этим Собор подтвердил все предшествующие постановления о подчинении синайского епископа Иерусалимскому патриарху, осудил и предал отлучению всех, кто не будет признавать этих постановлений.

Из этого соборного определения составлена была синодальная грамота от января 1691 года. Очевидно, что постановления этого Собора составлялись, между прочим, и под влиянием известия о подчинении Синая России и прямот были направлены против воображаемого московского захвата. Досифей, опираясь на соборные постановления, поспешил написать Московскому патриарху Адриану грамоту от себя с резким осуждением синаитов, отдавших свой монастырь Москве, с подробным изложением всего синайского дела, причем послал Адриану и последние постановления Константинопольского Собора относительно Синая. В этой грамоте к патриарху Адриану раздраженный Досифей не щадит синаитов. "Они, - говорит он о синаитах, - отверзают монастырь свой пять месяцев, и заключают его пять лет, и всегда живут в Египте, и наслаждаются благами его, потом же не имеющий попечения ни о какой вещи Святыя Церкви, ниже кто от них злостраждет, но о едином и токмо пекутся во еже бы собрати имения каковым-либо образом могут" (любопытно слышать подобное свидетельство о прохладной жизни синаитов в Египте из уст самого патриарха Иерусалимскаго, особенно ввиду той серии синайских слезных жалоб на свою крайнюю скудость и нищету, которые мы привели выше). Далее Досифей свидетельствует, что ранее отдавали свой монастырь самому папе, и если сначала Анания, а потом "злежительный и скаредожительный" архимандрит Кирилл представил писания, "яко поддает монастырь свой Москве - вещь и беззаконна, и посмеянна; беззаконна убо, яко подлежащее другому патриаршескому престолу от времени третиего синода, како подлежати будет иному без изречения Вселенскаго Синода; посмеянна же двух ради некиих (причин): первое, яко како может Московский патриарх правити Синайскую гору; второе, яко монастыри всего мира поминают православных патриархов и начальников православных и по образу сему вся суть всем поддана, и како тии тое, еже есть сущее, глаголют, яко будет сущее. Третие, яко тии ищут языческими и внешними властьми да будут самоглавыми Церкви и како покорятся вам". Причина подданства синаитов России заключается в том, поясняет Досифей Адриану, что "они ищут вашего серебра". Далее Досифей рассказывает, как пытались синайские епископы (а отнюдь не архиепископы) сделаться самоглавами, для чего возлагали на себя митры, патриаршие одежды, титуловали себя по-патриаршески, но были обличаемы и низлагаемы Соборами. Подробно затем рассказывает про поведение Анании, про его осуждение, посылает соборные об нем определения, "да обретается в вашем патриаршестве в память" и дает наставление, как должны обращаться с синаитами в Москве на будущее время: "Егда приидут к вам отцы-синаитяне и в грамотах их наречется архиепископ Синайский или в писаниих своих подписует титло или в великих, или в малых некиих писаниях, то да раздираете, и отцы да изгоняете со срамом и стыдом, яко преступники божественных канонов и наипаче яко нечестивейшия, понеже презирают обычай и изречение Церкви". Этого мало: Досифей просит патриарха послать его грамоту ко всем русским епархиальным архиереям, чтобы если кому-нибудь из них придется писать на Синай, писал бы "благолюбезнейшему епископу", а не архиепископу*.

______________________

* Рукопись "Икона" в Московском Румянцевском музее, в библиотеке Ундольского, по его каталогу № 210. С. 209 - 225.

______________________

Очевидно, Досифей посмотрел на подчинение Синая Москве как на дело вполне серьезное и сбыточное, как на новый захват со стороны Московского патриарха. Если он сильно волновался и горячился по поводу подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху, чем его интересы и права прямо нисколько не затрагивались, если он тогда считал нужным писать царям, Софье и Московскому патриарху грамоты с укоризной, с резким порицанием этого шага московского правительства*, то понятно, как он, при своей горячей, несдержанной натуре, должен был заволноваться и раздражиться, когда Москва присвоила себе один из древнейших и богатейших восточных монастырей, верховные права над которым принадлежали Иерусалимскому патриарху, - вполне естественно было, что это дело показалось Досифею "вещь и беззаконна и посмеянна". Но страх Досифея за свои верховные права над Синаем оказался совершенно напрасным: в Москве, как мы видели, вовсе не думали уничтожать вековую иерархическую зависимость Синая от Иерусалимского патриарха и присваивать верховные права над ним патриарху Московскому. Скоро и сам Досифей увидал, что все это дело в конце концов оказалось не более как только ловким маневром синаитов, рассчитанным главным образом на большую наживу от московской тороватости, и что Московский патриарх вовсе не думает об утверждении своего главенства над Синаем или о поддержании автокефальных стремлений синайского архиепископа. Досифей окончательно успокоился и даже при посредстве молдовлахийского воеводы Иоанна Константина Бессарабы очень скоро помирился с синайским епископом и сам возвратил ему отнятый было у него архиепископский титул, против которого он недавно так горячо ратовал в своей грамоте к патриарху Адриану. Помирившись с синайским архиепископом, Досифей уже не препятствовал более синаитам именовать свой монастырь в просительных грамотах к царям русским царским монастырем и пользоваться этим как средством получать от русского правительства большую милостыню, нежели какую могли получить синаиты в роли только обыкновенных просителей. Синаиты, со своей стороны, решились извлечь всевозможную материальную пользу из своего фиктивного подчинения Москве.

______________________

* Архив Юго-Западной России. 7, V. С. 144-145.

______________________

В 1693 году прибыл в Москву синайский архимандрит Кирилл с просительною грамотой от архиепископа к государям, в которой он благодарит их за милостыню и особенно за драгоценную раку для мощей великомученицы Екатерины: "Рака сия есть-де восьмое чудо к семи древним". Далее архиепископ выражал радость, что их обитель принята под царскую высокую руку, будучи и прежде стяжанием царей, но поскольку к радости всегда приобщается печаль, то и здесь належит им скорбь, ибо ежегодно платят стражам своим арабам более 5000 рублей; просили милостиво принять посланных как идущих из сподручного царского монастыря и умоляли царей как ктиторов пожаловать их обитель обильно всеми потребами. Еще просит и о следующем: "Не весьма тяжко будет великому их царствию, если бы послать двух-трех бояр поклониться Святым Местам, где ходил Сам Господь и даны были Моисею скрижали Завета, где видел он Неопалимую Купину и доселе обретаются мощи великомученицы. Так некогда и благочестивый прадед царский Иоанн Васильевич присылал на Синай со своим жалованьем гостя Трифона Коробейникова и Федора-стрельца". В заключение просит отпустить мзду и по жалованной грамоте, и чтобы жалованье сие было погодное, потому что всякие два года, как написано в жалованной грамоте, присылать человека по дальности пути не могут, и чтобы жалованье было деньгами, а не соболями, потому что от товаров непрестанно бывают большие убытки.

Царица Наталья Кирилловна

Было такого же содержания послание к царице Наталье Кирилловне, причем на нее возлагалось особое поручение: так как Синайская обитель теперь сделалась царским монастырем и потому должна иметь царские сосуды, которых, однако, у нее нет, то на царицу возлагается забота о снабжении монастыря царскими сосудами, ибо ее суть все иноки, пусть же управляется монастырь, как управляются и собственные ее монастыри во славу и честь ее царствия.

Царица Прасковья Федоровна (Салтыкова).
Худ. И. Никитин

Подобного же содержания была грамота к царицам Прасковье и Авдотье Федоровнам, которых архиепископ называл возлюбленными своими дщерями и посылал им благодать от Господа Иисуса и от святой Неопалимой Купины помощь и освещение. Царицу Прасковью архиепископ просил сделать в монастырь лахань с рукомойником, а царицу Евдокию - архиерейскую шапку с омофором во славу своего имени, как делали и прежние боголюбивые царицы, которые не только сооружали утварь царскую в обители, но и самые монастыри созидали. Была грамота и к царевне Софье Алексеевне, где на нее возлагалась забота о снабжении царского монастыря ризами и сосудами, в чем монастырь возлагал на нее всю свою надежду, ибо ее благодеяния превосходят милостыню цариц Феодоры и Феофании.

Были и еще две грамоты к царевнам Екатерине и Наталье Алексеевнам такого же содержания: первую архиепископ сравнивал с царицей Феодорой и премудрой Екатериной и просил ее, чтоб приняла милосердым разумом царского произволения посланного архимандрита Кирилла. Ей было поручение: каменья и венец на раке без украшенья, а потому он просил ее, чтобы она прислала каменья и жемчуг на украшение, как подобает ради лучшей лепоты, и еще одну золотую лампаду. Наталье Алексеевне делалось поручение: так как монастырь скуден покровом и дискосом с покровом и не имеет украшенного Евангелия, то на нее возлагалась забота обо всем этом, причем архиепископ предупредительно посылал к ней и самое Евангелие (вероятно, по возможности самого большого формата), на которое она должна была сделать драгоценный оклад. Так обстоятельно и точно распределил синайский архиепископ обязанности каждого лица царствующего дома относительно вкладов в обитель: каждому из них поручалось сделать определенный и в то же время очень ценный вклад, что в общем должно было составить весьма почтенную сумму. В самом деле, архиепископ запрашивал немало: от царей 5 000 рублей и, кроме того, снабжения монастыря всеми потребами обильно. От цариц и царевны требовалось: церковные царские сосуды, ризы, лахань с рукомойником, архиерейская шапка, саккос с омофором, драгоценные каменья и жемчуг на украшение раки, золотая лампада, покровы, дискосы с покровом и Евангелие в окладе. Так как жертвователи были только лица царствующего дома, то все эти предметы должны быть особенно роскошны и ценны - не станут же, в самом деле, царицы и царевны жертвовать в знаменитую на всем Востоке обитель вещи заурядные и дешевенькие. На этот раз синаитам было послано: 5 000 рублей золотыми червонными, образ великомученицы Екатерины в серебряном вызолоченном окладе с венцом из драгоценных камней, Евангелие, обложенное красным бархатом с серебряными евангелистами, и двадцать окладных икон*. Значит, просьбы и требования архиепископа были удовлетворены далеко не все и значительно иначе, нежели как он наметил их в своих просительных грамотах. Это посольство синаитов с его просьбами и степень их удовлетворения русским правительством уже довольно ясно обрисовывают тот характер отношений, который устанавливался между покровителями и покровительствуемой обителью, - в следующее посольство синаитов этот характер отношений выяснился уже окончательно.

______________________

* Греческие дела, св. 71, 7201 г. № 33.

______________________

В 1697 году прибыл в Москву архимандрит Гавриил с грамотой к царю от синайского архиепископа, в которой он выражал радость свою по поводу возвращения архимандрита Кирилла: "Мы все, рабы твои, в духовном веселии услышали от пришедшего к нам архимандрита Кирилла расширение и умножение святаго вашего царствия и благодеяния умудренныя вашей души к богопрославленным Святым Местам, помощи и заступления нашему царственноздательному монастырю, которыя явили на деле, послав к нам богатодарную свою милостыню - честную раку девственным мощам святой великомученицы Екатерины: поистине слава и держава и вечное поминовение к державе вашей от поклоняющихся благоговейным местам и всего христианского исполнения. Мы получили от архимандрита Кирилла жалованье царское 5 000 рублей со святым Евангелием, которое, поклонившись, восприяли как толикое сокровище святому монастырю, в котором восприяло великое твое царствие быть надзирателем, ктитором, и оборонителем, и владетелем, как сказано в жалованной грамоте, - да будет обитель в заступлении царствия твоего! Писали мы в иное время, сколько харчей надобно на всякий год к управлению монастыря и на прокормление повсядневно арабов, которые его оберегают; всякий год бывает расхода до 5 000 рублей и больше, как писал державе вашей; обретаемся в пагубе и не имеем никакой надежды, кроме милости царской, нестерпимыя туги и неутешную скорбь терпим от грубителей-арабов и от великих податей. Ныне же скорбь наша увеличилась паче первой, и, озлобляемые, никогда не можем освободиться от брани; послали мы в мир по христианам просить милостыни, но ныне и христиане не имеют себе на потребу, и скорбь сия понудила нас послать нового архимандрита вместо старого Кирилла, врача и келаря Мельхиседека; молим благо-утробное ваше сердце принять его тихим оком и помочь ему, ибо он истинно есть монастыря нашего называемого подручный. Подобает вам, как истинному надзирателю, управлять им (Синайским монастырем), как и здесь царские монастыри во всех нуждах управляются, что да не будет вам в тягость, но в радость. Если вам видится тяжко 5 000 рублей, потешьте нас хотя меньшим - двумя тысячами всякий год и жалованною грамотою, да возможем управиться, доколе благословит Господь Бог приять вам престол Константинопольский со всеми его пределами, да возымеем и мы управление, какое имели во время великого Юстиниана. Много раз просили, чтобы прислал двух или трех бояр поклониться Святым Местам, где восприял пророк Моисей Богом начертанныя скрижали и где лежат святыя мощи великомученицы Екатерины, как и дед ваш благочестивейший государь Иван Васильевич присылал людей своих Трифона Коробейника с Юрием-мастером и Федором-стрельцом с жалованьем. Бьем еще челом державе вашей: благословите прислать единого искусного иконописца, ибо у себя ныне не имеем, который да пришлется к нам с нашими отцами. Пришлите их назад с двумя тысячами рублей, о которых упоминали".

Кроме того, как и в предшествующий раз, синайский архиепископ прислал просительные грамоты к разным лицам царствующего дома. Так, царице Прасковье он писал между прочим: "Милости просим, есть ли произволение твоего царствия будет, едино паникадило серебряное быти над мощами святыя Екатерины в вечное поминовение и в славу твоему царствию". У царевны Екатерины Алексеевны просит покров и икону на раку, у Натальи Алексеевны - серебряное паникадило для монастырской трапезы*.

______________________

* Греческие дела, св. 76, 7206 г. № 13.

______________________

Итак, синаиты на этот раз просят государя, чтобы он ежегодно присылал им если не все пять тысяч рублей, которые им нужны, то, по крайней мере, две тысячи рублей; настаивают, как и в предшествующий раз, чтобы царь, по примеру Грозного, послал к ним двух-трех бояр с чрезвычайной и, конечно, особенно богатой милостыней монастырю и инокам; просят и вообще царя усердно заботиться о всех нуждах и потребах монастыря, и эти заботы должны быть для него не в тягость, а в радость - за все это русскому царю предоставляется синаитами право считать себя надзирателем, ктитором, оборонителем и владетелем Синайского монастыря; о каких-либо действительных правах царя над монастырем, о возможности с его стороны контроля и вмешательства в монастырскую жизнь нет и намека. Так в высшей степени выгодно для себя определили синаиты свои отношения к Москве: своей обязанностью они считали просить, требовать и получать, на царя же они возлагали обязанность давать им крупные суммы денег, ценные разнообразные подарки, радостно удовлетворять все монастырские нужды и потребы. Эти отношения получают еще более характерный оттенок ввиду той бесцеремонности и назойливости, какая проявляется в бесконечных просьбах и вымогательствах синаитов, обращенных к разным лицам царствующего дома. Почувствовав под собою почву, синаиты сейчас же теряют чувство меры и всякую осторожность, спешат как можно скорее воспользоваться своим положением в видах обогащения и наживы, предъявляя к Москве неумеренные требования. Принцип мелочного плохонького торгашества практикуется ими совершенно открыто: они стараются запрашивать гораздо больше, нежели сколько рассчитывают получить, сделав большой запрос, они, как торгаш, сейчас же допускают крупную сбавку со своего запроса - "если вам видится тяжко пять тысяч рублей, потешьте нас хотя меньшим, двумя тысячами всякий год" - и делают таким образом уступку более половины суммы запроса. Ничем не прикрытое желание как можно поболее поживиться на счет русского правительства, выманить у него всеми способами побольше денег и ценных вкладов - вот единственные побуждения, которые руководят теперь синаитами в их сношениях с Москвой. Впрочем, справедливость требует сказать, что русское правительство хорошо понимало, с кем имеет дело, - понимало, что с него неумеренно запрашивают, и потому никогда не считало нужным исполнять все требования синаитов или удовлетворять их в размерах запроса. Так, в данном случае оно послало на Синай только 500 рублей, т.е. десятую часть суммы первоначального запроса в полной уверенности, что братия будет довольна и такою дачею и не только не обидится, но и отслужит благодарственный молебен, что пришлось получить 500, а не 50 рублей.

Икона с изображением монастыря Святой Екатерины (XVIII век)

Указанные отношения между Москвой и Синаем уже по самому своему характеру не могли быть прочны и продолжительны. С одной стороны, номинальное подчинение Синая России, имевшее некоторое значение в глазах Софьи, не могло нравиться ее преемнику, как соединенное с нерасчетливой, бесполезной тратой русских денег. С другой стороны, сами синаиты скоро увидели, что их расчеты путем фиктивного подчинения Синая России добыть себе полную независимость от Иерусалимского патриарха решительно не оправдались - Москва вовсе не хотела присваивать себе главенства над Синаем или поддерживать стремления синаитов к автокефальности, вследствие чего они принуждены были окончательно распроститься с мечтою о независимости и признать над собою власть Иерусалимского патриарха. Не оправдались наделе и мечты синаитов о приобретении во владение какого-либо русского монастыря с землями и крестьянами, о подворье в Москве, о ежегодной получке от русского правительства двух тысяч рублей, о постоянных дорогих подарках монастырю со стороны русских и пр. Все это, а вероятно, и давление со стороны Иерусалимского патриарха, зорко следившего за синаитами, настолько сильно охладило их влечение к России, к их новым ктиторам, сберегателям и владетелям, что они даже и не появлялись в Москве с 1697 года вплоть до 1723 года, ясно показывая тем самым, что ни они в русских, ни тем более русские в них решительно не нуждались, что подчинение Синая России было действительно пустой, бесцельной затеей некоторых лиц. Появившись снова в Москве в 1723 году, синаиты уже не ведут прежних речей о том, что их монастырь царский русский, что русские цари его ктиторы, сберегатели и владетели, а просто ссылаются на данную их монастырю жалованную грамоту и на свою бедность, т.е. становятся в ряд обыкновенных просителей. Архиепископ именно пишет: "Чрез сие рабское наше писание богохранимому вашему величеству всенадежно доносим имеющуюся у нас, смиренных, печаль и крайнюю нужду, а именно: в сей святой Синайской горе священнейшая и почитаемая обитель в древния времена царскою рукою строена была и царскими богатилась вспоможениями, вкладами и прочими разными доходами, а в нынешния времена при державе нечестивых, все таковых доходов вспоможение пресеклось, от чего и потребностей к пропитанию нашему лишаемся, как в самой глубокой пустыне живущие, премногие скорби и налоги повсядневно от здешних зверосердитых арабов, которые многочисленными толпами на нас нападают, претерпеваем; от чего в превеликие впали в долги, и не только от сего страждем, бедные, но еще видя, что одна часть нашего святейшаго монастыря от ветхости погнила и падением грозит, а к возобновлению нужных иждивений не имеем, то недоумеваем и печалимся даже до смерти. Но, однако, вспомнив великия благодеяния и милости, каковыя прежде многократно получали как от державныя вашея десницы, так и от блаженных и приснопамятных ваших прародителей, заблагоразсудили и теперь припасть к благоприветливым утробам вашея Богом венчанныя императорския державы и, ради имени Христа Бога нашего, просить милости вспоможения и благоутробия, для чего определили мы из нашего собрания преподобного архимандрита кир Авимелеха с причетниками, котораго и посылаем к вашему о Христе величеству с жалованною грамотою, донося при сем о бедности и злополучиях наших"*. О том, что монастырь некогда был отдан и принят под особое покровительство России, что русские цари признали себя его ктиторами и обладателями, что он вообще по отношению к русскому правительству находится в исключительном положении, в грамоте архиепископа нет даже и намека. Не сочло нужным упомянуть об этом и русское правительство; оно дало на этот раз синаитам, правда, очень богатую милостыню, сравнительно с милостынею другим восточным монастырям, именно 300 рублей, но это единственно потому, как гласит официальная запись, что синаиты за дальностью и другими препятствиями давно не приезжали в Москву для челобитья о милостыне, хотя жалованная грамота дозволяет им приезжать через два года. В 1733 году синаиты снова прибыли в Россию за милостыней. Синайский архиепископ Никифор писал в просительной грамоте: "Чрез сие наше рабское писание приемлем смелость нижайше донести богохранимому преизяществу вашего величества о бесчисленных наших скорбях и обстоятельствах и несносных нуждах, приключающихся нам ежечасно от пребывающих здесь диких и свирепых арабов, которые не только как иноплеменники и враги вашея веры, но и как от природы имещие злобу и дикость различными образами нас мучат и всякие наветы сплетают на честную сию обитель, причиняя брани и побои, и многократно некоторых из братии немилостиво убивают**; все сие претерпеваем за любовь Божию, дабы в опустение и раззорение святыя и Богом прославленныя места не пришли, в которых Богом начертанными скрижалями спасительный закон преподается и Божия воплощения великое таинство чрез Неопалимую Купину преобразилось, и в самой тонкости ревнителю пророку Господь явился. Также и великомученице премудрыя девы Екатерины святые мощи хранятся и чудодействуют, где и на поклонение приходящие верные душевное спасение получают. Впрочем, не только вышереченныя мучения жизнь нашу с рыданием сокращают, но притом и последняя во всем нужда от оскудения всяких доходов, за тяжкими ежедневными расходами и данями, от которых в глубочайшую пропасть долгов впали, так что потребного к житию нашему лишаемся. Вящшая же печаль и сугубая скорбь наша есть та, что свинцовая кровля соборной и преукрашенной церкви, которая построена блаженныя памяти царем Иустинианом, от толиких многих лет, за обветшанием свинца и деревянного строения, опасною находится к падению, от коего последний вред и пагуба может случиться, а на возобновление оной пет разсмотрению нашему потребно 4 000 рублей. И хотя мы в сем от крайней нашей бедности, нищеты и безсилия в сомнении находимся, однако помянутыя великия благодеяния и милостыни, каковыя в предшедшия времена получали мы от вечно достойныя памяти державнейших царей, предков ваших, разсудили полезным и ныне к сострадательному благоутробию державнейшего и Богом хранимого вашего величества прибегнуть и просить о милостыне вспоможения и милосердия имянем Христа Бога нашего"***.

______________________

* Греческие дела, ев, 102, 1723 г. № 5.
** Наш знаменитый путешественник первой половины XVIII столетия Барский долго не мог проникнуть на Синай именно потому, что в это время произошла крупная ссора между иноками и арабами. По его словам, "араби сотвориша между собою совет, да аще уловят инока, или от монастыря сходяща в Египет, или оттуда в монастырь, кроме всякого пощадения да заколят, се же того ради, яко иноки затвориша монастырь и убегаша в Египет, не хотяще их кормити, или не могуще, обычай бо тамо имут в три лета отверзати монастырь и кормити арабов, и на три лета заключати; тогда же по заключении неколико токмо месяцев кормивше паки затвориша, и снийдоша иноки с архиепископом во Египет, старцев токмо и немощных внутрь оставивше, не могуще их кормити ради множества народа и недостатков монастырских" (Путешествие. С. 257). Несколько иначе смотрит на дело другой современный нам знаменитый путешественник по Востоку преосвященный Порфирий. Сказав, что в Египте, в Джувании, постоянно живет до 30 синайских иноков, преосвященный Порфирий замечает: "Этих братии можно упрекнуть в том, что они весьма редко посещают свои монастырь, а некоторые и не видали его, и охотятся более управлять имениями, нежели пребывать на Синае в безмолвии и служить Господу постом и молитвою. Богатые из них не раз покупают себе у монастыря своего право на это управление. Посему на Синай посылаются только бедные, немощные и провинившиеся иноки, и те полуграмотные" (Первое путешествие в Синайский монастырь. С. 200). Интересно, что отзыв преосвященного Порфирия о синаитах вполне совпадает с отзывом о них Иерусалимского патриарха Досифея: "Синаиты отверзают монастырь свой пять месяцев и заключают его пять лет, и всегда живут в Египте и наслаждаются благами его... ниже кто от них (синаитов) злостраждет, но о едином и токмо пекутся во еже бы собрати имения каковым-либо образом могут". Так же отзывается о синаитах, живущих в Египте, и один из Александрийских патриархов: братия живут здесь "не для пользы граждан-христиан, а только для собрания денег, лишь бы им жить в довольстве, тогда как они обещались трудиться в поте лица" (Малышевский. Мелетий Пигас. Т. I. С. 656).
*** Греческие дела, св. 107, 1733 г. № 4.

______________________

В 1745 году синаиты снова приезжают в Россию с просительной грамотой архиепископа. Первая половина этой грамоты представляет из себя буквальное повторение просительной грамоты 1735 года: "Сим нашим рабским писанием, принявши смелость, доносим богохранимому преизяществу вашего императорского величества" и т.д. В 1735 году они просили помощи на поновление соборной крыши и монастырских зданий, а теперь просят оказать им пособие для построения сгоревшого у них в Константинополе подворья, причем погорела и самая церковь.

Так как в 1735 году были выработаны так называемые "палестинские штаты" - какому монастырю и сколько давать на милостыню, причем на Синай ежегодная милостыня назначена была 70 рублей, то в этот приезд синаитам выдано было по расчету, полагая на год 70 рублей, с 1735 по 1745 год - 700 рублей, да, кроме того, Святейший Синод разрешил архимандриту собирать доброхотную милостыню*. Со времени учреждения "палестинских штатов" особые дачи просителям, сверх положенных штатами, были окончательно отменены, а потому и приезды в Россию просителей потеряли прежнее значение - им стали выдавать только то, что назначено, и иногда, в виде особой милости, дозволялось собирать доброхотную милостыню. Синаиты получали всегда назначенный им ежегодный оклад в 70 рублей, получают его и теперь - по крайней мере в 1846 году, как говорят отчеты обер-прокурора Святейшего Синода за этот год, им выдано было за предшествующие пять лет 350 рублей, т.е. по расчету 70 руб. на год.

______________________

* 1745 г. №3.

______________________

Таким образом, когда синаиты в 1519 году обратились к русским в лице их великого князя Василия Ивановича за помощью некогда цветущей и богатой, а теперь вконец будто бы обнищавшей обители, когда они молили оказать им поддержку, чтобы обитель не запустела и Святые Места остались за православными христианами, - они нашли в русских самую отзывчивую почву. Вот идет уже четвертое столетие, а Русь неустанно благотворит Синаю всякий раз, лишь только Синай обращается к ней за помощью, она дает ему по силе своей и возможности, никогда не отказывая. При этом нужно заметить, что благотворительность Синаю далеко не исчерпывалась одной только правительственной официальной дачей, о которой мы говорили: благотворили синаитам наши богатейшие монастыри, каковы Сергиева Лавра, Саввин монастырь, впоследствии Воскресенский, устроенный Никоном; дарили их власти, к которым они обращались с просьбами о помощи; дарили вельможи и вообще высший, богатый класс; попадала к ним и лепта простого народа, когда они отправлялись по Руси со сбором. Этой русской благотворительностью пользовался не только самый монастырь, но и иноки-просители, приезжавшие за милостыней: со дня прибытия их на нашу границу они получали от правительства поденные кормы, питья, казенные подводы до Москвы; в Москве они все время жили на счет государя на отведенных для них подворьях, получая достаточное поденное содержание, не исключая дачи вином и пивом; в большие праздники, в именины царя и царицы им давались так называемые "почетные кормы", т.е. вдвое или еще более обильные, чем кормы поденные. При представлении государю, которое всегда было обязательно, каждый из иноков получал для себя лично подарки: материи, соболи, деньги; оделялись подарками даже слуги и "племянники" архимандричьи, под видом которых обыкновенно приезжали греческие купцы, которые также пользовались содержанием от государя. Пожив в Москве и собрав тут милостыню, просители опять являлись к государю "на отъезде", опять оделялись материями, соболями и деньгами, как это было и "на приезде". Под них самих и под их "рухлядь" обыкновенно давалось столько подвод, чтоб можно было подняться; давались государевы кормы и питья с городских кабаков на дорогу, обыкновенно по расчету на две недели. Но русская милостыня попадала на Синай и еще одним путем помимо поездок синаитов в Москву; наши древние благочестивые цари имели обычай делать посылки на Восток милостыни "заздравной и заупокойной", которая посылалась и раздавалась на Востоке по большей части нашими послами, отправлявшимися в Константинополь для государевых дел. Синайская обитель, ее архиепископ и иноки в этих случаях никогда не забывались, они всегда получали назначенную им "по росписи" милостыню, которая иногда была довольно значительна; впрочем, такие посылки на Восток милостыни с XVIII столетия окончательно прекратились.

Так, разными путями, в том или другом виде, в течение не одного столетия притекала к синаитам русская милостыня. Синайская обитель не может пожаловаться на равнодушие к себе русских; в совокупности очень и очень крупная сумма перешла от них в руки синайских отцов. Куда шли жертвуемые русскими суммы: на удовлетворение ли действительных нужд монастыря или на что-либо иное, действительно ли Синайская обитель была так бедна, так всем скудна, как об этом постоянно говорили просительные грамоты синаитов, или все это писалось только в видах получения большей милостыни; действительно ли русская благотворительность поддерживала существование и процветание далекой обители или для ее жизни она не имела никакого существенного значения - такими и подобными вопросами русские вовсе не задавались. Русь благотворила, как благотворит большая часть русских, не справляясь о том, идет ли подаваемая просителю лепта на удовлетворение действительной, гнетущей нужды или она сейчас же будет израсходована самым непроизводительным и даже предосудительным образом. Мысль о контроле над употреблением жертвуемых на обители сумм всегда казалась большей части русских как бы греховной, как бы унижающей самую милостыню, которая спасительна уже сама по себе, безотносительно к тому употреблению, какое из нее делается получающим. Поэтому, благотворя Синаю, мы ни разу не поинтересовались узнать, на что в самом деле были употреблены синаитами наши русские деньги, принесли ли мы своей вековой благотворительностью какую-либо действительную пользу обители, - мы только благотворили и благотворили. Картина этой широкой, беззаветной русской благотворительности у одних может вызвать сердечное умиление, дать повод прославлять и гордиться бесконечной русской добротой; другим та же самая картина может дать только один лишний довод в пользу того мнения, что русские искони обладали способностью тратить деньги очень нерасчетливо и неосмысленно.